Глубоководный траулер «Лавиния Ди» вызывал ассоциации с плывущим бульдогом. Возвращаясь после долгого плавания в Атлантике, траулер с важным видом миновал Сэнди-Хук, огрызнулся на Форт-Хэнкок и направился в Лоуэр-Бей, пятная клочками пены синюю воду залива. В трюме лежал скудный улов, палубу покрывал мусор, а экипаж проклинал капитана, море, рыбу, пасмурное небо и унылый берег Стейтен-Айленда по левому борту. Бутылка переходила из рук в руки. Люди ежились под непромокаемыми плащами.

Безумные Хэттеры…

[6]

Много лет назад, в период, изобилующий новостями о семействе Хэттер, один не лишенный воображения репортер окрестил их так, вдохновившись «Алисой в Стране чудес». Возможно, это была неудачная гипербола. Они не были и наполовину так безумны, как бессмертный Шляпник, и даже на миллиардную долю так очаровательны. Соседи по Вашингтон-сквер шепотом именовали их «скверной публикой». И хотя Хэттеры были одной из старейших семей на этой площади, они всегда оставались на дюйм в стороне от респектабельности Гринвич-Виллидж.

[7]

Тем не менее фамилия укоренилась там, и кто-либо из Хэттеров постоянно фигурировал в новостях. Если это был не блондин Конрад, пытающийся разнести вдребезги бар во время очередной попойки, то Барбара, возглавляющая новый поэтический котильон или устраивающая пышный прием для литературных критиков, либо Джилл, младшая из троих детей Йорка и Эмили, — красивая, извращенная, чующая алчными ноздрями любую сенсацию. Ходили туманные слухи об ее экскурсии в страну опиума, пьяных уик-эндах в Адирондакских горах, а каждые два месяца с удручающей монотонностью появлялись сообщения о помолвке Джилл с сыном супербогатых родителей.

Однако, несмотря на всю их дикость, эксцентричность и непредсказуемость, никто из них не смог превзойти «достижений» их матери. Проведя девические годы более бурно, чем даже ее младшая дочь Джилл, Эмили, повзрослев, стала властной и несокрушимой, как Борджа.

[8]

Для нее не существовало чересчур «высшего» общества, куда бы она не могла проникнуть, а для ее азартного и проницательного ума — слишком изощренных и рискованных биржевых манипуляций. Несколько раз возникали сплетни, будто Эмили здорово обожгла пальцы в кострах Уолл-стрит, что ее огромное личное состояние, унаследованное от длинной вереницы богатых и бережливых голландских бюргеров, истаивает, как масло, в пламени многочисленных спекуляций. Никто, даже поверенные Эмили, не знали точных размеров этого состояния, но с началом эры таблоидов, ворвавшейся в послевоенный Нью-Йорк, ее именовали то «богатейшей женщиной Америки» (что не соответствовало действительности), то находящейся на грани нищеты (что также было чистым вымыслом).

Вначале, думал инспектор Тамм, Бог создал небо и землю, отлично при этом поработав, особенно когда дошел до реки Гудзон в округе Уэстчестер, в нескольких милях от Нью-Йорка.

Славный инспектор едва ли пребывал в религиозном или эстетическом настроении, поскольку нес на своих широких плечах тяжкое бремя официальной ответственности, но, даже будучи поглощенным сугубо земными делами, он не мог оставаться равнодушным к красотам пейзажа.

Автомобиль, казалось, взбирался по узкой извилистой дороге к небу. Впереди маячили сказочные видения зубчатых стен, крепостных валов и шпилей, обрамленных зеленой листвой и увенчанных бело-голубыми облаками. Далеко внизу мерцала голубая лента Гудзона, усеянная белыми точками суденышек. Инспектор жадно набирал в легкие воздух, напоенный ароматами хвои и цветов, яркое солнце Согревало его, а прохладный апрельский ветерок ерошил седые волосы. Несмотря на все преступления, такой вид заставляет человека радоваться жизни, думал Тамм. Это был его шестой визит в «Гамлет» — невероятную резиденцию мистера Друри Лейна, которая с каждым разом нравилась ему все больше и больше.

Поначалу дело Хэттеров развивалось медленно. Преступления и события не следовали одно за другим, стуча роковым молотком. Но в самой этой медлительности ощущалось нечто неумолимое, как ход колесницы Джаггернаута.

