Сэндоу сидел в своем кабинете, где царил ужасающий беспорядок. Стол его завален был старинными фолиантами, страницы которых пожелтели, а местами даже потрескались от времени. Книг этих он не читал и не намеревался заняться этим в ближайшем будущем, поскольку знал их на память, слово в слово. Просто на рабочем столе Потрясателя Сэндоу всегда лежал ворох книг — отчасти для того, чтобы любой вошедший, еще стоя на пороге, понял, что хозяин пребывает в трудах, а отчасти просто потому, что Сэндоу приятен был запах старинной ветхой бумаги. Он навевал романтическое настроение, пробуждая воспоминания о давным-давно ушедших временах, о канувших в небытие тайнах, о погибших мирах...

Сэндоу помешивал ложечкой в чашке с шоколадом. Это был довольно редкий для здешних широт напиток, да и ложечка под стать ему диковинная — с ручкой в виде злобной оскаленной волчьей морды. Не прерывая своего занятия, он глядел в окно на спящую деревушку Фердайн, мало-помалу выступавшую из утреннего тумана. Каменные домики еще не подавали признаков жизни. Лишь кое-где слегка курились, выдыхая вчерашнее тепло, каминные трубы, над другими крышами вовсе не было видно дыма. И только под застрехами уже копошились в своих гнездах полусонные птахи, щебеча по-утреннему. Словом, зрелище пока не слишком впечатляло, но Потрясатель Сэндоу, человек неприхотливый и безмерно терпеливый, остался вполне доволен.

Вскоре тут могут произойти грандиозные события. Сейчас же самое время запастись терпением и собраться с силами, дабы достойно противостоять испытаниям, которые богам угодно будет ему ниспослать...

На востоке в тумане уже образовался просвет, сквозь который явственно проступали силуэты Бани-бальских гор, чем-то похожих на солдат, марширующих к Фердайну со стороны моря. Солнечный свет окрашивал их в странные зеленоватые тона. Чудилось, будто изумрудные пики вонзаются в самое небо. И неудивительно, ведь горы эти были вторыми по высоте во всем полушарии...

К востоку же от Фердайна лежал Заоблачный хребет — единственный, чьи циклопические вершины могли посрамить Банибалы. Эти сверхъестественной высоты горы до половины скрывал густейший туман. Там, в молочно-белой его пелене, покоились горестные останки тех сорвиголов из Фердайна, кто отважился бросить вызов этим исполинам, чтобы узреть с высоты восточные земли. Подвиг сей удался лишь двум экспедициям, одна из которых благоразумно прошла несколько сот миль на юг, где горный хребет был чуть менее впечатляющим.

За два часа до полудня пехотинцы уже стояли у ворот дома Потрясателя Сэндоу. Все обитатели улицы потихоньку наблюдали за ними, благоразумно скрываясь за занавесками или притаившись в темных коридорах. В причудливой униформе солдат соседствовали самые яркие цвета — желтый, синий и красный, при этом на ногах у них красовались зеленые ботфорты, на плечах — снежно-белые плащи, но все это великолепие было заляпано грязью, а людям явно требовался отдых. О том, чтобы переправить лошадей через Банибалы, нечего было и думать, без них же переход крайне усложнялся — слишком большое расстояние следовало пройти пешком. Солдаты обливались потом, лица их почернели от дорожной пыли, да и одежда порядком перепачкалась, а пышные рукава, во многих местах изорванные в клочья, свисали живописными лохмотьями.

С солдатами пришли и два офицера — капитан и главнокомандующий; первый был молод, а второй — почти ровесник самого Потрясателя. Они отделились от отряда и направились прямиком к дверям дома Сэндоу. Не успел железный дверной молоток в третий раз стукнуть по дощечке, как Мэйс широко распахнул двери, глядя на гостей с высоты своего двухметрового роста.

— Потрясатель ожидает вас. Входите.

Офицеры помешкали, недоуменно переглядываясь, потом смущенно вошли, косясь на огромную фигуру молодого ученика.. Трудно было судить, что произвело на них более сильное впечатление — вид гиганта Мэйса или же сообщение о том, что Потрясатель их ожидает. Однако, когда Мэйс пригласил их в кабинет и усадил, попросив подождать Потрясателя, они стали вертеться словно ужи на сковородке, и даже эль, поданный им в керамических кружках, едва пригубили.

