«Если спрятать лодку в бухте, а холм — в озере, скажут, что они в сохранности, но в полночь силач унесет все на спине, а невежда ничего не будет знать. В каком бы подходящем месте ни спрятать большое или малое, оно все же исчезнет. Вот если спрятать Поднебесную в Поднебесной, ей некуда будет исчезнуть, — таков общий закон для всех вещей».

Китай на протяжении тысячелетий успешно выполнял этот завет своего великого философа Чжуанцзы: страна замыкалась в себе и на себя, оставаясь загадкой для остального мира. Европейцы воспринимали Китай наряду с Индией — и, позднее, Японией — как страну экзотических диковинок; непривычным и непонятным казалось все — от языка и веры до придворного этикета и правил поведения в обществе.

Разумеется, китайская «самоизоляция» существенно отличалась от, к примеру, «великой изоляции» Японии: в конце концов, последняя — цепочка островов, до которой еще нужно доплыть, а Китай с его протяженной сухопутной границей, даже несмотря на строительство Великой Китайской стены, физически не мог отгородиться от иноземного влияния (благодаря которому, в частности, в Поднебесную проник буддизм). Тем не менее, страна многие века оставалась «закрытой» — и именно поэтому сумела сохранить самобытность до наших дней, вопреки глобальным цивилизационным процессам последних столетий. И сегодня, как и несколько веков назад, когда знания европейцев о Китае ограничивались сведениями Марко Поло и сообщениями отцов-иезуитов, первые миссии которых появились в Поднебесной в XVI веке, само слово «Китай» будоражит воображение, олицетворяя собой Восток — загадочный, таинственный и по-прежнему непостижимый.

Согласно конфуцианской традиции, прародителями китайцев были первопредки Фуси и Нюйва, которым наследовал первый земледелец Шэньнун, а ему — основатель китайского государства Хуанди, «первый император». С Хуанди, как утверждает традиционная историография, начинается эпоха Пяти императоров: это сам Хуанди, Чжу-аньсюй, Ку, образцовые правители Яо и Шунь. Шунь передал трон усмирителю потопа Юю, а когда последний умер, люди пожелали видеть правителем его сына. Так в Китае появилась первая правящая династия — Ся, которой открывается эпоха Трех династий (Ся, Шан-Инь и Чжоу).

Этой эпохе наследовали эпоха Разделенных царств; эпоха Борющихся царств; эпоха Цинь, первый правитель которой взял себе титул «хуанди», каковой принято переводить на другие языки как «император»; эпоха Хань; эпоха раздробленности, или «эпоха перемен», удивительным образом совпавшая со временем проникновения в Китай буддизма (I тысячелетие н. э.); эпоха Тан, вернувшая Поднебесной ее «золотой век»; период Пяти династий и Десяти царств; эпоха правления монголов; эпоха Мин, когда были написаны романы, получившие наименование «классических» и составившие золотой фонд китайской литературы; и, наконец, маньчжурская эпоха Цин, в которую Китай фактически «законсервировался» с точки зрения культуры и идеологии, а завет Чжуанцзы о Поднебесной, которую надлежит спрятать в Поднебесной, превратился в основополагающий принцип государственной политики.

По своим размерам Китай близок к целому континенту — он лишь немного меньше Европы и больше Соединенных Штатов. Северная часть страны, расположенная в полузасушливой климатической зоне, характеризуется жарким летом и холодными зимами, которые приносят с собою снег. На зеленом, дождливом юге, в зоне субтропиков, даже в самые холодные зимы снег выпадает крайне редко. Три основные речные системы, протянувшиеся с запада на восток, отмечают на карте эти зоны, добавляя к ним еще и центральную область: на севере — Хуанхэ (которая уже десятки раз меняла свой курс к морю); в центре — Янцзы и на юге — Сицзян. На этой территории расположены холмы и горные хребты, пустыни и плодородные равнины, леса, джунгли, ущелья, бесчисленные реки и озера. Предки больших человекообразных обезьян, предки людей и, как позволяют предположить многочисленные доказательства, их общие предки более двух миллионов лет оставляли в этой земле свои кости. На самом деле, на основании находок, сделанных в южном Китае в 1983 году, некоторые ученые выдвинули предположение, что наши первые предки появились именно тут, а не в Африке около десяти миллионов лет назад.

