Александр стоял около окна и смотрел куда‑то вдаль. Огромная прозрачная панель в высоту этажа была кристально чистой, а погода стояла такая ясная, так что лежащий перед ним вечно бурлящий город был весь как на ладони. Но мысли мужчины были где‑то далеко от этих мест. Он ждал очень важных новостей, но его мерное дыхание и холодный взгляд выражали колоссальное внутреннее спокойствие. Он стоял словно ожившая статуя, выражая всем своим видом могущество и монументальность.

Но вот тишину нарушила легкая трель, и раздался мелодичный голос секретарши:

— Александр Петрович, к вам профессор Самойлов.

— Хорошо, пусть войдет.

Петр обернулся на звук упавшего тела и застал немую картину — его любезная матушка Наталья Кирилловна стояла с совершенно белым лицом, украшенным вытаращенными глазами, а одна из нянек лежала словно куль из тряпок и телес подле ее ног.

— Доброе утро, — как можно более невозмутимо произнес Петр.

— Доброе, — только спустя минуту смогла выдавить из себя царица. — Кто это был? — Но юный царь не ответил, лишь вопросительно выгнул бровь и молча ждал уточнения. — Седовласый старец, — продолжила царица–мать, — с благообразным лицом и в светлых одеждах.

Наступила пауза. Петр не знал, что говорить и обдумывал обстановку. «Говорить правду? А нужно ли? Тем более в столь темные времена. На костер, конечно, не отправят, но… чем все это закончится, неизвестно. А если Софья узнает неправильную трактовку, то ему точно не избежать стрелецких бердышей».

Софья вышагивала по своим палатам и напряженно думала, пытаясь понять, зачем Нарышкины увезли ее малолетнего братца в Преображенское.

— Софья, душа моя, — раздался от двери голос Василия Голицына, фаворита царевны.

— Я вся извелась! Что они там устроили?

— Игрища там, большие и чудные, — пожал плечами боярин.

Петр стоял в свеженьком сарае, поставленном едва ли пару месяцев назад, и любовался на работу ткацкого станка. Нет, конечно, ничего особенно удивительного в нем не было. Да, по правде сказать, даже напротив — убогая копия, механического ткацкого станка Роберте, вся прелесть которой заключалась только в одном — никакого аналога ей пока еще не было. Вообще

[6]

. К огромному удовольствию юного царя в текущей обстановке даже в Англии и то не знали даже станка с челноком–самолетом

[7]

, а уж о механизированных станках так и речи не шло даже в проекте, тем более таких, что позволили бы ткать что‑то сложнее примитивного полотна. А у Петра получилось. Безусловно, он изначально знал устройство и принципы, но ведь это не исключает немалых сложностей в реализации проекта местными силами. Ведь кроме нескольких пусть и толковых, но практически необразованных плотников у него ничего не было под рукой.

Однако вот уже вторые сутки с механического ткацкого станка экспериментальной модели выходила ткань. Практически непрерывно. Останавливаясь лишь на то, чтобы заправиться шерстяными нитями. И хотя ни к паровой машине, ни к водяному колесу его так и не удалось подключить в силу непреодолимых обстоятельств, это не мешало ему работать, поражая всех посвященных скоростью и качеством. Тем более что ткань станок выдавал качественного саржевого плетения, которого в те годы еще никто и не знал.

— Чудно, — только и выдавил из себя Федор Юрьевич, смотрящий как несколько мужчин, что ходили по кругу, вращая за ручки корабельный шпиль, приводили в движение многие части ткацкого станка. — Да шустро то как…

— Это еще что, — с явной гордостью произнес Петр. — Вот по весне начнем ткацкую мануфактуру ставить, там водяное колесо к делу приспособим. И дело пойдет намного лучше. Ведь мужики‑то вон — выдыхаются часто. Четыре смены поставили. А вода усталости не знает. И это пока.

— Государь! Государь! Пожар! — Раздался откуда‑то с улицы истошный мужской голос.

Петр проснулся практически мгновенно, буквально подброшенный на постели мощным выбросом адреналина.

Чтобы сориентироваться ему потребовалось каких‑то несколько секунд. После чего глаза прищурились и похолодели, словно переходя в боевой режим, а движения стали стремительными и плавными. Как будто в нем проснулся хищник, вместо уже привычного для окружающих спокойного, внимательного и рассудительного подростка.

Стремительно надев брюки, намотав портянки и натянув сапоги, Петр выскочил в коридор буквально уже через двадцать секунд, держа в руках два заряженных пистолета.