[24]

Столь неторопливая эволюция казалась многозначительной, хотя тогда еще никто, включая мистера Друри Лейна, не приближался к истине. Исчезновение Йорка Хэттера в декабре, обнаружение его мертвого тела в феврале, попытка отравить слепую и глухонемую женщину в апреле, а потом, менее чем через два месяца, солнечным июньским воскресеньем…

Лейн, пребывающий в своем убежище над Гудзоном, забыл о деле Хэттеров и визите инспектора Тамма. Газеты постепенно утрачивали интерес к попытке отравления, покуда воспоминания об инциденте окончательно не исчезли с их страниц. Несмотря на добросовестные усилия инспектора, не было открыто абсолютно ничего указывающего на какую-либо конкретную персону, как на отравителя. Возбуждение спадало, и полиция расслабилась. Но вот наступило 5 июня.

Далее последовало нечто вроде интермедии. Люди сновали по дому, кто-то докладывал инспектору Тамму, что ни на шприце, ни на мандолине не обнаружено никаких отпечатков пальцев, а доктор Шиллинг наблюдал, как выносят тело.

Среди этой суеты мистер Друри Лейн стоял спокойно и с задумчивым видом, большей частью глядя на безмятежное лицо Луизы Кэмпион, словно в поисках разгадки тайны. Он едва слышал замечание окружного прокурора Бруно, что, поскольку никаких отпечатков нигде не нашли, убийца, должно быть, действовал в перчатках.

Наконец было восстановлено подобие порядка — доктор Шиллинг удалился вместе с телом, а инспектор закрыл дверь комнаты мисс Смит.

— Вы действительно думаете… — с сомнением начал окружной прокурор, когда инспектор отправил двигающегося как во сне Конрада Хэттера под охраной в его комнату.

— Я намерен прекратить думать, — огрызнулся Тамм, — и начать действовать. Эти туфли выглядят чертовски убедительно.

— Пожалуйста, инспектор. — Друри Лейн шагнул вперед и взял у Тамма грязные белые парусиновые туфли. Они были старыми, поношенными и со стоптанными каблуками. В подошве левой туфли была маленькая дырка. — Эта туфля соответствует отпечатку левой ноги на ковре?

Во время приготовления ленча для инспектора Гамма, окружного прокурора Бруно и мистера Друри Лейна миссис Арбакл все еще была агрессивно настроена. Трапеза протекала в столовой и большей частью в угрюмом молчании. Мрачный колорит усиливали то панье тяжелых башмаков миссис Арбакл, время от времени входящей в столовую, и стук тарелок, которые ставила на стол костлявая служанка Вирджиния. Один раз миссис Арбакл, ни к кому конкретно не обращаясь, пожаловалась на беспорядок в кухне, где питались многочисленные джентльмены из полиции. Но даже инспектор Тамм не прореагировал на ее сварливый тон — он был слишком поглощен разжевыванием жесткой отбивной и печальными мыслями.

— Хорошо, — заговорил Бруно после пятиминутной паузы. — Итак, убийца — женщина, поскольку в этом убеждают показания Луизы по поводу щеки. Убийство старой леди было непреднамеренным. Преступница в панике ударила ее по голове, когда та проснулась во время отравления груши. Но кто эта преступница? Я не вижу ни малейшего проблеска в этом направлении.

— И что означает история с ванилью? — проворчал Тамм, с отвращением бросив нож и вилку.

Мистер Друри Лейн стоял посреди разгромленной лаборатории, окидывая ее острым взглядом. Инспектор Тамм успел смыть сажу и грязь с лица и почистить костюм, но его глаза были сонными и налитыми кровью, а настроение — хуже некуда. Детектива Мошера сменил Пинкуссон, сидящий на уцелевшем стуле и дружески беседующий с пожарным.

Полки удержались на стенах, но были закопченными и мокрыми. За исключением чудом не разбившихся бутылок на нижних полках, секции пустовали, а их содержимое валялось на полу в виде тысяч осколков стекла. От остатков химикалий благоразумно избавились.

— Химическая бригада удалила все опасные вещества, — сказал Тамм. — Ее шеф вовсю ругал начальника отряда пожарных. Хорошо, что пожар быстро потушили. Хотя Хэттер укрепил стены лаборатории, весь дом мог взлететь на воздух. Нас застигли врасплох, как любителей. Куоси сказал по телефону, что вы знаете, каким образом поджигатель проник в лабораторию. Признаюсь, для меня это тайна за семью замками.

Если бы инспектор Тамм был психологом или не был столь озабочен, Безумные Хэттеры в тот день могли бы явиться любопытным объектом для изучения. Так как им было запрещено покидать дом, они слонялись по нему, как потерянные, подбирая и кладя на место вещи, и по возможности избегая друг друга. Джилл и Конрад весь день цапались по малейшему поводу. Марта держала детей при себе, ругая и шлепая их, вздрагивая при виде Конрада и бросая на его бледное напряженное лицо такие свирепые взгляды, что даже мальчики замечали это и задавали вопросы.