Что касается истории Китая, то здесь существуют две противоречивые тенденции, которые привлекают к себе внимание. С одной стороны, ни один другой народ не проявлял большего усердия в регистрации исторических событий, чем китайцы, которые приступили к ведению своих летописей в начале первого тысячелетия до н. э. и впоследствии пунктуально обновляли их династия за династией. С другой стороны, попыткам восстановить события более отдаленного прошлого отнюдь не способствовала существовавшая среди местных крестьян многовековая традиция использовать ископаемые остатки — так называемые «кости дракона» — для лечения всех мыслимых заболеваний, поскольку считалось, что драконы приносят здоровье и удачу. Эта практика не сулила особого вреда, чего, как заметил один британский ученый, нельзя сказать о большинстве лекарств, используемых в современной британской фармакологии; однако она привела к поглощению большого количества бесценной информации в желудках легковерных крестьян.

Современные теории говорят о том, что четыре с половиной миллиарда лет назад Земля появилась из хаоса, шестьдесят миллионов лет назад тщедушные, похожие на землероек создания охотились на насекомых среди крон деревьев, а около десяти миллионов лет назад произошло разделение эволюционных ветвей человека и высших человекообразных приматов. При таких масштабах современный человек, который, как принято считать, появился около ста тысяч лет назад, кажется абсолютно новым продуктом эволюции.

До находок 1983 года считалось, что антропоидные предки человека проникли из Африки на Яву, а оттуда в Китай. Они эволюционировали в древнейших истинных людей, Homo erectus {лат. «человек прямоходящий»), которые оставляли следы своего присутствия на юге и севере центрального Китая примерно с 700 000 года до н. э. За этим последовало равномерное эволюционное развитие, результатом которого стало появление представителя древнейших ископаемых людей, известного в современных научных кругах как пекинский синантроп

Размер его мозга, составлявший чуть больше 1000 кубических сантиметров, приближался к 1350 см современного человека, но внешний облик был не слишком привлекательным. Ростом около пяти футов, с низкими, нависшими бровями и скошенным подбородком, несомненно кровожадный и вонючий, он имел лишь три шанса из ста дожить до пятидесяти лет. Он охотился в основном на оленей, но также и на леопардов, медведей, саблезубых тигров, гиен, слонов, носорогов, верблюдов, буйволов, кабанов и лошадей; в его рацион входили орехи и дикие фрукты; и он поедал плоть, мозги и костный мозг и своих сородичей — людей, убитых ударами по черепу. Он готовил пищу, поскольку одним из первых в мире начал добывать и использовать огонь, и собирал ярко окрашенные камешки, возможно для того, чтобы, рассматривая их в свете костра, удовлетворять свое зарождающееся эстетическое чувство. Синантроп оставил после себя большое количество разнообразных каменных орудий.

Прежде чем мы начнем прослеживать судьбу Шан, следует отметить, что в то время в различных частях Китая появлялись другие, возможно, сравнимые по уровню, быстро развивавшиеся общества, и, несомненно, многие другие еще будут открыты в ходе дальнейших археологических раскопок. Хотя между всеми ними существовали сильные различия, в то же время у них было много общего. Однако мы сосредоточим свое внимание на хорошо задокументированной истории Шан, поскольку она представляет собой ту золотую нить, по которой ученые прослеживают ход развития китайской цивилизации.

Будучи оторванными от своих племенных земель на окраинах Ся, шанцы столетие или более переносили столицу с места на место, пока незадолго до 1400 года до н. э. их правитель Паньгэн не выбрал место для основания Великого города Шан. Этот город находился неподалеку от современного Аньяна, немного к северу от реки Хуанхэ, на полпути между ее восточным изгибом и морем, примерно в четырехстах милях к юго-западу от современного Пекина. Место, которое выбрал Паньгэн, с трех сторон было защищено рекой, а с четвертой стороны построили массивную стену с двойными воротами, увенчанными башней.

Акры плодородной лессовой почвы за пределами города орошались и интенсивно обрабатывались для получения урожая зерновых культур. Местные крестьяне вспахивали землю вручную, используя раздвоенные лопаты. Коровы, овцы и козы паслись на пастбищах; откармливаемые зерном собаки дополняли рацион шанцев, а волов и буйволов они содержали в качестве вьючных и упряжных животных.

Внутри городских стен росли дома для быстро увеличивающегося населения. Эти прямоугольные жилища сооружались на приподнятых платформах из утрамбованной земли, настолько твердых, что их не смогли размыть дожди трех тысячелетий; по краям платформ располагались парные столбы, на которые опирались легкие стропила, поддерживающие остроконечные крыши из обмазанных глиной циновок. Столбы были украшены резьбой, а комнаты разделяли ширмы. (Принцип остроконечной двускатной крыши на столбах и приподнятой над землей прямоугольной террасы многие века позднее используют и греки.) Для менее привилегированных горожан, а также для хранения продовольственных запасов сооружались похожие на улья строения из предыдущих эпох, погруженные в землю на глубину до семи футов. Самые крупные строения окружались стенами, которые образовывали внутренние дворики, как, например, стена вокруг комплекса зданий царского дворца, раскинувшихся на площади более шестнадцати акров: внутри богатые интерьеры, украшенные настенными росписями из красных, белых и черных узоров, тонкой резьбой, а также инкрустациями из перламутра и кабаньих клыков.