Минуту спустя вошел Потрясатель в сопровождении Грегора. Одеты оба были весьма эффектно. Ученик облачился в серое одеяние, весьма напоминавшее монашескую рясу. На шее у него красовалась массивная серебряная цепь, другая такая же обвивала талию. Однако одежда его призвана была не столько поразить воображение гостей, сколько оттенить великолепие загадочного и роскошного наряда самого Потрясателя. Сэндоу щеголял в балахоне столь непроницаемо-черного цвета, что ткань на складках отливала металлической синевой. Седые его волосы и совершенно черная борода живописно ниспадали на отложной воротник, расшитый древними магическими знаками, которые приводили в священный трепет непосвященных. На руках Потрясателя поблескивали шелковые перчатки цвета свежепролитой крови.

Сэндоу сам не знал, отчего так чутко спит, — то ли явление это чисто возрастное, то ли так необычно проявляют себя его сверхъестественные способности. По утрам, стоило первому робкому лучику пробиться сквозь тяжелые шторы его спальни, он тотчас пробуждался и немедленно вставал. По ночам же, когда Мэйс или Грегор на цыпочках направлялись в ванную, Потрясатель всякий раз просыпался. Это было сущее проклятие. Однако этой ночью оно обернулось благословением.

Когда Сэндоу открыл глаза, было совершенно темно. Он лежал, не шевелясь и чутко прислушиваясь — кто-то шел по коридору второго этажа. Потом скрипнули двери комнаты Мэйса, а вскоре распахнулась дверь и в собственную его спальню. Рывком сев в постели, Потрясатель увидел мерцание. Казалось, во тьме мигает крошечное и неверное пламя свечи. Вот Сэндоу различил темный мужской силуэт — это явно был незнакомец. Прежде чем Потрясатель успел раскрыть рот, чтобы окликнуть его, непрошеный гость швырнул то, что держал в руках, прямо в изножье постели Сэндоу, и выскользнул в коридор.

Сэндоу выпрыгнул из постели, схватил один из башмаков, которые ставил обычно под ночной столик, и быстро затушил пламя. Затем, стремительно сунув ноги в башмаки, метнулся к дверям — и в этот самый миг чуть было не оглох от ужасающего грохота. Сэндоу успел заметить, как из-под двери, ведущей в спальню Грегора, вырвалось пламя. Саму же дверь сорвало с петель и швырнуло через весь коридор к противоположной стене. Коридор тотчас же наполнился клубами едкого дыма. Потрясатель судорожно закашлялся.

— Грегор! — выкрикнул он, но не услышал ответа.

Зато за его спиной раздался тяжелый топот Мэйса. Это было слабым, но все же утешением: этот, по крайней мере, жив-здоров, а вот другой... Сердце Сэндоу сжалось от ужаса.

— Трубочка под завязку начинена порохом, и, когда фитилек догорает, пламя проникает в крошечное отверстие на пробке, в результате чего происходит направленный взрыв, — рассуждал Сэндоу, сидя в кухне за столом вместе с обоими приемными сыновьями.

Все попивали эль, а на столе подле них лежали две неразорвавшиеся трубочки.

— Но ведь искусство получать порох давным-давно утрачено! То и дело кто-либо объявляет, будто овладел этим секретом, но ничего путного еще ни у кого не вышло. Ведь даже древние орудия, созданные еще до Великого Небытия и чудом дошедшие до нас, нельзя использовать — их просто нечем заряжать!

— Это так, Грегор, — согласился Сэндоу. — Но я убежден в том, что эти жуткие штуки, равно как и та, которая неминуемо должна была тебя прикончить, ежели бы не твой неуемный аппетит, родом не из нашего Даркленда. Они попали сюда прямиком из Орагонии, куда в свою очередь кто-то приволок их из тех самых таинственных восточных районов, расположенных позади Заоблачного хребта.

— Шпионы! — рявкнул Мэйс и с размаху стукнул огромным кулаком по столешнице, отчего трубочки подпрыгнули.

Ночной ураган бушевал над домом Потрясателя Сэндоу. Ширь небесную раскалывали оглушительные удары грома, сотрясая стекла в окнах кабинета Сэндоу. То и дело вспыхивали ослепительные молнии, освещая комнату странным мерцающим синим светом — и в свете этом лица людей, собравшихся там, казались высеченными из камня. Дождь неумолчно барабанил по стеклам, словно аккомпанируя таинственным заклинаниям, которые произносил Потрясатель.

Внимание всех присутствующих сконцентрировалось на огромном круглом дубовом столе. В самом центре столешницы располагался квадрат из отполированного до зеркального блеска серебра; свет, исходивший от него, озарял комнату. Свечи давным-давно задули, а светильники никто и не думал зажигать, однако серебряный квадрат светился изнутри мягким белым светом, выхватывая из тьмы лица Сэндоу и Грегора, сидящих за столом.

Позади них, почтительно примолкнув, стояли Рихтер и Бельмондо — зачарованные и немного испуганные, они даже дышать старались потише.

