Отлично известно, что любой, подвергающийся воздействию Голливуда более шести недель, становится ни с того, ни с сего неизлечимым психом.

Мистер Эллери Квин нащупал в раскрытом чемодане бутылку шотландского виски.

— За Голливуд, город сумасбродов! Пей до дна! — Он проглотил все, что оставалось в бутылке, и отшвырнул ее в сторону, продолжая укладываться. — Прощай, Калифорния! Я уезжаю — неоплаканный, непризнанный и невоспетый! Ну и черт с тобой!

Алан Кларк улыбнулся той загадочной улыбкой Моны Лизы

[1]

, по которой безошибочно узнаешь члена братства голливудских посреднических агентов, будь он толстым или худым, высоким или низеньким, юным и свежим или изрядно потрепанным жизнью. Улыбкой мудреца, святого, циника, все знающего и все понимающего.

— Вы, новички, поначалу все ведете себя одинаково. Те, кто выдерживают, избавляются от комплексов и приживаются. Те, кто не выдерживают, поджимают хвост и, скуля, возвращаются на Восток.

Первый секретарь, посовещавшись со второй секретаршей, и пока та бегала за сырыми яйцами, аспирином и томатным соком, затащил творческий дуэт в старую зигмундовскую, еще добутчерскую, туалетную комнату, уговорил их раздеться, вежливо втолкнул их под душ, открыл холодную воду и почтительно удалился под вопли и стенания, чтобы позвонить тренеру в студийный гимнастический зал.

Час спустя они появились из душевой, наполненные до краев томатным соком с благочестием новоиспеченных адептов трезвого образа жизни, похожие на пару утопленников, выброшенных приливом на берег. Эллери плюхнулся на ближайший стул и схватился руками за голову, словно боялся, что она улетит прочь.

— Что произошло? — простонал он.

— По-моему, дом рухнул нам на голову, — сказал продюсер. — Хауард, отыщите Лу Бэскома. Скорее всего вы найдете его на двенадцатой площадке; он там играет в кости с персоналом. О, моя голова! — простонал он, когда первый секретарь удалился выполнять поручение.

— Алан Кларк меня убьет, — встревоженно заявил Эллери. — Ты, злодей, заставил меня что-нибудь подписать?

После двухдневных попыток пришпилить кого-нибудь к стулу посреди четырех стен Эллери чувствовал себя как человек, пытавшийся голыми руками поймать в аквариуме золотую рыбку.

Чудо-мальчик был занят целыми днями, проводя бесконечные совещания и конференции за закрытыми дверьми, заканчивая последние приготовления к своей широко разрекламированной ленте «Выращивание кормовых трав». Земля, казалось, поглотила Лу Бэскома. И любая попытка Эллери встретить мужских представителей семейства Ройлов или женских — семейства Стьюарт заканчивалось в первом случае насморочным английским голосом, принадлежащим мажордому по имени Лаудербек, а во втором почти неразборчивым французским акцентом из уст дамы по имени Клотильда, причем никто из них, как будто не замечал, что время не стоит на месте, а всячески торопит развитие событий.

Однажды ему чуть было не повезло. Эллери прогуливался по территории «Магны» с Аланом Кларком, тщетно пытавшимся восстановить спокойствие и присутствие духа, когда свернув за угол улицы «А» заметил высокую девушку в черных сатиновых брюках и немыслимой мужской шляпе с обвислыми полями, стоявшую возле главных ворот у будки чистильщика сапог рядом с Родериком, чернокожим владельцем этого предприятия, наводящим обычно глянец на башмаки статистов. Девушка доставала из сумочки мелочь.

— А вот и Бонни, — сказал агент. — Вон та блондинка. Ничего себе штучка, верно? Прямо сногсшибательная! Бонни! — окликнул он. — Хочу познакомить тебя с…

Звезда впопыхах уронила пригоршню монет, потерла на счастье горбатую спину Родерика и вскочила в красный двухместный «Форд».

Семь дней, последовавшие за этим тихим вечером в клубе Алессандро, пролетели мимо ушей мистера Эллери Квина с ужасающим подобием пулеметной очереди; казалось, будто он на ничейной земле попал под перекрестный обстрел двух враждующих армий. К концу недели он не только накопил дымящуюся груду потрясающих фактов, но и изрядно подорвал свою нервную систему.

Эллери сидел в студии, по уши погруженный в океан газетных вырезок о Ройлах и Стьюартах, пытаясь систематизировать свои заметки, когда Жак Бутчер через рассыльного пригласил его в свой кабинет.

Чудо-мальчик выглядел усталым, но торжествующим.

— Мirabile dictu!

[29]

, — заявил он. — Мы на макушке успеха.

— Мир — чудесная штука, — Лу расплылся в улыбке. — Это бесспорно!

Субботняя газетная колонка последних известий Полы Пэрис распространила животрепещущую новость на весь жаждущий сенсаций мир, и после полудня того же дня кинокомпании «Маша» пришлось удвоить охрану у главных ворот студии. Сторожевые овчарки хриплым лаем отгоняли любопытных от усадьбы Джека Ройла; Блайт заперлась в своем доме в Глендейле, построенном в стиле мечети, чьи двери непреклонно защищала верная молчаливая Клотильда, а Тай и Бонни, играя свою странную роль, согласились дать ошеломленным репортерам совместное интервью, в котором говорили друг другу комплименты и обменивались милыми улыбками перед объективами кино- и фотокамер.