Возле дворца располагался квартал ремесленников, где местные мастера вылепляли, вырезали, выковывали, вытачивали и ткали бесчисленные артефакты. В многолюдных аллеях резчики по камню изготавливали мраморные браслеты, нефритовые кольца, статуэтки людей и животных, а также предметы повседневного обихода, такие как ножи и блюда, сохранявшие в себе отголоски каменного века. Резчики по кости, в том числе и черепашьему панцирю, выделывали самые разные предметы, от искусно вырезанных черпаков до булавок со скульптурными головками, часто отполированных до зеркального блеска. Среди кузнецов были мастера, изготавливавшие тонкие ювелирные изделия; резчики по раковинам выделывали украшения из перламутра, гребешки и заколки; были также мастера по нефриту и коже. Текстильщики и меховщики выкраивали и шили одежду с рукавами и пуговицами. Они стали родоначальниками шелковой индустрии, так описанной древним поэтом:

К концу II тысячелетия до н. э. эпохальный бронзовый век заложил основы для развития человеческой цивилизации. Он возвел свои монументы — города Междуречья, Нила, Инда и Хуанхэ. Он способствовал появлению минойского, финикийского, вавилонского и хеттского государств и вывел Моисея из Египта; поднял ассирийское войско; подготовил эгейские берега к расцвету классической греческой культуры и в целом познакомил индоевропейские племена, загадочным образом вторгнувшиеся на Ближний Восток и в Европу, с возможностями приближающегося железного века.

После падения династии Шан наступил период Чжоу, продолжавшийся восемьсот лет, но только триста из них чжоуские цари обладали реальной властью. Эта первая фаза, получившая название Ранней или Западной Чжоу, и будет сейчас рассмотрена.

Когда силы Чжоу двинулись в восточном направлении, они, помимо возделываемых земель, оккупировали также целинные и охотничьи угодья. Поначалу земля считалась собственностью племени, но затем была разделена на частные владения нового класса аристократов, приходившихся родственниками царю, лидеров союзников и местных вождей, включая тех шанцев, которые успели сдаться достаточно быстро. Новое царство превзошло старое по размеру, достаточно быстро поглотив почти весь северо-восток Китая, от реки Янцзы до пустынь. Поскольку дороги были плохими и немногочисленными, путешествия по ним опасными, а в отдаленной столице Чжоу отсутствовал административный аппарат, способный управлять такой обширной территорией, возникла потребность в совершенствовании феодальной системы, созданной Шан, и в результате она стала напоминать ту систему, которая превалировала в средневековой Европе. Недавно занятые и завоеванные земли были пожалованы во владение удельным князьям, которые поклялись в верности верховному властителю-вану и обещали нести службу. Они также собирали налоги со своих территорий, часть которых поступала в царскую казну.

Чжоуский ван назначал вассалов, а также избранных чиновников, на высокие должности в ходе пышных церемоний. Сначала он усаживался лицом к югу в центральном зале храма предков, после чего человек, назначаемый на должность, по сигналу Великого мастера церемоний вставал перед владыкой. Ван заявлял о своем намерении назначить кандидата на должность, объяснял, чего именно ожидает от назначенного, и объявлял, какие дары будут ему вручены. После этого он отдавал распоряжение Великому историографу составить документ, содержащий приказ о назначении. Человек, получивший назначение, восхвалял и благодарил царя, совершал двойной поклон — то есть дважды касался лбом земли — и Удалялся. Ценность полученных даров зависела от ранга, варьируясь от просяного вина до бронзовых сосудов, рабов, лошадей, колесниц, оружия, изделий из нефрита, домашнего скота, красных туфель, одежды и раковин. Самые важные персоны часто получали бронзовые сосуды с надписями, увековечивающими событие, и те из сосудов, что сохранились, стали ценными источниками информации для историков.

Для правящего дома это была глубокая осень, если не зима. Светский авторитет власти почти полностью исчез, единственные реальные функции, которые она исполняла, носили религиозный характер, поскольку, чтобы заручиться поддержкой богов для всей нации, никто, кроме Сына Неба, не мог совершать необходимые жертвоприношения и церемонии — например, такие как символический акт вспашки с сопровождающими его ритуалами в начале года, гарантирующий защиту от неурожая. Пока царь выполнял роль верховного понтифика, удельные князья боролись между собой за политическое и экономическое влияние. Делая это, они не останавливались перед инцестом, похищением женщин, коррупцией и прочими разновидностями безнравственных поступков. Они интриговали, плели коварные заговоры, подкупали, предавали и вели войны, чтобы подчинить себе более слабых соседей и расширить свои земли на север, запад и юг через Янцзы, в процессе создания почти независимых государств внутри государства.

