"Джамбо-10" выбился из строя.

— "Джей-10", вернись на место, сбрось газ до нуля, выполняй, "Джей-10"!

"Джамбо-10" рванул еще дальше из передней шеренги, развернулся и посмотрел назад. Он шел во второй волне десанта, которая мчалась к расстилавшейся внизу искореженной войною равнине. Третья волна крушила сами камни, которые с грохотом обрушивались с горы, гонимые неудержимой силой десяти тысяч тонн легированной стали, бешено атакующей неподвижный объект на вражеском фронте.

— "Джей-10", у тебя неполадки? Проверь системы и доложи немедленно!

Он должен убраться. Они пока думают, будто у него просто поломка. Прежде чем в их тупых головах забрезжит истина, надо действовать. Он располагает самое большее считанными секундами, чтобы выйти на другой уровень высоты и повернуть назад, нацелив ракеты куда следует. Главное вдруг осенило, что он не машина. — "Джей-10", докладывай! Бойня внизу превратила равнину в гиблое место. Лазерные пушки, как ядовитые великаны, далеко изрыгали едкую пену, против которой даже стальные каркасы не могли выстоять мало-мальски существенный период времени. Друг на друга неслись уже сорок "Джамбо" — по двадцать с обеих сторон, — а через минуту-другую еще сто двадцать принялись метать снаряды и обмениваться направленными лучевыми ударами. Бомбы со сжатым газом впивались в землю на тысячу футов впереди и взрывались, опрокидывая "Джамбо" третьей волны. Три из них завалились, перевернулись на спину, и лежали с крутящимися шасси, словно беспомощные черепахи. В строю открылась брешь. Если удастся нырнуть в дыру, пока генералы не сообразили, что у него не просто поломка, можно перевалить за горный хребет, свернуть к высокой площадке, а оттуда уж стартовать.

— Что они собираются делать?

— Предоставьте это мне, — сказала библиотека. Тоэму послышалось, будто она захихикала.

— Эй, седьмая Летучая библиотека, отвечайте!

— Слушаю, сэры, — почтительно отозвалась библиотека. — Чем могу помочь? Что-нибудь почитать, научные материалы, новости?

— Информацию!

Он опутал себя негативными схемами для защиты от всех мыслимых радаров и направился к луковице, представлявшей собой Базу-II. Попробовал аналитически выяснить, почему к названию прицеплен номер "два", но не нашел разумного объяснения. На свете никогда не было Базы-1.

Исследуя сквозь завесу туч обширные массы земли, установил, что находится на правильной стороне от гигантского лимона (моря были желтые, облака — с янтарным оттенком). Внизу лежал континент Базы Бромида.

Столичный город ромагинов Кэп-Файф располагался на краю полуострова, протянувшегося в великое море. Население, свыше трех миллионов. Основные занятия, торговля награбленным, сбыт невольников и разврат. Он старался не думать о Тарлини. Не знал, сколько времени минуло после разлуки, и сколько еще она останется для него в полной недосягаемости. Пораскинув мозгами и усвоив все предложенное Тригги Голом, он пришел к выводу, что месячный период между похищением и продажей в рабство, возможно, заканчивается на этой неделе. Оставалось надеяться, что этот вывод продиктован не одним оптимизмом. Он знал, как только она появится, выставленная на помосте, акт продажи наверняка не займет много времени. Нет, такой девушке, как Тарлини, выжидать не придется.

Он сошел с орбиты, погружаясь во все более плотные слои атмосферы. Корпус разогревался, глаза вытаращились в поисках ракет, пущенных кем-нибудь, кто сумеет пробить противорадарный щит и поразить его. Всем известно — щиты часто подводят.

Казалось, будто тучи ринулись на него, летя вверх, вверх, вверх, хотя на самом деле это он летел вниз, вниз, вниз. Пронзил облака, ожидая толчка, понесся к расстилавшейся под ногами земле. Послал аналитический волновой разряд, выяснил, что земля состоит главным образом из зыбучих песков. То была пустыня в нижней части полуострова. Песок уходил в глубину на сто два фута, ниже лежал твердый камень. Он на миг затормозил, сбросил скорость наполовину, сунул сперва в песок голову и моментально скрылся из виду, словно камешек, брошенный в пруд. На песке ненадолго образовалась крутящаяся воронка, поверхность со временем сама по себе улеглась ровно. В восьмидесяти трех футах под поверхностью остановился, скользя, и залег тихо-тихо. Минуты текли без каких-либо событий. Никаких ракет. Никаких боеголовок. Ничего. Тоэм успокоил нервы, разрешил им расслабиться и вздохнул.

Он не остановился бы, если бы не услышал вопль. Но это задело его. Он принадлежал к роду людей гордых и честных, готовых прийти на помощь. В повседневной жизни они редко сталкивались со злом, однако столкнувшись — боролись. Вопль означал, что кто-то попал в беду, а он никого не оставлял без подмоги.

