Перенос — термин, употребляемый в фантастике для обозначения внезапного перемещения тела или сознания в другой мир или время. В общем, кому как повезет. Как правило, перенос происходит с героями, когда они одни, или в результате смерти оных в момент катастрофы или аварии. Мне не повезло.

Игра в этот раз происходила в далеком от меня краю — на Урале. С Украины на Урал — двое суток поездом, а уж пехом я и считать не возьмусь — до… много. Поперлась я на эту ролевую Игру из чистой наглости. Мастера специально позаботились, чтобы после прошлогодней я получила письменное уведомление об их нежелании видеть меня. Но я, как последняя стерва, едва услышав, что меня ищет Дракон Запада (в просторечии нашей шальной компашки — ДЗ), шустро подсуетилась и вышла на трассу пораньше, так и не получив заветный свиток в руки. А раз не получила, то мастерам можно (и нужно) сказать, что я его в глаза не видела и не знала, что в нем написано. Дорогу мне, ясное дело, не оплатили. Да и чего оплачивать — билеты я бы все равно не смогла предъявить. Я законченная автостопщица. Вот только доспех приходится брать с собой облегченный — только пластинчатый нагрудник и наплечники из «двойки». Вес четыре килограмма. Нагрудник, благодаря гроверным соединениям, складывается в две узкие полоски: спина и грудь. А наплечники «раковая шейка» удобно трамбуются в боковые карманы. При таком весе и объеме приходится чем-то жертвовать. Я жертвую едой. Никаких консервов и всего остального поменьше. Это когда в горы идешь, надо брать с собой пищи побольше — там не у кого ее взять, а Дорога… в Дороге надо еще уметь остаться голодным. В крайнем случае, можно всегда заработать. Но я это делаю исключительно редко, когда уже совсем припечет, и совсем не тем способом, о котором могут подумать читатели мужской стати. Бывает, что иногда по два дня не жрамши… бывает. А кому легко? «Жрать и спать — свыняче дило» — любимая пословица моего капитана Ворона. По ней и живем.

В этот раз тоже приехала — минимум еды, максимум хамства. Игровые деньги, как правило, покупают за наличные или зарабатывают. Я предпочитаю последнее. Наемники всем нужны. Правда, не все командиры видят в бабе наемника. Приходится браться за меч и в который раз доказывать, что меня надо уважать и вполне можно нанять. К этому пирогу идет приправою неприкрытая ненависть и зависть тех, кого я поваляла в травке, но это уже привычные специи — острота только добавляет пикантности.

Мастера, увидев меня, скривились, как будто я каждому выдала по килограмму лимонов и заставила съесть. Но отправлять назад не решились. Чувствовали, что я только этого и жду, чтобы обвинить их в трусости. Боялись они. Их пятеро, да еще подмастерья в круг взяли. Я ухмыльнулась. Де-юре я должна принять их решение, каким бы оно ни было, а вот де-факто… могла и не согласиться. Или сделать свою игру. Что в прошлый раз и было выполнено с такими отточенными приколами, что весь полигон враз стал полем боя. Хотя изначально это была сугубо мирная Игрушка. Ну не стерва ли я?! Стерва! На том и стоим.

— Хорошо, — наконец поняв, что выжить меня не получится, согласились они. — Но… первое — ты примешь ту роль, которую мы тебе дадим. Второе — ты отдашь нам свой меч!

Утро началось с того, что об мою палатку кто-то споткнулся. Не очень приятный способ просыпаться под дикие вопли и маты. Откинув полог, я ступила босиком на росу.

— Чего ты ее сюда поставила? Пройти нельзя!

— Так не ходи! Или глаза себе новые купи, если этими не видишь, куда прешь!

— Пасть закрой!

— А что, правда глаза колет?