Технически в существовании объединенного государства не было особого смысла, поскольку царь обладал мандатом Неба на управление всей землей. Царство Чжоу защищала его цивилизация: люди, не принявшие ее полностью, были варварами. Даже некогда маленький удел Шэнь — чей правитель сверг глупого Ю-вана, а впоследствии отвоевал восточные земли у варваров — по-прежнему считался полуварварским. В период «Весны и Осени» единственными цивилизованными субъектами — княжествами или так называемыми царствами — считались те из них, которые располагались в бассейне реки Хуанхэ, где культуры и династии прошлого глубоко укоренились в плодородных лессовых почвах. Все вместе они назывались Чжунго, Срединное царство. (Позднее сам Китай начал использовать это название, что неудивительно для страны, считающей себя центром мироздания — Поднебесной — и единственным хранилищем цивилизации; китайцы называют так свою страну до сегодняшнего дня.)

В Срединное царство входило одиннадцать княжеств и еще примерно четырнадцать находилось за его пределами; но из этих двадцати пяти почти половина попала в зависимость от своих более могущественных соседей, охваченных бесконечными пароксизмами амбиций. Борьба амбиций часто прерывалась потребностью в объединении перед лицом угрозы со стороны варваров. В отсутствии авторитарного царя кто-то достаточно сильный должен был возглавлять союзы княжеств. Поэтому начиная с 685 года до н. э. в хрониках упоминается череда «диктаторов», которые, чтобы сохранить видимость подчиненности царю, назывались «гегемонами». Каждый из них был самым могущественным феодальным правителем своего времени, который не только руководил военными кампаниями, но также исполнял роль верховного арбитра в спорах между другими князьями, формировал союзы для сдерживания чрезмерной агрессии, получал налоги, ранее платившиеся в царскую казну, и обладал почти такой же абсолютной властью, какой прежде располагал чжоуский ван. Благодаря таким мерам большую часть периода «Весны и Осени» удавалось сохранять некоторое подобие государственного единства.

Несмотря на падение морали и отсутствие стабильности, это был период значительного прогресса. Прежде всего, в Китае наступил железный век — через шесть или более столетий после начала использования сыродутного процесса для получения железа из руды хеттскими племенами; очень скоро китайцы значительно обогнали Запад в технологии производства железа. На Ближнем и Среднем Востоке металлургов было немного, и они ревниво оберегали свой секрет — использование древесного угля для науглероживания расплавленной железной руды; это может объяснить запоздалое проникновение металлургии на север. Самое удивительное то, что китайцам, к тому времени уже успевшим довести до совершенства свои мощные гончарные мехи, — которые позволяли поддерживать температуру, необходимую для производства литого железа, заметно отличавшегося от западного сыродутного железа, — и быстро перешедшим к производству стали, удавалось более двух тысячелетий сохранять свои знания при себе, вплоть до того момента, когда тигельная плавка была заново изобретена в Англии в XVIII веке. Дело не только в том, что на Западе производили исключительно сыродутное железо, но так же и в том, что за один раз его можно было получить не более тридцати фунтов против китайского литого железа в отливках по полтонны. Сыродутное железо превращалось в листы лишь путем долгой и тщательной ковки, в то время как китайский металл можно было отливать: доступный и дешевый, он использовался для изготовления кухонной посуды, оружия, сельскохозяйственного инвентаря, упряжи для лошадей и скота. Его также превращали в плужные лемехи, поскольку к этому времени уже появился плуг.

Распространение технологии производства железа среди княжеств способствовало укреплению независимости их экономик. Самым богатым было княжество Ци, которое, кроме получения дохода от продажи железной руды, снабжало весь восток страны солью, что добывалась выпариванием морской воды, и этот промысел по приказу князя стал государственной монополией. Разница в благосостоянии княжеств дополнялась многими другими различиями, с которыми мог столкнуться путешественник: местные диалекты, системы мер и весов и даже ширина дорог. Но, вероятно, больше всего такого путника поразило бы единство цивилизации, поскольку та всегда имела связи со своим прошлым и, как дерево, на протяжении своей жизни нигде не прерывалась и не увядала, а лишь пускала то там, то здесь новые ветви, еще больше ее укреплявшие.