Подле двери привалился спиной к стене Мэйс. Великана более интересовала реакция на происходящее двоих офицеров, нежели само таинство. Ведь ему приходилось наблюдать эти ритуалы столько раз, что зрелище это некоторым образом ему приелось.

Тут раздался страшный удар грома. Казалось, содрогнулась сама земля, словно с небес по деревушке Фердайн с размаху ударил огромный молот. Рихтер и Бельмондо от неожиданности даже подпрыгнули, но Потрясатель и его ученик, спокойные и невозмутимые, продолжали творить свои заклинания.

Сорок два человека и четыре черных скальных голубя-крикуна — это были, увы, все, кому посчастливилось пересечь грозный Заоблачный хребет под предводительством главнокомандующего Рихтера. Выйдя из тумана, окутывающего отроги гор, они углубились в густые джунгли. Но прежде им пришлось более мили пройти по равнине, усеянной осколками камней странной формы, напоминавшими то разбитые урны, то осколки бутылок. И вот наконец они вошли под сень почти непроходимой чащи. Этот отрезок пути они постарались преодолеть как можно быстрее, так как командир Рихтер опасался, что эти безлюдные места могут патрулировать на своих странных летательных аппаратах. Орагонцы принимали дополнительные меры предосторожности после провала своих агентов — Зито Таниши и Картье, о котором, несомненно, уже знали. А на открытом пространстве сорок два человека и четыре птицы — прекрасные мишени.

Среди переплетенья лиан и причудливых узловатых корней, под сенью исполинских деревьев, окутанных голубоватой влажной дымкой, солдаты расположились на отдых и перекусили: на каждого пришлось немного шоколада, вяленого мяса, сухих фруктов, по кружке кофе и по глотку бренди.

Ужинать явно было еще рановато, но главнокомандующий во главу угла ставил безопасность своих людей, а вовсе не потребности их желудков. Предстоял нелегкий путь, и люди должны заранее набраться сил. Рихтер планировал пройти еще не одну милю, прежде чем располагаться на ночлег, пусть даже им придется двигаться до самой темноты. Впрочем, темнело тут очень рано, чему способствовала тень циклопических гор, лежащих на западе.

Однако спешил Рихтер вовсе не туда, где в двухстах милях к северу лежали те самые земли, откуда орагонцы черпали диковинные сокровища, чудом пережившие Великое Небытие, хотя главнокомандующий вовсе не собирался отказываться от порученной ему миссии. Нет, его гнал вперед страх за жизни вверенных ему людей, которые подвергались смертельной опасности, особенно под открытым небом. Он стремился как можно скорее завести их в зеленые дебри, где лианы сплетались с корнями деревьев и причудливыми цветами. Если летающий патруль обнаружит их следы на снегу в том месте, где они сошли с гор, то за ними пошлют погоню, а значит, следует забраться поглубже в чащу, чтобы уцелеть.

Теперь, когда Рихтер потерял больше половины отряда, когда мнимый наследник престола Даркленда и его родной сын был мертв, вознаградить главнокомандующего за все страдания, пусть хотя бы и отчасти, мог лишь успех его миссии. Но даже и успех не заставит умолкнуть звенящих в его ушах предсмертных криков его солдат. Не сотрет из его памяти ужасающих картин гибели людей, срывавшихся на его глазах с веревки в бездонный провал. Ничто не заставит его позабыть распростертых на снегу зарезанных, словно бараны, горцев — тех, кто был ему друзьями, почти что сыновьями... Все это навеки пребудет с ним. Ему же оставалось лишь смириться и идти вперед, только вперед...

Они продвигались вперед несколько необычным способом, но сделано это было с умыслом. Вместо того чтобы прорубать себе дорогу в чаще при помощи двух мачете одновременно, отряд разделился на пять групп, которые двигались параллельно на расстоянии футов шести друг от друга. Люди перелезали через извивающиеся лианы, пробирались сквозь густые заросли папоротников. Порой солдаты запутывались в хитросплетении стеблей и корней, и им требовалось некоторое время, чтобы, помогая друг другу, освободиться. С неимоверными усилиями они преодолели какую-то жалкую тысячу футов пути. Тогда Рихтер созвал всех и выстроил отряд в одну шеренгу, — тут в ход пошли мачете, а люди вздохнули с облегчением. Однако, пройдя еще тысячу футов, отряд вновь остановился, и старый офицер снова приказал солдатам разделиться на пять групп и так продолжать путь. Люди терпели досадные неудобства, понимая, чем это вызвано, — все это делалось, чтобы не оставлять следов. Даже если патруль уже выследил их, то вряд ли сможет отыскать в этих дебрях.

