«…И что это там за толпа впереди? Уж не адские ли создания, встречи с которыми я всю жизнь боялся? Выследили, значит? Ну, сейчас начнется…
А они уже бежали ко мне и оказавшийся первым, как я понимаю, самый расторопный и наглый, кричал:
— Мистер Эдгар По, мистер бессмертный затворник! Надеюсь, вы не откажетесь сообщить нашим читателям цель вашего полета?! Они сгорают от желания ее знать!»
Рассказ публикуется в авторской редакции.
1
Провидению было угодно, что постепенно моя известность переплавилась в деньги и теперь тягловой силой у меня работает всамделишная, причем весьма неглупая сиделка. Я передвигаюсь с ее помощью в кресле на колесиках. Оно, как мне представляется, является упрощенной моделью похоронных дрог, от свидания с которыми мне удается ускользать почти две сотни лет. На это, несомненно, есть веская причина, но о ней — несколько позже.
Со стороны я теперь несколько смахиваю на египетскую мумию. Меня это печалит, но уверяю, и в моем возрасте есть некоторые радости.
Кстати, везут меня в данный момент по коридору космопорта, мимо первопроходцев в фиолетовых одеждах, сильно смахивающих на средневековые монашеские плащи. Возможно, там, на других планетах, они им помогают выживать. Держаться первопроходцы предпочитают кучками. Стоят, разговаривают, курят сигареты, из которых идет красноватый дым. А вот монахи и торговцы, как правило, ходят поодиночке, и это вполне объяснимо. На Марсе или Венере, по дороге от одного купола к другому, в случае неприятностей, приходится рассчитывать лишь на себя. Это не способствует развитию клановости. Еще нам время от времени попадаются военные, но очень редко. В данный момент никаких стычек с аборигенами — инопланетянами не бывает. Так, по крайней мере, утверждает пресса.
Да, о сиделке… Как раз сейчас она, продолжая толкать мое кресло, спросила:
— Страх смерти… Скажи, старец, одолеваемый мерзкими мыслями, может именно он оказал влияние на продолжительность твоей жизни?
2
Тишина, покой и чистота. Меня только что помыли, и это стоило немалых трудов. Я же развлекал Мэри разговорами, что сиделку вполне устраивало. По крайней мере пытаться выведать мою роковую тайну она не прекращала. Знали бы распускающие обо мне слухи, насколько реальность фантастичнее бредней, порождаемых их чахлым воображением…
Меня беспокоит мысль, что времени осталось мало и, значит, Мэри следует хоть немного просветить. Возможно, она окажется следующей, отправившейся по моему пути. Причем, уверен, если ее сейчас спросить, то моя прекрасная собеседница не задумываясь ответит, что готова ради этого на любой подвиг. Она совершенно не представляет, каково жить в немощном, уродливом теле дополнительных сто лет. Стало быть, следует ее предупредить хотя бы во имя гуманности. И не только о неудобствах слишком долгой жизни. К примеру, мне еще неизвестно, чем все закончится. Я даже не знаю, какие слова скажу в тот, самый главный момент, что пожелаю. Не спорю, у меня было время подумать, найти лучший вариант. Чем я и занимался лет до ста. А потом — перестал, сообразив, насколько это несерьезно.
Судя по всему, когда представится возможность сказать слова, вполне вероятно касающиеся судеб мира, они должны прийти сами, родиться изнутри. Кто бы мог определить, что у меня в подсознании, какая там скрывается бездна, что я могу пожелать нашему миру, если этого не знаю сам? Несмотря на все старания, познать себя до конца мне не хватило даже невероятно долгой жизни. Впрочем, скоро, очень скоро…
Я все-таки ухмыльнулся.
А вообще, мои размышления о том, ставить ли мою сиделку в известность об истинном положении вещей, не имеют смысла. Мэри наверняка первой сунет нос в хранилище информации и прочтет все, относящееся к сегодняшнему дню. Значит, от меня лишь требуется печатать до самой последней возможности, честно описывать происходящее.