Первым моим заданием было вылечить бургомистра города. Город на Игре представляет собой ряд палаток со стоящей в середине поляны столовкой, по недоразумению носящей гордое звание — кабак. Тут же, рядышком вбиты в землю несколько скамеек со столом — городская дума. Город, по меркам Игры, крут и немерен. Все торговые пути должны собираться здесь. Центр Игровой коммуникации. Представляем на месте палаток дома, на месте деревянного стола кафедральный собор, а вместо кострища ратушу… воображение работает нормально. Только толстую девку в замызганном снизу плаще и с растрепанными волосами я так и не смогла представить главой этого муравейника.

— Здрасте, — кивнула я присутствующим. — Я травница, по поручению Дока. Кто тут бургомистр?

— Бургомистр — это я, — отозвался пивной бочонок с вороньим гнездом на голове. — Проявите уважение и поклонитесь как следует.

Девочка! Да у тебя вдобавок еще и мания величия! Забавно…

— Простите, у меня спина так не гнется, чтобы жопа выше головы была.

У Дока очень вкусный чай. Это не подлизывание, а констатация факта. У меня такой не получается даже дома.

— Надо было тебе с бургомистром ругаться? — вливал в мои уши порцию вялого недовольства Андрей, натирая плечо мазью. От нее приятно холодило, а горячий чай согревал изнутри. — Ты когда-нибудь точно нарвешься так, что потом не встанешь…

— Встану, — вздохнула я обреченно, — а потом еще раз встану. Вот такая у меня дурацкая натура.

— Тебе надо было парнем родиться.

— Надо. Но шутки богов неисповедимы. Вот они меня в эту шмотку и всунули. Им смешно, понимаешь ли!

К двум часам я успела обойти северную часть полигона. Порадовал еще один кабак, расположенный на отдельной полянке и не зависящий от лагерей и городов. Зашла, поздоровалась, посмотрела на предлагаемое меню. Есть-пить сейчас не хотелось, спасибо Доку. Накормил-напоил до отвала. Старых знакомых было немного, в основном те, кого я помнила плохо. В лагеря особо тоже не заходила, отметив только, где они находятся и сколько в них палаток. На одной очень большой солнечной поляне нашла целую заросль зверобоя. Обрезала все под корень. Получилась чуть ли не целая холщовая доковская сумка.

Особенно меня порадовала небольшая речушка с невысокими, отвесными, песчаными берегами. Она струилась легко, не замечая изгибов и отмелей. Сидя на берегу, я позволила себе расслабиться и отвлечься от дел насущных.

Возле моей палатки нашла дохлую мышь с фиолетовой пеной изо рта. В палатке еще одну — на этот раз с зеленой пеной. Чудеса природы! Мыши с цветным бешенством. Это что-то новое в нашей семейной практике. Чего же они нажрались такого? Опаньки, прогрызенный рюкзак, кулек с остатками «Мивины» и маленьким кусочком сыра почти не тронут, а вот две лежащие рядом упаковки «Юпи» распотрошены напрочь. Бедные мышки — мне их даже стало жалко. Что ж они, несчастные, сыр не тронули, а на всякую химию позарились? Люди тоже так поступают — пьют всякие «Колы» да «Юпи», разница только, что вот так никто еще не сдох. А то было бы веселье! Мышек отнесла подальше и кинула в ямку. В назидание потомкам. Мышиным, я имею в виду.

Подходил срок «магического катаклизма». Сидеть в палатке было скучно. Так что я выползла наружу и по здравом размышлении пришла к выводу, что если какой-то мастер захочет навесить на меня свои «проекции», то все равно ему придется идти по одной-единственной тропинке. А если мне уж не избежать их ленточек, то я могу просто их взять из рук в руки, а не ждать до окончания срока, издыхая от нетерпения внутри палатки.

