Они — те, о ком не помнят, пока всё хорошо. А когда всё же вспоминают, их обычно ругают, считают бездельниками, иногда даже позволяют себе шутить и насмехаться. Но когда хрупкая человеческая жизнь повисает на волоске над тёмной бездной пустого космического пространства, запертая в крошечной скорлупке погибающего корабля, именно к ним взывают те, кто мечтает выжить. Старинный похожий на заклинание призыв разносится информационными потоками во все стороны — «Спасите наши души!» И они приходят. Рискуя жизнями, не ожидая благодарности — спасают. Они — служба Безопасности Гражданской Космонавтики, наследники и преемники старинной службы спасения. Они — боги глубокого космоса. Для них не имеет значения, друг или враг терпит бедствие, просит он о помощи или гордо умирает молча. Важна лишь жизнь. Каждый спасённый — это новая большая победа над старухой с косой и жадной пустотой вакуума. Когда корабль БГК «Гордая дева», и сам пребывая в не лучшем положении, наткнулся на терпящий бедствие корабль альдарцев, — тех, о ком в древних мифах сохранилась память как о демонах, и тех, с кем совсем недавно отгремела война, — никто в небольшом экипаже не сомневался ни секунды. Семеро выживших демонов подняты на борт «Гордой девы». Чем это грозит людям? Разумеется, неприятностями! Но — у богов такая работа. Неблагодарная, собачья работа. И всё равно они её любят.
Ильтурия
Плохо быть маленькой и слабой. Нет, когда ты ребёнок — это здорово и естественно, а когда по документам ты уже взрослая сложившаяся личность, но выглядишь как щуплый нескладный подросток, это ужасно. А если при этом ты ещё и во всех остальных отношениях — неудачный экземпляр, то жизнь превращается в кошмар.
Я позор семьи. Дома мне никто и никогда этого не говорил, они меня любят; но помимо них полно доброхотов. И в школе, и в училище, и на работе, да вообще везде. Конечно, как же иначе — дочка таких родителей, потомок такого рода, и вдруг такое ничтожество. Дело даже не во внешности, Сантар с ней, главная моя проблема — голова. Бесполезная и, как утверждает большинство окружающих, совершенно пустая, нездоровая и приделанная не тем концом.
Из меня не получился пилот, не получился стрелок, не получился медик и даже приличный инженер. Я с горем пополам выучилась на архитектора, еле-еле нашла хоть какую-то работу и последние годы занималась тем, что проверяла расчёты и подчищала чужие чертежи. То есть, мне даже самостоятельные проекты не доверяли, потому что их результаты выводили окружающих из себя.
А я всего лишь люблю рисовать. Особенно люблю рисовать пейзажи и животных, совсем немного — портреты, но по художественному направлению идти даже не пыталась. Меня бы просто не взяли, потому что единственное, чего я не умею рисовать, это — батальные сцены. То есть, то, что составляет всю нашу культуру и все наши обычаи.
Да. Вот в этом мой главный позор и весь кошмар моего положения. Я не люблю воевать, не умею постоять за себя и не хочу строить военные корабли и орбитальные крепости. Ещё у меня нет совсем никакого Дара: ни Мертвителя, ни Искателя, ни Охотника, ни Искусителя, ни даже Защитника. Хуже того, я имею наглость восхищаться нашими извечными, что называется — естественными врагами, людьми. Правда, мне всегда хватало ума делать это молча, втихаря, потому что если бы об этом узнали… не дожила бы я до сегодняшнего дня.
Нил
Трудно быть богом.
Не знаю, кто и когда сказал эти слова первый, это было давно. К нам фраза пришла из книжки писателя, жившего три века назад. Книжка была про другое, к нам не имела никакого отношения, но фраза давно уже стала девизом всей службы.
Служба БГК, или служба Безопасности Гражданской Космонавтики, уже много лет, едва ли не со дня своего основания, в народе носит другое название. Мы — Боги Глубокого Космоса. Те, о ком не помнят, пока всё хорошо, и к кому взывают, когда жизнь повисает на волоске. «Спасите наши души», — древний призыв и почти заклинание разносится в равнодушной и пустой межзвёздной темноте, и на призыв приходим мы. И спасаем. Годами не видим родных и близких, подобно тем несчастным верблюдам протискиваемся в игольное ушко, часто выслушиваем ругательства и почти никогда — благодарности, рискуем и гибнем сами, но всё равно — спасаем. У богов такая работа.
Собачья, честно говоря, работа.
Подобные философские мысли блуждали в моей голове, не отвлекая от важного дела. Невообразимо скрючившись и раскорячившись, я полулежал, полувисел на страховке в техканале и ковырялся в корабельных мозгах. Настроение, несмотря на общую бестолковость и даже почти безнадёжность положения, было невозмутимо-благодушным.
