Речка, играя яркими бликами теплого летнего солнца и весело спрыгивая с небольшого порожка, успокоено разливалась по широкой запруде. Послеполуденная жара немного отпустила, и сейчас было самое лучшее время расслабленно отдохнуть на лужайке у берега. Лэя лежала на спине, закрыв глаза и вслушиваясь в звуки неторопливого летнего дня. Легкий ветерок шуршал временами в кронах деревьев и иногда, добираясь до лужайки, слегка покачивал травинку принимавшуюся щекотать ее щеку. Но Лэя терпела это шкодничество невидимого хулигана, не желая даже пошевелить рукой. Расслабившись, она впитывала в себя все очарование природы, не нарушаемое ничьим присутствием. Лукошко с грибами осталось в стороне под кустом, спрятанное в тени. Скинутый сарафан служил подстилкой. Раскинутые, как попало, руки и ноги утопали в мягкой, еще по-весеннему шелковистой траве. Где-то рядом тихонько стрекотало какое-то насекомое, а высоко в небе выводила трели маленькая пичуга — привычные звуки лета успокаивали мысли.

Лэя уже с полчаса лежала здесь — в ее любимом с самого раннего детства месте, и пыталась найти то беззаботное детское ощущение, которое всегда ассоциировалось с этим укромным уголком. Сегодня ей исполнилось девятнадцать — год совершеннолетия.

Это было, одновременно, и волнующе радостно, и грустно. Она становится самостоятельной женщиной, имеющей право сама за себя решать свои проблемы и выбирать свой жизненный путь. С другой стороны, окончилось детство — пора жизни, от которой у нее останутся только светлые воспоминания, не считая каких-то маленьких детских переживаний и обид.

Сколько лет она убегала сюда при первой возможности! Это место было недалеко от их дома и входило в частные владения их семьи, так как другие деревенские дети приходили сюда, только если она сама звала их с собой. К тому же, речка бежала дальше, петляя вдоль всех других домов деревни, так что почти каждой семье доставался свой укромный и любимый участок у воды.

Лэя полностью просохла на солнышке и собиралась вставать, когда почувствовала что-то мокрое и холодное у себя на спине. Она стремительно вскочила и сбила с ног подкравшегося к ней Хлюпа. Он приземлился на заднюю точку и обиженно вытаращил глаза на Лэю, стряхивая воду с рук.

— Ты чего так прыгаешь? — как будто не он сам сейчас принес в своих мохнатых руках воды и поливал Лэину спину.

— Ах ты, проказник! — как всегда, Лэя не знала, смеяться или злиться из-за шуточек Хлюпа. — У меня теперь спина вся мокрая, а солнце уже низко! Скоро гости соберутся. Мне надо переодеться в праздничный наряд. Что я буду теперь делать?!

Хлюп серьезно на нее посмотрел своими круглыми глазенками и, после длительного раздумья спросил:

Лэя постепенно выходила из глубокого сна. Перед глазами проплывали сцены прекрасного бала. До ее сознания стали доноситься какие-то звуки. Затем, звонкий детский крик окончательно вывел ее из дремы. Открыв глаза, она увидела хвойные ветки над головой. Повернув голову, Лэя разглядела, что лежит в наспех сооруженном шалаше, с одной стороны прикрытым лапником, а с другой — пологом из прочной водостойкой ткани. Лэе вспомнились произошедшие с ней события. Сердце опять сжала тоска по родителям. Конечно, она могла теперь легче пережить все случившееся, но она четко осознавала, что осталась один на один с этим большим и враждебным миром. Ее совершеннолетие, действительно, не оставляло ей шансов оставаться ребенком. И все-таки, несмотря на суровую действительность, она знала, что ее родители счастливы, а она, пусть и во сне, но побывала настоящей принцессой. И пусть она была по-прежнему убеждена, что никогда не приблизится к престолу и власти, осознание своей значимости придавало ей сейчас силы и давало новое ощущение, что ее жизнь не кончается на этом и, может быть, ее еще ждет впереди что-то важное и прекрасное.

Внезапно мысли вернулись к последним мгновениям перед тем, как она впала в беспамятство: "Она же убила сэйла! Да не просто так, а сожгла!" Лэя ужаснулась своим новым способностям. Ей больше не казалось, что клеймо ведьмы на ней такое уж несправедливое. Пусть монах был убийцей и врагом, но это все равно не оправдывало ее действий. Конечно, по неопытности, она сама не ожидала, что сможет зажечь монаха, как факел. Но тот, увидев ее глаза, кажется, все понял. Он даже не сопротивлялся. Лэя вспомнила посланную инквизитором перед самой смертью мимолетную мысль облегчения и благодарности. Как будто бы она освободила его от тяжкого бремени. Как бы то ни было, на душе у нее остался тяжелый осадок вины.