Сверил ориентиры, чтобы не сбиться с пути к городу, вильнул влево к купе корявых деревьев и кустов, высившейся одиноким монументом на древнем поле битвы. Самые высокие деревья вонзались в темное небо, словно сабельные клинки, из которых вымахали молодые побеги. Костер, разложенный на краю зарослей, метался и приплясывал, как взбесившееся чудовище. Тоэм нырнул в темноту средь деревьев и поплыл между ними, выискивая человеческие фигуры, которые наверняка должны были там обнаружиться.

И точно. Кучка мужчин в ветхих одеждах сидела вокруг костра. Он разглядел, что на самом деле сидят они вокруг очень маленького мальчика. Мужчины оказались небритыми угрюмыми существами. "Кочевники", — подумал он. Шатаются по пустыням Базы-II в поисках того немногого, что там можно найти, время от времени забредают в город, удовлетворяют в публичных домах потребность в женщине, одурманиваются на постоялых дворах элем и винами. Мальчик представлял собой уменьшенную копию мужчин. Нечесаный, одетый в отрепья, притулился в центре образованного мужчинами полукруга. Лишь одно отличало его. Глаза.

Белые глаза...

Снежные глаза...

Но ведь это же невозможно! Города не исчезают так просто. Теперь припомнилось, что сияние огней угасло, когда он покидал лагерь кочевников, только тогда до него это не дошло. Лишь теперь. Он обшаривал сверху все бугорки, по-дурацки надеясь, что целый город вынырнет из-за скалы и издаст радостный крик, застав его врасплох. Поблизости не оказалось таких высоких скал, чтобы за ними мог спрятаться город. Он отключил тягу на поясе и опустился на землю. Земля лежала вокруг девственная, нетронутая. Не обнаруживалось никаких признаков, что когда-либо здесь стоял город — ни фундаментов, ни трубопроводов, ни помоек. Не было даже следов человеческих ног.

За горами быстро разливался рассвет, высовывал золотые и оранжевые пальцы, ощупывал небо, проверяя, удобно ли будет пускаться в долгий дневной переход к противоположному горизонту. Плавали несколько облачков, да и те больше смахивали на высоко залетевшие клубы желтовато-белого тумана, на хлопья разбавленных и скисающих сбитых сливок. Синее небо было точно таким, как в родном его мире, того же извечного оттенка вылинявшей ткани, и его идеальную гладь нарушало лишь солнце, которое лениво позевывало, начиная новый день, и окрашивало голубизну янтарем. Колючие травы курчавились по земле, устилая ее мохнатым коричневым ковром. Ковер резко обрывался у дороги точнехонько в точке въезда туда, где когда-то был город. А теперь тут лежала трава — нетронутая. Тоэм постоял, глядя по сторонам, и пошел к нависавшим над морем утесам, отказавшись летать в момент необъяснимого поражения, как подбитая птица. Он всю жизнь прожил рядом с морем и считал его живым существом, а не просто бездушной и мертвой лужей. Если с морем заговорить, оно отвечает. Разумеется, не отчетливыми словами, не подумайте, не в грамматически правильных формах, но все равно отвечает. Его голос — вой ветра, вздымающего волну на поверхности вод. Язык — тысячи белопенных барашков, лижущих небо, болтающих друг с другом, переговаривающихся по ночам со звездами. Речь моря — плеск, урчание, фырканье. Если вы знаете, что означают все эти звуки, если понимаете язык вод во всех его тонкостях, со всеми его коннотациями и денотациями, можете посмеяться.

Или поплакать, в зависимости от расположения духа.

Тоэм уселся на утесе, свесив ноги с торчащего края, который обрывался прямо над береговой полосой. Пески внизу — желто-белые, как и море, — источали жар и легкий едкий запах. Он сморщил нос и вздохнул. Что пользы буйствовать и декламировать тирады? Его больше тянуло печалиться, погрузиться в жалость к себе. Море нынче спокойное, и он будет таким же. Взглянул вдаль вдоль пляжа, отыскивая какие-нибудь скалы, которые послужили бы океану губами и где можно услышать его рокот, и увидел порт.

Он был огромен. Бревенчатые и каменные пирсы врезались в воду, как копья, воткнутые в сердце моря. Они пересекались и шли параллельно друг другу. Сооружения располагались на двух уровнях, в нижнем находились закусочные и гостиницы для моряков. Порт предназначался для обслуживания крупного рода, хоть крупного города, который надо обслуживать, больше и не было. У причалов швартовался десяток судов, в основном грузовых. Рядом с грязными, но ухоженными торговыми кораблями стояли три больших проржавевших рыболовецких траулера, облепленных стаями казарок. Там и сям мельтешили маленькие пятнышки — люди. Одно судно с кишевшей пятнышками палубой стало отчаливать от пристани, в пену взбивая винтами воду стального цвета. Он смотрел на все это с большой высоты, подтянув к подбородку колени, и находил сходство с исполинским механическим китом. А потом его внезапно пронзила мысль, что они все могут отчалить. И он начал выискивать дорогу вниз. В тысяче ярдов впереди утес спускался к берегу покатым склоном, вполне доступным для пешехода. Тоэм поднялся и побежал.

