Кому война, а кому мать родна. Вот и Егорушке в сорок первом наконец повезло. Долго он на Руси неприкаянный болтался, как цветочек аленький в проруби зимней, без единого документа в своих рваных карманах, а вот в месяце августе выдали ему вещевой аттестат да продовольственный и отправили служить в армию. С тех пор он и зажил по человечески…
Нет, всякое, конечно бывало. И в атаки он хаживал, и в десантах участвовал, и после десанта под Керчью через весь Крым ползком до Севастополя добирался, и оттуда, после всех на последней шлюпке вокруг всего полуострова до своих выгребал, но жив-то остался да и к морячкам прибился накрепко. Выучился и на торпедиста, и на акустика, и когда в сорок четвертом британец Черчилль, лорд Мальборо, товарищу Сталину подарил кораблик от щедрот своих, то заметили его личное дело в кадрах и отправили служить на Северный флот, на советский крейсер «Архангельск». Там он до главного старшины и дослужился, себе на радость, врагам на страх. Когда в сорок девятом отобрали бесстыжие капиталисты подарок лорда и потащили его в Англию на переплавку, чтобы наделать из боевого корабля пяток торгашеских корыт, сильно Егор опечалился. Даже слеза его злая прошибла. Но не дало ему командование флота долго печалиться, отправили его в город Данциг, бывший немецкий, а сейчас польский порт, осваивать трофейные корабли, немецкие да итальянские, да бывшие панские польские. В очередной раз ему повезло, на флоте остался, не попал под списание. Не пришлось ему в вновь уклад своей жизни менять, попустила судьба.
Так и жил он спокойно, за спиной своего капитана, работал за себя и за всех тех парней, что полегли на стылой крымской земле или захлебнулись в холодных волнах Атлантики, и горя не знал. Так он и Сталина похоронил, и портретик очередного английского шпиона Берии в топке сжег, и в красном уголке фотографию генерал-лейтенанта Хрущева, что в сорок втором году Харьков немцам просрал, повесил. А вскоре после этого вызвал его капитан, и сказал, что пойдет их корабль прямо по синему морю в далекую страну Индонезию, помогать братскому пролетариату в его борьбе против голландских захватчиков. Ну и ладно, подумал главный старшина, и до этого всех побеждали, победим и голландцев. Черт не выдаст, свинья не съест.
— Товарищ капитан, какой бы нам маршрут не наметили, теплых морей не избежать, — высказался старшина. — Разрешите в меру возможностей дополнительно подготовиться к переходу.
— Действуйте, Егор Михайлович, все что возможно нашими силами делайте, — согласился с ним капитан-лейтенант Меркулов, получивший свое звание еще в 1945, да так в нем и оставшийся. Ладно хоть еще на службе оставили, не пошел в тридцать лет на токаря учиться.