Лэя вздохнула поглубже, борясь со слабостью, вызванной снотворным, и вышла из палатки. Перед ней предстала картина походного бивака. Вся семья дяди Илаира сидела у костра и, по-видимому, готовилась к завтраку. По свежести воздуха и теплу в палатке Лэя догадалась, что, скорее всего, сейчас утро. Дым от костра донес до нее соблазнительный запах жареного мяса. Вдруг, кто-то толкнул ее в бок и крепко обнял за талию.

— Жива-здорова, однако! — раздалось довольное урчание Хлюпа.

Лето продолжало свое наступательное шествие по долине. Урожаи грибов и ягод радовали беженцев, а вода в озере становилась все теплее. Так что скучать не приходилось. Всем хватало и дел, и развлечений. Лэя все меньше занималась в библиотеке. Летняя пора звала на природу — луга, леса, озеро и горы манили ее, а мир книг все больше убеждал, что многие тайны так и останутся невыясненными из-за путаницы в головах их авторов. Лэе даже казалось, что, чем больше она пытается читать, тем дальше от истины уводят эти многоэтажные, высокопарные, ни на чем не основанные, рассуждения. Поэтому, она все больше помогала Илаиру и Зару на сенокосе, Лике — по дому, а с Хлюпом занималась сбором грибов и ловлей рыбы. И конечно же, она каждый день плавала в озере. Никогда еще ей не доводилось купаться в таком большом водоеме, и сейчас она наверстывала упущенное, делая далекие заплывы, чем частенько расстраивала Хлюпа и других свидетелей ее безрассудства.

— Вот уж, делать нечего, как только мокнуть в этой воде, однако! Ну чего ты в ней нашла? Там даже рыбы жить не хотят! — бурчал на нее Хлюп, нервничая в очередной раз, когда она возвращалась с заплыва.

— Как, не хотят? — удивленно смеялась Лэя, выходя из воды.

— Я знаю! Там же темно и сыро! Рыбы просто не умеют жить на суше, вот им и приходится сидеть в воде, однако! — развивал свою философию, маленький мыслитель.

Женька Котов, в просторечье «Кот» и иногда даже "в сапогах", прикрыв глаза в блаженной неге, развалился на уютном диване и вдыхал тонкий аромат кофе. Аромат усилился, и одновременно он услышал легкие шаги. Открыв глаза, он увидел перед своим носом округлившийся животик Таши. А подняв взгляд, встретился с насмешливым выражением серых глаз:

— Ну что, Жека, я уже не кажусь тебе такой привлекательной?! — спросила Таша, заметив его изучающий взгляд и ставя кофейник на стол. Хотя по ее счастливому лицу было никак не заметить, что она сомневается в своей красоте. Женька заподозрил, что ей, как и всякой женщине, приятно было слышать комплименты, и она, непроизвольно, на них напрашивалась.

— Да ты что?! Как ты могла подумать такое?! — он закатил глаза в приступе притворного возмущения. — Ты теперь совсем в другом качестве предстаешь! И знаешь, по-моему, ты только красивее стала! В тебе что-то такое значительное появилось! Ты вот ходишь и, как будто, все время прислушиваешься к себе. Так что, даже мне хочется послушать, есть там кто живой?

— Ну, ты как всегда, горазд на комплименты! — счастливо рассмеялась Таша, затем ойкнула и положила руку на живот, потом схватила Женькину руку и приложила туда же. — Слушай, он толкнул меня!

"Хорошо, конечно, витать в небесах, да не всегда после этого мягкая посадка бывает!" — думал Женька, растирая затекшие мышцы своего несчастного тела, после очередного возвращения «оттуда». Было раннее утро и его тело, с одной стороны хорошо выспалось, а с другой, ныло от неподвижного лежания всю ночь. Спасибо Федьке — они с ним на пару скумекали механизм, временами слегка наклоняющий кровать в разные стороны, за счет чего, их тела, пребывая в отключке, чуток меняли положение, тем самым, заставляя кровь циркулировать по телу. Им бы настоящие массажерные кровати были нужны, да где их достанешь, и за какие деньги?

Так что пока они обходились своими самоделками — все лучше, чем ничего. Женька почти каждую ночь выходил в астрал, а днем выполнял реальные обязанности, ходя на работу, в магазин, чем-то питаясь и опять удирая в астрал вечером. В общем, как заметила Таша, жил двумя жизнями одновременно.

Единственным, полностью понимающим его человеком в реале был Федя. Хотя тот все же больше уделял времени реальной работе и развлечениям. Что наверно и правильно — астральными-то делами они всегда успеют назаниматься, когда придет их час. Но Женька не мог уже адекватно воспринимать реал. Астрал манил его своим, бесконечным разнообразием и необузданностью фантазий его жителей и творцов.

