Как только она вошла, Забелкин сразу понял, что у нее за намерения в отношении его и секса. Вид у пышнотелой румяной дамы был прямо какой-то страх-трах-бомбы.

– Вам сказочно повезло, – начала она с порога, расстегивая пальто, – ваша мечта сбылась!

– Да что вы?! – Забелкин просто обалдел.

– К вам пришла я! – Дама сделала несколько уверенных шагов вперед, выдвигая на первый план свою грудь четвертого размера. – И теперь у вас есть возможность застраховаться! Потому что я – начинающий страховой агент!

– Очень хорошо начинаете, – обрадовался Забелкин, а трах-агент уже в одном платье рвалась в ванную.

Василиса никого не хотела видеть. Она лежала на кровати третий день подряд и жалела себя. Муж – подлец и негодяй – оказался циничным изменником. Она застала его в объятиях пышнотелой красотки, и он ничего не стал отрицать. Наоборот, как только коварная соперница скрылась за дверью, Забелкин, подтягивая растянутые треники и выпячивая хилую грудь, заявил, что она у него не одна. Таких проходимок у него пруд пруди, а Василиса, его гражданская жена, дура набитая и тетеха, в этом пруду должна сидеть и не квакать. Забелкин засунул руки в карманы штанов и, с умным видом прохаживаясь по комнате, принялся перечислять, почему он так считает. Получалось, что с Василисой он стал сожительствовать (прямо так и сказал) только из жалости. Баба она никчемная – высшего образования не получила, на нормальную работу не устроилась, ребенка ему не родила. Та вместо того чтобы биться в истерике, закатывая Забелкину скандал, молча выслушала справедливую критику и пошла собирать ему чемоданы. Увидев это, Забелкин сам устроил скандал. Съезжать с Василисиной квартиры он не хотел. К чему? Он очень хорошо пристроился, уже поделил ее две маленькие комнатушки поровну и решил налаживать личную жизнь с другой – умной, не тетехой, обладающей высшим образованием и детородной функцией. Василиса все так же молча выставила его чемоданы на лестничную клетку, а когда Забелкин ринулся за ними, чтобы вернуть свои вещи назад, захлопнула за ним дверь и задвинула щеколду. Забелкин пару часов покричал перед закрытой дверью, но вскоре унялся и потопал к родителям, не чаявшим в единственном сыне души.

На следующий день он вернулся и потребовал отдать ему одну из комнат для проживания: в квартире родителей устроить личную жизнь было практически невозможно. Василиса не вняла просьбам бывшего гражданского мужа и даже не подошла к двери для ведения переговоров. Она лежала на кровати и страдала. Да. Забелкин оказался прав. Она училась на четвертом курсе института, когда встретила его, такого умного и заботливого. Он был сыном хороших знакомых ее мамы, она – дочерью хорошей знакомой его родителей. Можно сказать, что родители их и поженили. Нет, жениться Забелкин хотел только на первоначальном этапе их совместной жизни. После чего, втянувшись в благотворную атмосферу заботы и ухода, решил себя не обременять. Зачем? Ему и так было прекрасно. Он часто говорил: «Зачем покупать молоко, когда рядом ходит дойная корова?» Этой дойной коровой была она, Василиса. Она окружила его заботой и вниманием, по настоянию его родителей бросив институт. Каждое утро Василиса вставала ни свет ни заря, чтобы сварить Забелкину свежий супчик на завтрак. Потом отправляла его в лабораторию, а сама принималась убирать, чистить и стирать. Стирать приходилось ежедневно – Забелкин менял белоснежные рубашки каждый день. По-другому было нельзя – он был перспективным химиком, его лаборатория получила какой-то грант и сотрудничала с иностранными державами. Забелкину нужно было «держать марку». Часто он держал эту самую марку в их (вернее, Василисиной) квартире, приглашая многочисленных партнеров на приготовленный Василисой обед, обычно состоящий минимум из семи блюд.

Она смирилась с жизнью подруги гения и делала все для того, чтобы снять с него бремя житейских забот. О продолжении образования Василиса больше не думала, об устройстве на работу даже не мечтала, а родить ребеночка ей не позволил сам Забелкин, мотивируя это тем, что ребенок станет препятствием к получению им Нобелевской премии. Теперь Забелкин ставит это Василисе в вину. Конечно, она зря бросила институт, могла бы найти почасовую работу, тайком от Забелкина забеременеть и поставить его перед фактом. Да и родителей забелкинских тоже. Неужели те не захотели бы внука? «Не захотели бы», – ответила сама себе Василиса, хорошо знавшая бывших родственников. Для тех важнее была перспектива карьерного роста единственного сына. Правда, за те пять лет, что она прожила с Забелкиным, тот так и остался на должности младшего научного сотрудника и никуда не вырос. В этом он тоже обвинил ее.

Василиса перевернулась на другой бок и продолжила страдать. В дверь позвонили. На площадке раздался голос Забелкина, жалующегося соседке на беспринципную и жестокую Василису. Она закрыла глаза и уткнулась поглубже в подушку. Пусть трезвонит, она не откроет. Между ними все кончено. Раз Василиса тетеха и дура набитая, пусть Забелкин поживет с родителями и поищет себе умную.

Зазвонил телефон, валяющийся у Василисы в ногах. Она привстала и подняла трубку. Звонила мать Забелкина. После тирады обвинений в адрес бессердечной Василисы она обрушила на нее град укоров. Василиса молча вернула трубку на место. Ей было жалко свою маму, она очень расстроится, когда вернется из санатория. Для нее Забелкин тоже был гением и воплощением мужского достоинства. Кстати, о мужчинах. Василиса встрепенулась, оторвала от подушки взлохмаченные коротко остриженные волосы и поджала губки. Все, она наплюет на мужское достоинство и станет феминисткой! Маме говорить об этом не станет, для той что феминистки, что лесбиянки – все одно. Василиса решила, что начнет жизнь без вмешательства в нее представителей мужского сообщества.