Полузанесенную песком консервную банку с уцелевшим еще названием некогда хранимого в ней продукта он считал своею личной собственностью и в последнее время все чаще тревожился о ее сохранности. Он приплывал к ней по нескольку раз на дню, касался губами жестяного бака и, медленно шевеля плавниками, подолгу оставался на месте. Потом, как бы убедившись в надежности этой своей недвижимости, лениво потягивался, зевал, широко открывая большой рот, и не спеша отправлялся осматривать окрестности.

Тут ему обязательно что-нибудь попадалось: щепочка, камешек, обломок раковины, красный червячок, без толку мотающийся из стороны в сторону, слизняк или обрывок прошлогодней водоросли. Съедобное, если оно не слишком ретиво проявляло желание жить, он съедал. К несъедобному приближался с заметным раздражением: ведь мусор портит местность, придавая ей дикий, отпугивающий вид.

Иногда он пробовал отмести в сторону все эти камешки и щепочки. Начинал пылко, но через минуту усердие пропадало — он как бы забывался. И тогда тихо оседал на свое место потревоженный ил…

Одиночество вскоре надоедало. Оставив банку на произвол судьбы, он присоединялся к знакомой компании, которая разыскивала поживу или просто нежилась на мелководье, где посильней припекало солнце. Однако и такое достойное времяпрепровождение стало быстро надоедать. К тому же оно нагоняло странное раздражительное настроение. Как-то он даже подрался с одним типом, который явился на сбор в неприлично темном одеянии и с вызывающей оранжевой бахромой на спинном плавнике.

Схватка была короткой. Они сшиблись, подняли тучу мути, напугали честную компанию, которая бросилась врассыпную, а затем, безуспешно поискав друг друга в серой непроглядности, помчались в разные стороны. Причем наш герой, унося на боку свежую рану от зубов противника, полетел прямехонько к своей банке: поражение почему-то усилило его беспокойство о ней.