Инспектор становился все более раздражительным при мысли о полной бесперспективности всех имеющихся зацепок. Ему не давало покоя чувство, что в голове у Друри Лейна имеются какие-то конкретные идеи. Однако актер казался нерешительным и встревоженным. Инспектор не мог этого понять. Дважды во второй половине дня он порывался звонить в «Гамлет» и каждый раз в последний момент убирал руку с телефона, сознавая, что ему не о чем спрашивать и нечего сказать.

Постепенно его воображением завладел дымоход, и он забыл о Лейне. Инспектор поднялся в лабораторию и лично измерил кирпичную перегородку, убедившись, что взрослый мужчина мог перелезть через нее без усилий… Даже его могучие плечи легко пролезали в дымоход. Он выполз назад в лабораторию и велел Пинкуссону собрать все семейство.

Во вторник, 7 июня, у нью-йоркских газетчиков был насыщенный день по случаю двух важных событий — похорон убитой Эмили Хэттер и оглашения завещания.

Тело миссис Хэттер отправили из морга в похоронное бюро и набальзамировали перед проводами к месту окончательного успокоения. Все это происходило с вечера понедельника до утра вторника, и к половине одиннадцатого процессия отправилась на лонг-айлендское кладбище. Хэттеры, как и следовало ожидать, выглядели не слишком впечатленными торжественностью процедуры — их нетрадиционные взгляды на жизнь и смерть предотвращали слезы и прочие внешние проявления скорби. За исключением Барбары, все подозревали друг друга и молчали всю дорогу до Лонг-Айленда. Детям, которые не пожелали оставаться дома, это казалось чем-то вроде пикника — матери приходилось постоянно одергивать их, поэтому, когда группа добралась до кладбища, Марта была усталой, разгоряченной и раздраженной.

Мистер Друри Лейн присутствовал на церемонии по своим причинам. Он сосредоточил внимание на Хэттерах, предоставив задачу удержания крепости инспектору и окружному прокурору, оставшимся в доме. Актер был молчаливым наблюдателем, поглощенным самими Хэттерами, их историей, привычками, поведением, жестами, разговорами и взаимоотношениями.

Среда выдалась ясной, но холодной. Округ Гудзон напоминал зимнее море — свист и вой ветра сквозь густую листву звучали поистине океанически. Деревья были июньскими, а воздух — ноябрьским.

Пассажиры полицейского автомобиля миновали крутой подъем, железный мост, гравиевую дорогу и садовую аллею в полном молчании. Ни окружному прокурору Бруно, ни инспектору Тамму не хотелось говорить. Старый Куоси с его гротескным горбом встретил их у дверей с железными засовами и проводил через главный холл с гигантской люстрой, рыцарями в латах и огромными масками Комедии и Трагедии к маленькому лифту, скрытому в дальней стене. После короткого подъема они шагнули в личные апартаменты мистера Друри Лейна.

Старый актер в коричневом вельветовом пиджаке стоял прямо, как штык, перед трепещущим пламенем камина. Даже при колеблющемся свете гости заметили беспокойство, запечатлевшееся на его лице. Друри Лейн выглядел изможденным и не похожим на себя, но приветствовал их с обычной вежливостью, дернул шнур звонка, велел маленькому Фальстафу подать кофе и ликеры, отослал Куоси, фыркающего как старый пес, и устроился у огня.

Мистер Друри Лейн поднялся по ступенькам к двери мрачного старого городского морга с выжидательным видом. Войдя внутрь, он осведомился о медэксперте, докторе Лео Шиллинге. Вскоре его проводили в прозекторскую. Наморщив нос от сильного запаха дезинфицирующих средств, актер задержался в дверях. Круглая маленькая фигурка доктора Шиллинга склонилась над столом: медэксперт исследовал органы высохшего трупа. Полный светловолосый мужчина средних лет равнодушно наблюдал за процедурой, сидя на стуле.

— Входите, мистер Лейн, — пригласил доктор Шиллинг, не отрываясь от своей мрачной работы. — Wunderlich,

[46]

Инголлс, как хорошо сохранилась поджелудочная железа… Садитесь, мистер Лейн. Познакомьтесь с доктором Инголлсом, нашим токсикологом. Скоро я закончу с этим трупом.

— Токсиколог? — переспросил Лейн, обмениваясь рукопожатием с толстым блондином. — Удивительное совпадение.

