Понятие "холокост" (всесожжение) родилось несколько тысячелетий тому назад на Ближнем Востоке во времена человеческих жертвоприношений, а новую жизнь оно обрело в 60-х годах прошлого века для укрепления идеологии сионизма и государства Израиль. С той поры о холокосте сочинено бесконечное количество мифов, написаны сотни книг, созданы десятки кинофильмов и даже мюзиклов, организовано по всему миру множество музеев и фондов. Трагедия европейского еврейства легла не только в основу циничной и мощной индустрии холокоста, но и его расисткой антихристианской религии, без которой ее жрецы не мыслят строительства зловещего "нового мирового порядка".
История холокоста неразрывно связана с мощнейшими политическими движениями нового времени — марксизмом, сионизмом, национал-социализмом и современной демократией. Обо всей этой апокалиптической драме рассказывает новая книга Станислава Куняева.
Эта работа была задумана несколько лет тому назад и складывалась по частям долго и трудно.
Тема оказалась чрезвычайно сложной и «горячей», если не раскалённой. Да и мировая жизнь всё время добавляла топлива в этот мистический костёр — вспомним хотя бы поистине библейскую судьбу несчастной Газы или поединок между Ватиканом и раввинатом по поводу Холокоста.
В полной мере своего собственного взгляда на предмет исследования мне выработать так и не удалось, и книга, выросшая из поначалу задуманной небольшой статьи, получилась весьма компилятивной.
Но я об этом и не сожалею: пусть читатели сами освоят избранные мною выдержки из разных книг, порой прямо враждебных друг другу, порой дополняющих или повторяющих одна другую.
I. Брызги шампанского
Мягкой прибалтийской зимой 1962 или 1963 года я жил на Рижском взморье, в Дубултах и переводил стихи литовского поэта Малдониса.
В это время в литературной среде ещё не было мировоззренческого раскола, и в Доме творчества я радушно компанействовал с Василием Аксёновым, с Анатолием Гладилиным, с Григорием Поженяном и сотрудником журнала «Знамя» Самуилом Дмитриевым, которого все звали попросту «Мулей». Никто тогда и не мог себе представить, что через несколько лет после арабо-израильской войны 1967 года воздух в мире неожиданно изменится, и многие мои друзья вдруг почувствуют себя евреями. Помню, как добродушный Муля вдруг с восторгом заявил: «Ну и дали мы этим арабам!» — как будто он воевал на Голанских высотах и отрывал окопы в песках Синая.
А я несколько позже, осмысливая эти перемены, написал стихотворенье, вспомнив о мягкой прибалтийской зиме 1962 года:
«В гробу» к тому времени был Муля Дмитриев, так радовавшийся победе евреев над арабами, «другой» — это Аксёнов с Гладилиным в одном флаконе, а третий — это я. Рядом с нами постоянно возникала журналистка Алла Гербер, неумело изображавшая из себя еврейскую красавицу, что вызывало у меня искреннюю жалость к ней.