— Все готово, — заявил Сэм Викс измотанному Эллери к концу чрезвычайно хлопотливого дня, устало вытирая вспотевшее лицо. — А завтра… О, приятель, погодите, и вы увидите, что будет завтра!

— Бонни не капризничает? — спросил Эллери.

— Пыталась, но я ее уговорил. Я боялся, что они придушат друг друга в воздухе, когда Тай возвращался с ней после посещения острова Рид.

— Удивительно, до чего послушно и согласно ведут себя Джек и Блайт, — сиял Чудо-мальчик. — А с Таем за штурвалом самолета, уносящего их к заоблачным высотам счастья — ну, разве это не сюжет, Сэм?

Небо было так близко, потому что оно рухнуло вниз с высоты триллиона миль. Вниз, сквозь булавочные отверстия бесчисленных звезд. Вниз, на поросшее густым колючим плато. Вниз, прямо на голову Бонни.

Она закрыла глаза ладонями:

— Этого не может быть… Я просто не верю в это… Не верю…

— Бонни, — жалобно проговорил Жак Бутчер.

— Но этого не может быть! Только не с Блайт! Только не с мамой!

Инспектор Глюке буркнул что-то неразборчивое и подошел к камину, сбросив пальто и энергично потирая большие красные руки. Следом вошел человек в форме летчика, и доктор Джуниус поспешно захлопнул за ними наружную дверь от поднявшегося резкого ветра. Авиатор спокойно уселся в уголке. Он не произнес ни слова, и инспектор Глюке не счел необходимым знакомить его со всеми.

— Давайте сразу разберемся, — сказал Глюке, сдвинув густые черные брови. — Полагаю, вы — мисс Стьюарт, а вы — мистер Ройл? А вы, должно быть, Бутчер.

Тай поднялся на ноги.

— Ну и что? — нетерпеливо спросил он. — Вы поймали его?

— Кто он? — воскликнула Бонни.

— Куда? — спросил пилот.

— Городской аэропорт в Лос-Анджелесе.

Самолет был небольшой, и они набились в нем довольно тесно, молча выжидая, пока пилот набирает высоту и ложится на обратный курс на северо-запад. Вскоре они очутились высоко над темным плато, строго придерживаясь водораздела между горами Сан-Бернардино и Сан-Хасинто.

— Что с моим самолетом? — спросил Тай, прижимая лицо к забрызганному дождем окошку кабины и пытаясь разглядеть что-нибудь внизу.

— Наверное, уже в Лос-Анджелесе, — ответил инспектор. — Конечно, мы не могли оставить их… здесь, — помешкав, добавил он.

В среду двадцатого единственными абсолютно спокойными фигурами в городе Лос-Анджелесе и его окрестностях оставались лишь Джон Ройл и Блайт Стьюарт: они были мертвы.

Это были сумасшедшие три дня. Репортеры, кинооператоры, журналисты всех направлений, пожилые дамы из критических и художественных журналов, полиция штата и люди инспектора Глюке из Отдела по расследованию убийства, режиссеры, продюсеры, директора киностудий, ищущие вдохновения, бальзамировщики, священники, должники, продавцы погребальных принадлежностей, юристы, дикторы радио, торговцы недвижимостью, тысячи потрясенных поклонников у гроба своих мертвых кумиров, — все это кипело, бурлило, толкалось и заполняло время бодрствования Тая и Бонни — времени для отдыха совсем не было — превращая его в оживший ночной кошмар.

— С таким же успехом я мог бы принимать участие в подготовке веселой пирушки, — выходил из себя Тай, растрепанный, небритый, с красными от усталости глазами. — Ради Бога, кто-нибудь, неужели я не могу проводить отца в последний путь по-человечески?

— Он принадлежал публике при жизни, — спокойно объяснял Эллери. — Вы не можете ожидать, чтобы публика отказалась от своих прав на него и после смерти.

— После такой смерти!

То ли причиной этому была статья в газете, то ли постоянно подавляемое желание снова увидеть Полу Пэрис возобладало наконец над сдержанностью, но в четверг мистер Эллери Квин после трехдневной напряженной внутренней борьбы сел в свой двухместный автомобиль и отправился к белому зданию на холме.

И здесь, в одной из приемных, поглощенный в интенсивное изучение воскресной вечерней колонки Полы Пэрис «Увидеть звезды», опубликованной в понедельник в утренней газете, сидел инспектор Глюке. Увидев Эллери, он поспешил затолкать газету в карман.

— Вы тоже один из общественных информаторов мисс Пэрис? — полюбопытствовал Эллери, стараясь скрыть от глаз инспектора свою собственную копию той же газеты.

— Хеллоу, Квин! — проворчал инспектор, насупившись. —

Послушайте, зачем нам ходить вокруг да около? Я вижу, вы уже заметили статейку. Чертовски странно, сказал бы я!