Перелески, подлески, тропы, ручейки — все оставалось за спиной. Над головой висело голубое небо в белых прожилках перистых облаков. Под ногами упругая трава. Куда я иду? Кто бы знал! Просто иду. Подальше. Как можно дальше. За спиной незахороненные трупы, за спиной знакомый, привычный мир, оставшийся по другую сторону закрытого портала. Еще за спиной рюкзак. Мой обычный старый, видавший не одну дорогу рюкзак с притороченными карематом и спальником. Благодаря тяжести доспеха он остался в пределах полянки. Найти его не составило большого труда. А вот палатку пришлось бросить. Не беда. Все равно в палатке спать в незнакомой местности — это верх идиотизма. В рюкзаке обычные походные вещи — куртка, кофта, котелок, полотенце… список по полной. Наверное, надо было посидеть, перебрать, подумать — что-то выкинуть, другое подобрать, взять с собой. Взяла только наалевский шерстяной плащ, подбитый мехом и с бронзовой фибулой. У мертвых я брать не захотела. Ничего.

Я давно уже прошла поле, которое в моем мире перерезала железная дорога с бетонной будкой станции «Юматово». В этом мире ее не было. В душе скребнули кошки. Если я только когда-нибудь смогу вернуться… если… когда-нибудь. Но разум жестоко пресекал мои мечтания — никогда. Да, скорее всего, именно так. Никогда. Надо к этому привыкать…

А жизнь, она везде жизнь, что в том мире, что в этом. Ценна сама по себе, а не по месту, в котором ее провел. Можно хорошую квартиру иметь и денег в банках немерено, а только пусто все, пусто и гадко, будто не прожил, а просуществовал. Что та квартира, если душа Дорогой пленена? Шагать — не перешагать. Вот и иду.

Кэт Зуева. Моя давнишняя подруга и бард. Что я тогда ей ответила?

Крики стали громче. Толпа орков радостно приветствовала что-то притащившее пополнение. Вернее, кого-то.

Орки притащили двоих. Одного кинули на землю, а второй… второй был эльф! Попался остроухий! Есть в мире справедливость! Может, я не могла отомстить за убитых ребят своими руками, но Боги этого мира меня явно услышали и решили наградить за мои страдания. Да, я жестокая, а как иначе? Я же не сопливая девчонка, которая от одного вида крови, что своей, что чужой, уже падает в обморок. И я радовалась, по-настоящему радовалась тому, что наконец остроухий прочувствует то, на что обрекли его собратья ни в чем не повинных детей.

Эльфа распяли между деревьями. Теперь я смогла рассмотреть его во всей красе. Высокий, под два метра ростом, не худой, а тонкий, но нельзя сказать, что выглядит непропорционально. Просто, как у женщины, плечи узкие и жира нет. Лицо вытянутое, скуластое. А вот уши действительно большие, почти в ладонь. И стоят торчком. Такие уши под волосами не спрячешь и шапку на них не напялишь — все равно будут топорщиться. Лицо я не могла как следует рассмотреть — свет костра бликовал на темных подтеках. Досталось эльфу знатно. Но, как я поняла, это было только начало экзекуции, которую собирались устроить пленнику орки. Что ж, посмотрим. Места хоть и на балконе второго яруса, но самые лучшие — королевские!

Через некоторое время я поймала себя на том, что начинаю уважать остроухого. Пусть он и сто раз эльф, но терпеть боль умел. Не кричал, не умолял о пощаде. Иногда только поднимал голову и короткой фразой на лающем языке доводил орков до массового психоза. Те кричали в ответ, и эльфу доставалось еще больше. У меня возникла мысль о том, что скорее бы он уже умер, и пытки в конце концов прекратились. Запах паленой плоти долетал даже на эту сторону поляны. Было бы что-нибудь в желудке, меня бы в очередной раз стошнило. Наконец эльф обвис неподвижной тушкой, не реагируя на ожоги. Скорее всего, не умер, а потерял сознание. Но оркам этого хватило, чтобы направить свое внимание на второго пленника. А вот это уже хуже! Вторым оказался человек. Такой же высокий, как эльф, крупный, длинноволосый (мода у них, что ли, такая?), но с типично человеческими чертами лица. Им занялись по уже отработанной схеме, и мне в который раз захотелось вывернуть желудочный сок прямо оркам на головы.