Но вот, когда Рихтер уже готов был отдать своим людям приказ снова идти голова в голову, прорубая в джунглях дорогу, прямо над их головами послышалось негромкое жужжание. Все инстинктивно подняли головы, но, конечно же, ничего не увидели — древесные кроны плотно смыкались, закрывая небо.

Отряд остановился. Люди напряженно вслушивались. Лица солдат побледнели, а руки легли на рукояти кинжалов.

— Должно быть, один из летающих аппаратов, — сказал Рихтер, собрав вокруг себя перепуганных соратников. — Такой же, как тот, про который докладывали наши шпионы. Одно из таких чудес периодически облетает замок Джерри Мэтабейна.

— Не годится такой штуке летать в небесах! — содрогнувшись, выпалил один из горцев.

...Волосы его отливали янтарем, тело — сочной зеленью, малиновые руки выражали чувства яснее всяких слов. Главнокомандующий Рихтер напряженно обдумывал положение: он уже осознал опасность, которой все они подвергались, и теперь пытался все трезво взвесить и обдумать следующий шаг, дабы таковой, вместо того чтобы оказаться спасительным, не погубил бы их всех...

Солдаты внимательно слушали и смотрели, залитые потоками радужного цвета.

Все они были по-прежнему живы, и тела их состояли из плоти и крови, но в глубине сознания каждого зашевелился червячок сомнения: всем казалось, будто кристальная чума уже проникла в их кровь и, возможно, по венам их в этот самый миг разбегаются мириады микроскопических кристалликов...

— Но разве мы не должны были уже перемениться? — вопрошал главнокомандующий, глядя на Потрясателя.

— Этого я не знаю, да и не могу знать. Но факт остается фактом: некоторое время назад мы полагали, будто кристаллическая болезнь поражает лишь растения, а теперь нам известно, что она не щадит и живых существ.

В течение трех последующих дней они повидали много необыкновенного, однако и натерпелись немало. Потрясатель, пожалуй, был единственным, кто не обнаруживал робости при ошеломляющих открытиях. Более того, он походил на ребенка, всецело захваченного жаждой открытий, и, подобно ребенку, начисто забывал о страхе погибнуть или покалечиться. Некоторое время спустя многие решили, будто старый маг недаром столь бесстрашен, ибо, невзирая на страх перед неизведанными землями никто еще не расстался с жизнью и даже не был ранен. В сердцах солдат крепла уверенность в том, что черная полоса их жизни осталась позади, а впереди их поджидает удача.

Хотя некоторые из них и попадали в серьезные переделки, но благополучно выходили сухими из воды и потом от души хохотали, вспоминая свое чудесное избавление, вовсю подшучивая друг над дружкой. Все это казалось сущим праздником, особенно в сравнении с тем, что случилось во время покорения Заоблачного хребта...

Они вышли из джунглей и оказались в степи, поросшей чахлой травой и низкорослыми уродливыми деревьями, чьи измученные корни из последних сил цеплялись за камни, припорошенные тонким слоем земли. Все деревья клонились в сторону гор — туда, куда дул ветер, и были единственным убежищем для людей в случае необходимости укрыться от патрульных летающих машин.

Уже дважды в небе над их головами плавно проплывали сверкающие тарелки, издавая негромкое жужжание. Но путешественникам крупно посчастливилось — оба раза они находились вблизи деревьев, и, лишь заслышав странный звук, нырнули под кроны и остались незамеченными.

Но вот степь сменилась пустыней. Песок тут был странного пепельного цвета. Все вокруг казалось серым и безжизненным. Некоторое время отряд обследовал границы песков, пройдя около восьмидесяти миль на юг, но вскоре стало ясно, что пустыня поистине огромна. Впрочем, здесь можно было уже не опасаться воздушных патрулей, которые если и искали их, то гораздо ближе к горам, и, когда люди ступили наконец на похрустывающий серый песок и двинулись на север, единственным утешением для них было то, что коварный Заоблачный хребет остается все дальше и дальше позади.

— Тушить огонь! — рявкнул главнокомандующий Рихтер, вернув к действительности ошеломленных солдат, которые, казалось, были слегка загипнотизированы монотонным жужжанием.

Мэйс метнулся к огню, вполголоса бранясь, и вылил в костер кастрюлю супа. Угли яростно зашипели, в воздух взметнулись клубы пахучего пара, и молодой великан едва успел отпрянуть. Подоспевший ему на помощь рыжеволосый юноша по имени Тук принялся быстро затаптывать мерцающие красные головешки.

Тут над их головами в бархатной синеве неба появился темный круг, заслонивший звезды. Тарелса! Ее тихое жужжание сводило людей с ума, хотя ровным счетом ничего зловещего в нем не было.

— Может, они нас не видят? — шепотом спросил Грегор.

Тихий голос его показался окружающим оглушительным.