Однажды, вернувшись с работы в свою пустую холостяцкую квартиру, он вдруг отчетливо понял, что больше не может ходить на скучную работу. Просто не может видеть эти бесконечные анализы и мучительство животных, которое, по большой ошибке называли наукой. В расстроенных чувствах он набрал Федькин номер и стал изливать тому душу:

Женька, в который раз примерялся к своему новому кабинету. Но у него ничего не получалось. Он уже и на диване пробовал лежать, и телевизор пытался смотреть, и даже опять в интернет лез — и, все равно, через десять — пятнадцать минут его охватывал жуткий приступ кабинетной меланхолии. И он опять бежал жаловаться Славке, получал от него веселого пинка, и, уже счастливый, летел дальше в гости к Таше или в мир их пирамиды, или вообще куда-нибудь подальше в неизведанные еще миры астрала за компанию с Федькой.

Но чувство ответственности за начатое нешуточное дело гнало опять его в эту шикарную западню кабинета. Так и сегодня, по прибытии в астрал, он, в первую очередь, заглянул в свою бюрократическую мышеловку. Но не успел он еще уныло усесться на свое кресло, как обнаружил, что-то новенькое. На «рабочем» столе лежал кусок мятой бумаги. Он схватил ее и, приросши глазами к записке, автоматически плюхнулся на диван. Хорошо, что не мимо — настолько поглотил его внимание текст: "Сиди крепче на заднице и никуда не сбегай! Есть одно дельце! Б." "Интересно! Ангелом еще называется! Не мог даже подписаться нормально. Лень ему три буквы приписать — «Б». какая-то! А может, я не знаю никаких "Б."! Пусть сам до меня дозванивается!" — сидел на диване Женька и ворчал, как старый дед, мучимый газами, заблудившимися в его дряхлом кишечнике. Однако время шло, а никакая "Б." ему не звонила. Вконец изведшийся от любопытства, Женька уже неотрывно глядел на мобильник, спокойно почивший на столе. Внутри него боролись, не на жизнь, а насмерть, любопытство с остатками спесивости, которые явно сдавали позиции. Рука сама потянулась к телефону. Женька только грозно на нее глянул, но не мог уже ничего поделать, и та мертвой хваткой схватила телефон.

— Это ты записку оставил? — грозно спросил Женька, услышав в трубке приветственное бульканье Буля. — А чего сидеть тут приказал, да еще подписался какой-то неизвестной "Б."? Тоже мне, конспиратор нашелся!

— Да лень была писать все имя. Ты бы еще потребовал Рофидиплебуль написать! — Обойдешься! А приказал сидеть, значит сиди! Рекогносцировку… тьфу! То есть, субординацию надо соблюдать!

Лэя, удивляясь себе, почувствовала, как озорная улыбка в мгновение ока превратила инопланетное чудовище в забавное и веселое создание. Но даже сквозь смех, чувствовался его взгляд, продолжающий внимательно и заботливо изучать ее.

Лэя не могла не оценить комплимент чужака и ответила смущенной улыбкой:

— А я думала, что кажусь вам большой, плюшевой игрушкой, как мой Хлюп!

— Нет, если и игрушкой, то не плюшевой, а атласной! И потом у игрушек не бывает таких красивых и умных глаз! — продолжал расточать инопланетные комплименты Женька.

Однако раздумывать было некогда и Лэя, по привычке, позвала Женю, но он не отвечал на ее зов. Совсем запаниковав, Лэя «зажмурилась» и представила себе любимую полянку в астрале. Открыв глаза, она увидела ее перед собой.

Воодушевившись, она снова представила Женю и постаралась в деталях вообразить его лицо. Открыв снова глаза, она увиделала, что оказалась перед Женей, лежащим на совершенно другой лужайке, чем та, на которой она только что была. Не обращая внимания на изменившуюся обстановку, она бросилась к, ставшему ей близким, чужаку и осторожно прикоснулась рукой к его щеке, боясь потревожить его и сомневаясь, жив ли он. Почувствовав прикосновение, Женя открыл глаза и удивленно вытаращился на Лэю:

— Ты откуда здесь оказалась?! — произнес он и радостно улыбнулся. Потом сообразил и, привстав на локоть, взял Лэю за руку. — Господи, лапушка, ты что, через всю галактику сюда прыгнула?!

— Я не лапушка и никуда не прыгала! — Лэя облегченно проворчала, начиная обижаться, что она зря к нему неслась, сломя ноги и голову. А теперь этот «урод» еще и насмехается над ней!