Они пылали в огне любви...

Обнаженные, лежавшие на своем травяном кофе в прохладной тьме хижины...

Он перевернулся, чтобы поцеловать губы, которые наверняка будут сладкими, мягкими, теплыми...

А лица у нее не было...

Не разорванное, не исполосованное яростно в кровь — оно попросту перестало существовать. "Тарни..." — начал было он. Но и имя ее ускользнуло тоже, развеялось в памяти...

Они отступили за песчаный гребень, паля в массу ромагинских гвардейцев, собравшихся за нанесенными ветром дюнами впереди. Тоэм знал — все решится за считанные минуты, пока офицеры не отдадут флангам приказ продвинуться в стороны и окружить мутиков. Хуже всего, что их слишком мало, чтобы предотвратить это каким-либо образом. Откуда-то издалека уверенно надвигалось жужжание пустынного танка, все ближе, все громче. Когда танк доползет, встанет между ромагинами и мутиками и начнет метать снаряды, все они до последнего будут мертвы. Понятно, гвардейцы не станут рисковать собственной жизнью, раз смертоносная и эффективная боевая машина спокойненько перебьет мутиков.

Мейна оплакивала Сиэ и Рыбу. Он впервые видел ее плачущей настоящими слезами.

Корги проклинал наступавшую артиллерию.

И тут, при мысли об артиллерии, Тоэм вдруг вспомнил про "Джамбо-10". Память о нем схоронилась где-то в мозгу, завалившись в чулан и покрывшись пылью.

Да ведь у него в ухе крошечный аппарат связи! Он поднес палец к мясистой мочке. Шарик по-прежнему сидел на месте, маленький бугорок, вшитый в плоть. Он стиснул его двумя пальцами, раздавил, приведя в действие химический передатчик. "Джей-10" должен мгновенно начать пробиваться через пески, прожигая себе путь лучом. Восемьсот миль при максимальной скорости в двадцать четыре тысячи миль в час. Это значит, он будет здесь через... Тоэм быстро принялся за кое-какие расчеты...

— А кто ж еще? — поплыл из стены голос. — Будь я проклят!

— Не думаю. А остальные?

— Мертвы, — бесстрастно и со всей поспешностью доложил Корги. Казалось, ему не хочется распространяться об этом.

На минуту установилось молчание, потом Тригги заговорил.

— Бывает. Так было с другими из наших рядов и будет случаться впредь. Но мы должны помнить о цели. Фактически нам всем может выпасть шанс умереть за нее. Ромагины разведали через свою шпионскую сеть, что большое число мутиков неведомыми путями проникли в миры Федерации. Они не установили, что неизвестное транспортное средство — это я. Подозрения, однако, возникли. Они не спускают глаз с Колумбиада, где сосредоточены самые крупные наши силы. В любой момент могут атаковать и попытаться убить наших побольше, прежде чем мы сможем сделать свой ход.

— Сядь вон там, — сказал Корги, указывая в другой конец комнаты, полной мутиков, на пустое кресло рядом с Мейной.

— Возле нее?

— Почему нет?

— Она ненавидит меня всеми фибрами. Корги саркастически улыбнулся.

— Неужели?

В пищеварительном тракте Тригги Гопа царило буйное веселье. Он поотключал почти все аудиорецепторы, чтобы не заработать сотрясение мозга. Спутники-роботы, которых они расставили в космосе, передавали сообщения из районов, где располагались миры ромагинов и сетессинов. Миры эти исчезли, остались позади. Но, чего не ожидал никто, кое-какие пустоты заполнили новые миры. Очевидно, дыры в их вселенной заткнули соответствующие остатки той, которую они отсюда вытолкнули. И если верить снимкам спутников-роботов, планеты эти заселены не нормальными людьми, а мутиками. Естественными, натуральными мутиками, а не плодами радиации. На одной из новых планет жили — честное слово! — сатиры! На другой — тритоны и русалки. Ах, если бы Рыба был жив! Они, ненормальные, попали в мир, где ненормальность считается нормой. Тут им самое место.

Он еще раз попробовал связаться с "Джамбо-10". И на сей раз получил ответ.

— Алло?

— Тоэм, почему ты, ради Господа Бога, не отвечаешь? Я тебя вызываю два с лишним часа!

— Для начала, — сказал Тоэм, — что стряслось с ракетами и "Джамбо"?