Отечественному читателю, несомненно, известно имя писателя, автора исторических романов Антонина Петровича Ладинского (1896-1961).

Судьба А. Ладинского достаточно драматична. В 1921 году подпоручик Ладинский с отступавшими частями белой армии покинул родину и более тридцати лет – до 1955 года – жил на чужбине. Жил – и писал. Писал много: романы, рассказы, очерки, стихи... Стал одним из наиболее известных писателей русского зарубежья. И вот парадокс: обширное и многообразное наследие Ладинского-изгнанника доныне не собрано, не издано и, проще говоря, забыто...

В нашей стране широкое признание получили лишь те романы, которые были написаны и опубликованы уже после возвращения на родину: «Когда пал Херсонес», «Ярославна – королева Франции», «Последний путь Владимира Мономаха».

Книга, Которую издательство предлагает вниманию читателей, – первая в нашей стране попытка исправить эту несправедливость. Составители ее стремились представить эмигрантское творчество Ладинского как можно шире и многообразнее. Здесь роман «XV легион» (1937) об упадке Рима в III веке до нашей эры, второй роман, «Голубь над Понтом» (1938), о Византии и России в X веке. К романам органически примыкает цикл рассказов, которые удалось найти в труднодоступных, сохранившихся в небольшом количестве журналах: «Воля России» (Прага), «Иллюстрированная Россия» (Париж), «Новоселье» (Нью-Йорк), «Русские записки» (Париж), «Современные записки» (Париж), «Числа» (Париж), а также в парижской газете «Последние новости». С прозаическими произведениями перекликается и поэзия Ладинского, в частности, его главная книга – «Стихи о Европе», тоже включенная в настоящий сборник. Наконец, помещены в книге и два очень ценных отзыва о творениях Ладинского и его жизни в изгнании; их авторы – русский философ Георгий Федотов и поэт Юрий Терапиано, хорошо знавшие Ладинского и разделявшие с ним тяготы жизни в чужой стране.

Таким образом, творчество Ладинского в эмигрантский период жизни представлено в данной книге с полнотой, близкой к максимальной. Публикуя неизвестные на родине произведения А. Ладинского, издательство делает попытку ввести их в современный круг чтения. С такой надеждой трудились и составители, разыскивая в архивах и библиотеках преданные забвению сочинения соотечественника, сумевшего сделать столь многое вдали от России и по возвращении на родину.

Кажется, ни в одном государстве не соседствовали так странно меркантильные интересы и подвиги, как в Карфагене. С одной стороны, жадность торгашей, меняльные конторы, проценты, с другой, – военный гений таких полководцев, как Ганнибал, его боевые слоны, его походы, альпийские тропы, облака, бессмертие. Появившись на полях сражений, слоны внесли переворот в тактику эпохи, смятение в ряды римских легионов. В воздухе запахло серой фалариков. Разгоряченные вином, в которое примешивались одурманивающие специи, слоны с ревом бросались на неприятельскую пехоту, топтали ее, разили клыками. «Облака, таящие в своем чреве рев бури», – сказал о слонах греческий поэт III века. Так, на полях Соммы, в тумане зимнего рассвета появились впервые перед траншеями чудовищные танки.

Но кто, кроме гимназистов, в нашем мирном городке думал о Ганнибале? Тогда и в голову не приходило, что удастся посмотреть на Карфаген, жадный и меркантильный город, вернее, на те холмы, залитые солнцем и поросшие бурьяном, в могильных зияниях, в ямах раскопок и в обломках римских колонн и черепков, на которых стояли некогда башни и храмы Карфагена, его бани и казармы наемников, базары, конюшни для слонов, торговые склады, военные кузницы и фабрики снаряжения – свинцовых шариков для балеарских пращей и каменных ядер для баллист, доставлявшихся в огромном количестве на галерах под стены Сагунта. Но в случайном путешествии, в один ветреный, но жаркий день, на берегу божественно-синего и радостно-круглого залива привелось все-таки взглянуть на эти могилы и черепки, на эти превратившиеся в лужи гавани, которые во времена Магонов были забиты кораблями с елеем, испанским серебром и массилийским вином, с рабами и слоновой костью африканских экспедиций.

Потом были, конечно, более трудные положения, и людям нашего поколения пришлось кое-что пережить, но тогда казалось, что это самый страшный день в жизни. Предстоял экзамен по латинскому языку. Городское, омытое ночным дождем, утро сияло, полное беззаботной прелести, а мы шли в гимназию, как на казнь, завидуя спокойствию встречных людей. В желудке была неприятная пустота, сердце слегка замирало, а навстречу попадались равнодушные чиновники, бабы с корзинами, веселые маляры, красноносые рассыльные с пакетами, в которых жизнь была пронумерована, разнесена по графам или, по крайней мере, обезврежена канцелярской отпиской.

По дороге надо было замедлить шаги около одного незабываемого дома. Может быть, она еще спала в своей узкой девичьей постели, в комнате с цветочками обоев, с кисейным туалетом, с фотографией Максимова на стене? Нет, она не спала. Открылось окно. В одной руке она держала сдобную булочку, другою дружески махала. Ее утренние глаза необыкновенного цвета были прозрачны и влажны, как обсосанный леденец. Голос был музыкой из другого мира.

– Страшно? Это очень трудно, латынь?