Когда в тот сырой и холодный июньский день мистер Друри Лейн вышел из дома Хэттеров, он выглядел постаревшим на десять лет. Если бы инспектор Тамм видел его в тот момент, то непременно поинтересовался бы, почему Лейн, очевидно находясь на грани успеха, кажется куда более расстроенным, чем сталкиваясь с постоянными неудачами. Это было не похоже на него. Актер выглядел сорокалетним только потому, что рано научился владеть собой и справляться с огорчениями. Однако теперь вся его безмятежность исчезла. Сев в машину, он устало велел Дромио ехать в полицейское управление и откинулся на подушки. Всю дорогу до большого серого здания на Сентр-стрит выражение глубокой печали, тяжкой ответственности и трагического осознания чего-то крайне важного не сходило с его лица.

Однако, поднявшись по ступенькам к дверям Главного полицейского управления, он превратился в прежнего Друри Лейна, приятного, вежливого, невозмутимого и уверенного в себе. Дежурный лейтенант узнал актера и послал сержанта проводить его в кабинет инспектора Тамма.

По-видимому, день выдался гнетущим не только для Лейна, ибо он застал инспектора неподвижно сидящим на вращающемся стуле и мрачно уставившимся на потухшую сигару, которую держал в руке. При виде актера на безобразной физиономии Тамма промелькнуло нечто вроде удовольствия. Он вскочил и стиснул руки гостя.

Даже пребывание в «Гамлете», обычно самом безмятежном и умиротворяющем душу убежище, тем вечером не спасало положения. Дождь не желал прекращаться, а холод проникал сквозь одежду, вызывая гусиную кожу. Возвышающийся над Гудзоном на вершинах скал замок выглядел в серых складках тумана и под клубящимися наверху тучами подобно призрачным руинам, нарисованным пером Эдгара По.

Старый Куоси развел поистине титанический огонь в огромном камине личных апартаментов Лейна. В помещении стало тепло, и актер после простого обеда растянулся на меховом коврике перед камином и закрыл глаза. Пламя щекотало веки. Древний горбун ковылял по комнате, испуганно наблюдая за хозяином. Не выдержав, он подошел к коврику и притронулся к руке Лейна. Серо-зеленые глаза тотчас же открылись.

— Что-нибудь не так, мистер Друри? Вам нехорошо?

Привыкший к самоанализу и анализу окружающего мира, Лейн тем не менее не мог найти рациональное объяснение охватывающей его тревоге. Она давила ему на затылок, как свинцовая гиря.

И все же Лейн не мог остановиться. Дело должно быть доведено до конца, каким бы горьким он ни был. А потом… Он чувствовал, как его желудок сжимается в спазме боли и страха.

Была суббота, солнце сияло над рекой. Выйдя из «линкольна», Лейн поднялся по выщербленным ступенькам к входу в морг. Зачем? Почему не признать, что он занялся делом, слишком жестоким для человека с чувствительной натурой? На вершине своей театральной карьеры его осыпали не только похвалами, но и поношениями, именуя то «лучшим актером в мире», то «старой рухлядью, бормочущей побитого молью Шекспира в век технического прогресса». Лейн принимал аплодисменты и насмешки с достоинством, приличествующим артисту, который знает себе цену. Что бы ни говорили критики, это не могло поколебать его уверенности в том, что он стремится к благородной цели. Почему же он не остановился на этом? Преследовать и карать зло — занятие для людей вроде Тамма и Бруно. Но абсолютного зла не существует — даже Сатана ранее был ангелом. Есть только невежественные и порочные люди или жертвы жестокой судьбы…

Казалось, на этом событиям суждено было закончиться. Дело, которое началось с попытки насилия, после демонстрации преступной активности внезапно застопорилось, словно натолкнувшись на непреодолимое препятствие и рухнув наземь, чтобы больше не подняться.

Это был мучительный период. В течение шести дней после визита Лейна в лабораторию доктора Инголлса не происходило буквально ничего. Инспектор Тамм оказался в тупике и метался из стороны в сторону в поисках выхода. Обитатели дома Хэттеров вернулись к своему рутинному эксцентричному образу жизни, едва сдерживаемому беспомощной полицией. Как выразилась одна из газет, «Безумные Хэттеры, похоже, выйдут из последней эскапады целыми и невредимыми. Это еще один мрачный пример растущей тенденции в американской преступности. Выходить сухим из воды, совершив убийство, кажется, становится модным как среди гангстеров, так и среди обычных граждан».

