Эрик Махов проснулся, как и положено после длительной попойки, с чудовищной головной болью. Она пульсировала в висках, будто там стучали огромным молотом, и каждый удар, раскалывающий череп на части, как бы говорил: надо срочно найти работу, иначе тебе конец, рано или поздно!!!

А тут еще этот будильник, будь он неладен, трезвонит с надрывом, точно пожарная сирена, усиливая и без того поганое состояние похмелья и обреченности.

Махов с трудом разлепил глаза, со стоном тяжелораненого перевернулся на другой бок, нашарил рукой на тумбочке часы и излишне сильным ударом по кнопке выключил этот противный писклявый звонок.

Повод для вчерашнего загула имелся самый что ни на есть серьезный, как говорится законный, так что обвинять Эрика в пьянстве не стоило.

Накануне ему исполнилось двадцать пять лет. Отягчающим моментом пьянки явилось то обстоятельство, что глобальная система включила его имя в список так называемой «Черной лотереи». Как видно из названия, выиграть в эту поистине дьявольскую лотерею никто желанием не горел.

Первые попытки колонизации новых планет начались еще четыреста лет назад. Изобретение хитрых генераторов искажения пространства, позволивших перемещаться из одной точки вселенной в другую быстрее света, позволило человечеству выйти за пределы Солнечной системы и за относительно небольшое время в пять-десять лет достигать ближайших звезд с пригодными для жизни планетами.

Конечно, на такие путешествия соглашались только ну очень большие энтузиасты, чей энтузиазм граничил с сумасшествием, это учитывая, что они летали еще до изобретения простейших камер холодного сна. Человека в такой камере погружали в искусственную кому и остужали его тело до предельно низких температур, что позволяло до минимума снизить ресурсы для поддержания жизни колонистов и предохранить их психику от длительного пребывания в замкнутом пространстве.

Строились огромные корабли, вмещавшие в себя сотни тысяч, а потом и миллион колонистов, со всем необходимым для жизнедеятельности на первое время. От желающих полететь к звездам поначалу не было отбоя, и в необъятный космос к далеким мирам устремлялся один земной корабль за другим.

Первых колонистов можно было понять — их ждали чистые миры, они стремились покинуть загрязненную и перенаселенную Землю. И не только Землю, но даже плохо пригодный для жизни Марс и прочие объекты, где только мог устроиться человек, вроде спутников газовых планет гигантов и даже холодный шарик на окраине Солнечной системы — Плутон.

Колонисты улетали за счастьем, за многие десятки световых лет — и все было хорошо. Но вот именно что «было»…

Тяжелые раздумья прервал звонок терминала, оповещавший, что с Эриком кто-то связался в реальном времени, проще говоря — позвонил.

Эрик вынужден был ответить, так как звонила мать. Она выглядела слегка озабоченной.

— Привет, ма…

— Здравствуй. Как себя чувствуешь?

— Паршиво, — со вздохом признался Эрик. — Работы нет и все такое…

Маленький праздник плавно перешел в очередную затяжную пьянку, где пиво и коктейли заменили крепкие спиртные напитки.

«А ведь я обещал, что не буду, — с запозданием, но без особого раскаяния подумал Эрик, вспоминая, что обещал матери не пить. — Да какая теперь к черту разница?»

Глаза сами собой остановились на мониторе, висевшем над головой невозмутимо протиравшего бокалы бармена. Показывали очередной пропагандистский репортаж-зазывалку о колонистах.

Имелось и звуковое сопровождение, но из-за шумящих приятелей Эрик ничего не слышал, о чем, впрочем, нисколько не жалел. Он примерно знал, о чем там говорят, слышал не один десяток раз в других подобных репортажах, по большому счету ничем друг от друга не отличавшихся. А говорили, что в колониях уже давно стало безопасно, эпидемий давно не случалось, и люди там получат возможность построить новую счастливую жизнь. Показывали первозданную природу, чистые пляжи, облака и солнце над головой. Живи — не хочу.

«Ну как так можно безбожно врать?! — уже в который раз возмутился Махов. — Хотя… если одно и то же вбивать в голову обывателя по капле, то рано или поздно чаша наполнится, и человек действительно поверит, что ему говорят правду, и он клюнет на предложение о добровольном переселении. Это как с телеведущей, — вспомнил он. — Лошадь лошадью, однако проходит пару лет — и начинаешь о ней думать: ну, если хлопнуть пару стакашек водки, то вроде как ничего. Еще через пару лет уже и без стакашек думаешь подобным образом. А еще через пару лет, глядишь, красавицей ее назовешь…»

День «Лотереи» неумолимо приближался. Потенциальные победители горстями глотали антистрессовые таблетки, многие не выдерживали психологического прессинга и попадали в больницы с нервным истощением, передозировками, а кто-то просто слетал с катушек.

Наконец розыгрыш состоялся. Но вот ждать часа, когда объявят результат и на терминал «счастливчика» придет сообщение, Эрик не мог просто физически. Он не находил себе места и, не выдержав, позвонил своей подруге — Катрин Пэксон. Она работала на мелкой должности в муниципальной больнице. Работа не ахти как хорошо оплачиваемая, но это все же работа, а значит, какая-никакая, но защита от «Лотереи».

— Алло?

— Катрин, это я — Эрик.