Один из орков, что-то пытаясь узнать, задавал вопросы, поднимая голову мужчины за волосы. Я видела только кривую усмешку, перечеркивающую залитое кровью лицо, и все начиналось по новой. В какой-то момент я поняла, что грызу собственный кулак, пытаясь удержаться от криков. Состояние было близко к панике, и от необдуманных действий останавливало только понимание своего бессилия. От этого злость накатывалась еще больше. Что я могу сделать? Героически спрыгнуть со своего насеста и, размахивая бревном, отметелить десяток задоспешенных, вооруженных взрослых мужиков? Это не подростки, держащие меч, как длинную палку. У каждого из нас есть предел крутости, дальше которого только идиотизм. Орки меня заломают одной левой, и висеть мне рядышком с эльфом. Нет, скорее всего, не висеть, а лежать… и сразу под всеми. К женщинам всегда во все времена применяли другие виды воздействия.

Надо мной полушепотом переговоры. Блин, ничего не понимаю! Вспоминаются беседы с Ано по поводу того, что во многих книгах попаданцы сразу говорят со всеми без языкового барьера. Тут в соседнюю страну поедешь и то не можешь половины слов понять. Я по-польски с десятого на двадцатое понимаю, а по-турецки только на третьем месяце заговорила, хотя жила там и каждый день слышала. А тут какие-то ненормальные полиглоты — попали в чужой мир, и сразу давай все понимать и со всеми базарить. Так что придется спокойно воспринимать то, что мои спасенные говорят не по-русски.

Мужики наконец замечают мои потуги поменять положение тела. Человек лежит рядом. Спокойно так лежит и на меня смотрит. А эльф уже сидит, прислонившись к той самой многострадальной липе, из гущи ветвей которой я смотрела ночное представление.

— Извините, мужики, но я вас не понимаю, — отвечаю я на очередную тираду человека.

Они переглядываются.

— Кто ты? — опаньки, а человек-то по-русски шарит! С акцентом, будто подбирая слова, но говорит же!

Спалось хорошо. Как дома, на диване. Вопреки всем психологическим наукам, кошмары не мучили, хоть кровищи я за день насмотрелась достаточно. Может, у меня просто сны такие по жизни, что мало отличаются от кошмаров — вот и привыкла. С побудкой пришли и неприятные ощущения: во-первых, плечо — как действие обезболивающего кончилось, так оно снова о себе заявило в полный рост. Во-вторых, гадостный сук влез под ребра, и теперь я ощутила всю прелесть фразы «с дырочкой в правом боку». Ну, и третье, тоже неприятное, но вполне ожидаемое — я хотела в туалет. Упс!

Вылезать из-под тепленького лапника неудобно. Это тебе не одеяло, что можно откинуть сразу и пойти. Тут надо осторожно и медленно — веточка за веточкой. Блин, напрягает!

— Ты куда?

— В кустики.

— Далеко не отходи.

Ждать. Это самое страшное, когда не знаешь, чего. Получается, что Рандир меня напугал и теперь я боюсь вылезти и отправиться своим путем? Куда? До первой сосны или до второй? Разумнее принять правила Игры и довериться спасенным. Тем более что если их психология не очень отличается от нашей, то они мне должны по гроб жизни. Солнце давно перевалило за полдень. Вытаскивать руку и смотреть на часы было влом. Рандир то ли уснул, то ли отключился — лежит себе тихо и в ус не дует, что я тут вся уже на нервах.

Внезапно в голову пришла четкая картинка — эльф, идущий с толпой какого-то народа.

— Кажется, твой эльф близко, — просто мысль вслух.

Дыхание рядом участилось. Рандир попытался привстать и сжал зубы, сдерживая стон.

— Лежи уже! — Мне показалось глупым пытаться встать навстречу кровному брату. Какая тому разница, сидит Рандир или лежит? Но мужику, видно, было не все равно. Он упрямо пытался привстать.