Дело оставалось без движения до утра четверга, следовательно, чуть менее двух недель спустя после убийства миссис Хэттер мистер Друри Лейн решил нанести визит в Главное полицейское управление.

Утром инспектор Тамм прибыл в «Гамлет» в маленьком черном автомобиле вместе с Перри, объяснив, что Хэттеры полагают, будто воспитателя будут допрашивать весь день, и тут же уехал.

Лейн, находясь на своей территории, не торопил события. Он бродил с воспитателем по поместью, весело болтая о своих садах, книгах, театре — обо всем, кроме Хэттеров. Перри, поддавшись чарам обстановки, глубоко вдыхал ароматный воздух, посетил таверну «Русалка», почтительно обследовал первое издание Шекспира, находящееся под стеклом в библиотеке, знакомился с обитателями дома, осматривал театр, обсуждал современную драму с русским режиссером Кропоткиным и казался другим человеком.

Лейн, выступая в роли гида, все утро не сводил глаз с лица, фигуры и рук гостя. Он изучал повадки и мимику Перри, то, как он шевелит губами, его осанку, походку, жесты. За ленчем актер наблюдал за тем, как воспитатель ест. Куоси держался поблизости, внимательно разглядывая голову Перри, а потом исчез, что-то возбужденно бормоча себе под нос.

Прошло два месяца. Уход мистера Друри Лейна из дома Хэттеров завершил его связь с делом. Из «Гамлета» не поступало никаких известий. Ни инспектор Тамм, ни окружной прокурор Бруно не делали дальнейших попыток связаться с Лейном.

Газеты без устали критиковали полицию. Мимолетное упоминание об участии в расследовании Лейна заглохло из-за недостатка фактов. По прошествии двух месяцев следствие не продвинулось ни на шаг. Несмотря на пророчество инспектора Тамма, преступлений больше не происходило. И хотя инспектор выбрался из битвы покрытым ранами, угроза позорного понижения в должности не материализовалась.

В итоге полиция была вынуждена навсегда удалиться из дома Хэттеров, поскольку, как язвительно отмечала пресса, убийца оказался умнее. Вскоре после похорон Джеки семейство Хэттер, долгие годы скрепляемое железной рукой старой леди, начало распадаться… Джилл Хэттер исчезла, оставив Гормли, Бигелоу и прочих поклонников в недоумении относительно ее местопребывания. Марта, собрав остатки самоуважения, бросила Конрада и поселилась с четырехлетним Билли в дешевой квартире, ожидая развода. Эдгар Перри, неделями пребывавший под наблюдением, также исчез, чтобы вскоре появиться в качестве жениха Барбары Хэттер на свадьбе, вызвавшей переполох в журналистской и литературной среде, который быстро иссяк, когда молодожены отбыли в Англию. Дом Хэттеров заколочен и выставлен на продажу. Капитан Триветт, постаревший и сморщенный, ухаживает за своим садом. Доктор Мерриэм продолжает свою сугубо конфиденциальную практику.

Дело кануло в небытие. В полицейских архивах Нью-Йорка прибавилось еще одно нераскрытое преступление.

Лишь один факт вызвал у репортеров последнюю вспышку «хэттеризма». За три дня до свадьбы Барбары Хэттер и Эдгара Перри Луиза Кэмпион умерла во время полуденного отдыха. Медэксперт согласился с доктором Мерриэмом, что смерть наступила от сердечного приступа.

Мистер Друри Лейн лежал на траве, склонившись над каменным парапетом пруда и кормя хлебными крошками черных лебедей, когда на дорожке появился старый Куоси, за которым следовали инспектор Тамм и окружной прокурор Бруно. Оба гостя выглядели смущенными. Куоси коснулся плеча Лейна, и актер, обернувшись, вскочил на ноги.

— Инспектор! Мистер Бруно! — изумленно воскликнул он.

— Рад вас видеть, — пробормотал Тамм, переминаясь с ноги на ногу, как школьник. — Мы с Бруно решили навестить вас.

— Э-э… хм… да, — подтвердил Бруно. Они стояли, как будто не зная, что делать. Лейн внимательно разглядывал их. — Присаживайтесь рядом со мной на траву, — предложил он. На нем были шорты и свитер с высоким воротом; мускулистые загорелые ноги покрывали зеленые пятна от травы. Актер поджал их, сев в позе индийца.

Бруно снял пиджак, расстегнул воротник рубашки и опустился на траву со вздохом облегчения. Поколебавшись, инспектор со стуком плюхнулся рядом. Какое-то время все молчали. Лейн наблюдал за длинными черными шеями лебедей, изящно изгибающимися над водой в поисках крошек.