Предисловие
Начинать писательскую карьеру всегда нелегко, и произведения, вошедшие в этот сборник, созданы именно в тот период, когда дела у меня обстояли не самым лучшим образом. Никто не хотел покупать книги писателя, который носил такое «не ковбойское» имя — Луис Ламур, и поэтому одно время я подписывался именем одного из своих героев, взяв себе псевдоним Джим Майо.
Материал для своих рассказов я собирал, сидя на тюке сена где-нибудь в тенистом уголке близ оросительного рва или же на горном склоне за обедом в компании местных старожилов, среди которых у меня было немало друзей. Они не рассказывали мне всех этих историй, сюжеты которых являются исключительно плодом моего воображения, а просто разговаривали, вспоминая о былых временах, о перестрелках и бесконечной борьбе с ворами; о том, как когда-то загоняли и клеймили скот, как разбивали лагерь и готовили на костре еду, и о странствующих ковбоях, отправлявшихся в путешествие по необозримым просторам.
Тогда, много лет назад, я научился больше слушать других и поменьше говорить самому. Старики же рассказывали много, охотно предаваясь воспоминаниям, разговаривая по большей части между собой и почти не обращая внимания на меня. Я же просто тихо сидел рядом, стараясь сохранить в памяти то, что мне доводилось услышать от них.
Они говорили о виски и женщинах, о стадах и диких мустангах, о ковбоях, арканивших и объезжавших лошадей, о вечерах в городе и долгой дороге домой, о золотых жилах, заброшенных рудниках, зарытых в землю кладах и о грабителях.
Они жили на Западе, когда он еще был Диким, и их воспоминания не померкли, оказались неподвластными времени. Детство некоторых из них пришлось на те годы, когда с гор спускались последние маунтинмены
1
со связками добытой пушнины; видели они и охоту на бизонов, и отряды воинствующих индейцев.
ВЕРОЙ И ПРАВДОЙ
От автора
Выражение «служить верой и правдой» подчеркивало преданность человека своему работодателю или конкретному хозяйству, на которое он работал. В полуфеодальном обществе это считалось наивысшей похвалой. Если человеку не нравилось ранчо или же его не устраивала постановка дела, он имел право взять расчет, что многие и делали, но уж если работник решал остаться, то он был предан хозяйству до конца и ожидал того же по отношению к себе.
О человеке чаще всего судили только по его поступкам, без оглядки на прошлое. Очень многие из тех, кто переселялся на Запад, хотели бы забыть о своем прошлом, поэтому задавать вопросы здесь было не принято. Многое прощалось тому, кто смел, прямодушен и справлялся с доверенным ему делом. Если же он трудился вполсилы, спустя рукава, то кому-то неизменно приходилось работать за него, самостоятельно восполняя образовавшийся пробел, таких людей не уважали, от них старались избавляться.
Верой и правдой
Прошло уже больше часа, а он все еще лежал на земле, зорко наблюдая за крытой повозкой. Было совсем тихо: нигде ни движения, ни шороха, ни звука. В траве, на самом виду, валялись туши двух волов, которые тащили повозку. Поодаль, примерно в миле, пасся одинокий бизон, и в серой дымке чернел его темный силуэт.
Вблизи от повозки все тоже выглядело спокойно, но Джед Эсбери слишком хорошо знал повадки индейцев, любой из которых мог в случае необходимости пролежать без движения несколько часов кряду, а он вовсе не собирался рисковать собственным скальпом и не имел ни малейшего желания испытывать судьбу, тем более что на место трагедии он набрел случайно, будучи совершенно голым и безоружным.
Два дня назад его угораздило попасть в плен к индейцам, которые сорвали с него всю одежду и пустили сквозь строй, но он, вопреки ожиданиям, проявил необыкновенную прыть и сумел удрать, отделавшись при этом всего несколькими пустяковыми царапинами.
Теперь же, когда позади остались многие мили, силы начинали покидать его. Однако несмотря на голод и жажду, он еще вполне мог бы продолжать путешествие, если бы не сбитые в кровь и распухшие ноги.
Короткими перебежками от одного укрытия до другого, соблюдая предельную осторожность, Джед устремился вперед, все ближе и ближе подбираясь к повозке. Когда же до цели осталось не более полусотни ярдов, он снова залег в траву и принялся наблюдать за обстановкой.