— Привет…

Холод, чудовищно сильный холод — единственное, что чувствовал Эрик Махов. Его всего трясло, но при этом он не мог пошевелиться, тело не слушалось мысленных приказов. В ушах гулко стучало, сердце работало с каким-то усилием, разгоняя по жилам ледяную кровь.

Эрик Махов при помощи автоматической системы медицинского контроля медленно выходил из низкотемпературной комы, в которую его погрузили перед отправкой в далекую колонию.

Медленно, нехотя заработал мозг. Всплывали какие-то неясные картины прошлого или просто кошмарные видения. Иначе как кошмар невозможно охарактеризовать видение того, как он убил трех человек, но если один из них сам напал на Эрика и сильно покалечил, то двоих он прикончил без видимой причины, просто взял и убил.

Мозг протестовал против такого немотивированного насилия. Такого просто не могло произойти. Ведь он хорошо воспитанный маменькин сыночек и, конечно, убийство для него большой грех. Преступление.

Но шло время, функции мозга восстанавливались, подключались в общую схему дополнительные блоки памяти, и яркие, но ужасные картинки обрели причинно-следственные связи. Махов наконец вспомнил все, что с ним произошло за последние месяцы… то есть за те месяцы, перед тем как его погрузили в камеру низкотемпературного сна, чтобы долгие годы пути до нового места жительства уместились в один миг.

Дверь из отсека послушно открылась, стоило только нажать на кнопку, и Махов с Ремезовым оказались в коридоре, заканчивающемся у лестницы с лифтом.

— Я так думаю, центр управления должен находиться наверху, — предположил Ремезов, на правах старшего взяв руководство на себя. Впрочем, Эрику было все равно.

Махов кивнул и вызвал лифт. Он работал, и через полминуты транспортная кабинка оказалась перед ними, приветливо раздвинув створки дверей. Двое шагнули внутрь, Эрик нажал на кнопку верхнего этажа, и они начали подъем. Выйдя из лифта, они обнаружили, что находятся в таком же коридоре, разделяющем отсеки с пассажирами, более пути наверх не имелось, только вниз, на том же лифте или по лестнице.

— Облом… Выше только чердак… там парашюты лежали. Раз мы куда-то сели — значит, их там больше нет.

— А смысл? Думаете, там центр управления?

К моменту возвращения в зал Махова и Ремезова очнувшихся колонистов стало намного больше — несколько десятков. Вошедших встретили испуганными, даже затравленными взглядами.

— Где мы? Что происходит?! — воскликнула одна из женщин, и ее возглас сорвал хор голосов. Все наперебой что-то спрашивали.

Началась самая настоящая истерия. Пришедшие в себя люди перепугались до смерти, осознав, что с ними случилось что-то не то.

Кто-то голый, видимо, с помутившимся сознанием, что-то неразборчиво крича, кинулся на Ремезова. Отшвырнув от себя этого придурка, Антон Николаевич в свою очередь заорал:

— А ну все тихо, вашу мать!!! Что разорались, как дети, внезапно оказавшиеся в темноте?! Приходите в себя. Помогайте друг другу! Оденьтесь, а то смотреть противно!

Махов и Ремезов спустились на нижний уровень спускаемого модуля и оказались в грузовом отсеке. Непосредственно в грузовые отделения они заходить не стали, сразу же направившись к выходу, остановившись перед дверью, за которой их ждала абсолютная неизвестность чуждого мира.

Какой он? Действительно условно пригодный или все намного хуже? А может, лучше? В последнее верилось плохо, если уж судьба не в духе, то жди самого плохого.

— Хоть какую-то шлюзовую камеру сделали, — усмехнулся Ремезов.

Махов тоже иронично улыбнулся. Он бы нисколько не удивился, если б обнаружил, что ее нет, а есть только двери, за которыми сразу начинается внешний мир. Впрочем, от шлюзовой камеры толку немного. Она обладала только простейшей системой дезактивации на основе обдува с вытяжной вентиляцией и ультрафиолетовым облучением. Но это хоть что-то.

За большее счастье можно считать наличие индикатора у двери, показывавшего, что за бортом действительно пригодная для дыхания кислородно-азотная среда с довольно большим содержанием углекислого газа и метана, что косвенно уже подтверждало наличие высокоорганизованной жизни. Атмосферное давление составляло восемьдесят процентов от нормы, то есть как на приличной высоте, на Земле. В принципе тоже нормально, как говорится, могло быть и хуже.

Жара в один момент ворвалась в шлюзовую камеру, облепив тела напарников-первопроходцев.

— Ух, как в бане… — глухо выдал Ремезов из-под маски.

На теле мгновенно выступил пот и тут же испарился. Маска запотела изнутри. Хорошо, что внутри имелся небольшой дворник, и влагу удалось разогнать, поелозив им из стороны в сторону. Сложилось такое впечатление, что вместе с потом испарялись силы.

Еще этот запредельно яркий свет местного светила, заставлявший слезиться глаза, хотя они еще не вышли из шлюза, просто так сильно оказалось отражение от красновато-бурой каменистой потрескавшейся поверхности. Выходить на такой солнцепек вообще казалось верхом безумия.

— Может, все же повременим с разведкой хотя бы до вечера? — предложил Эрик, осознав, что они несколько переоценили свои силы. — Мы едва встали на ноги, держимся только за счет стимуляторов. Мы в любой момент можем слечь… Эта жара просто добьет нас. Я буквально физически чувствую, как силы покидают меня.