В американской Гражданской войне принимало участие около шестисот женщин. Они завербовались в армию, переодевшись в мужскую одежду. Голливуд явно упустил некий фрагмент истории — или, может быть, эта тема слишком неприятна в идеологическом плане? Женщины, пренебрегающие границами половых различий, всегда с трудом завоевывали себе место в исторических трудах, но нигде граница эта не видна столь отчетливо, как в вопросе военных действий и применения оружия.

Однако история от античности до наших дней содержит многочисленные упоминания об амазонках — женщинах-воительницах. В тех случаях, когда воительницы являются королевами, то есть представительницами правящего класса, эти примеры всем известны. Дело в том, что политика престолонаследования, каким бы неприятным это ни казалось, регулярно возводит на престол ту или иную женщину. Поскольку ход истории не проявляет снисходительности к полу и войны случаются даже тогда, когда правителем страны оказывается женщина, королевам-воительницам приходится выступать в той же роли, что и Черчилль, Сталин, Рузвельт и им подобные, а исторические книги оказываются вынуждены отвести им место на своих страницах. Семирамида из Ниневии, создавшая ассирийское государство, и Боадицея (Боудикка), возглавившая одно из самых кровавых восстаний коренных британцев против римлян, — это лишь два примера. Последней, кстати, установлен памятник возле моста через Темзу, напротив Биг-Бена. Навестите ее, если окажетесь поблизости.

В то же время женщин, которые сражались как простые солдаты, брали в руки оружие и служили наравне с мужчинами, исторические книги обычно обходят молчанием. Тем не менее таковые всегда существовали. И теперь еще едва ли хоть одна война обходится без участия женщин.

Когда сестра Ханна Никандер разбудила доктора Андерса Юнассона, на часах было около половины второго ночи.

— Что случилось? — растерянно спросил он.

— К нам летит вертолет. Двое пациентов. Пожилой мужчина и молодая женщина. У нее огнестрельные ранения.

— Ясно, — устало сказал Андерс Юнассон.

Соня Мудиг и Йеркер Хольмберг прибыли на Гётеборгский центральный вокзал в начале девятого утра. К этому времени Бублански уже успел им позвонить и дать новые инструкции — не ехать в Госсебергу, а взять такси и отправляться на площадь Эрнста Фонтелля, что возле стадиона, — там размещалось руководство уголовной полиции области Вестра Гётланд. Им пришлось прождать почти час, пока из Госсеберги не вернулся инспектор Эрландер вместе с Микаэлем Блумквистом. Микаэль поздоровался с Соней Мудиг, с которой уже встречался, и пожал руку Йеркеру Хольмбергу. Затем к Эрландеру присоединился еще один коллега с последними сведениями о поисках Рональда Нидермана. Его отчет оказался кратким.

— Мы образовали поисковую группу, подчиненную областной полиции. По всей стране, разумеется, объявлен розыск. В шесть утра мы обнаружили в Алингсосе угнанную полицейскую машину. Там на данный момент след обрывается. Мы подозреваем, что он поменял транспортное средство — правда, пока никаких новых заявлений об угоне автотранспорта не поступало.

— А как со средствами массовой информации? — спросила Мудиг и с извиняющимся видом покосилась на Микаэля Блумквиста.

— Речь идет об убийстве полицейского, и подключены все. В десять часов мы устраиваем пресс-конференцию.

К семи часам вечера, когда Соня Мудиг и Маркус Эрландер посетили Александра Залаченко, тот уже восемь часов как очнулся. Он перенес длительную операцию, во время которой ему привели в порядок скулу и зафиксировали ее титановыми винтами. Его голова была так основательно забинтована, что виднелся только левый глаз. Врач объяснил ему, что удар топора раздробил скулу, повредил лобную кость, а также отсек большую часть мяса с правой стороны лица и сместил глазницу. Раны причиняли Залаченко сильную боль. Несмотря на значительные дозы обезболивающего, он все-таки сохранял относительно ясную голову и мог разговаривать. Однако полицейским велели его не переутомлять.

— Добрый вечер, господин Залаченко, — поздоровалась Соня Мудиг. Она представилась и представила коллегу Эрландера.

— Меня зовут Карл Аксель Бодин, — с трудом процедил сквозь сжатые зубы Залаченко. Голос у него был спокойный.

— Я точно знаю, кто вы. Я прочла ваш послужной список в СЭПО.

Прокурор Мартина Франссон из Сёдертелье закончила размышлять к часу дня, в субботу. Разобраться с лесным кладбищем под Нюкварном было совсем нелегко, и, начиная со среды, когда Паоло Роберто провел там, на складе, боксерский поединок с Рональдом Нидерманом, сотрудникам уголовного отдела пришлось невероятно много работать сверхурочно. Речь шла о как минимум трех убийствах, жертвы которых были погребены в окрестностях Нюкварна, о грубом похищении человека и умышленном причинении тяжкого вреда здоровью подруги Лисбет Саландер, по имени Мириам By, и, наконец, о поджоге. Непосредственную связь с Нюкварном имел и инцидент в Сталлархольме, вообще-то находившемся в ведении полицейского района Стренгнес, лена Сёдерманланд, но ключевой фигурой там был Карл Магнус Лундин из «Свавельшё МК». Лундин в настоящее время лежал в больнице в Сёдертелье с загипсованной ногой и стальной шиной в челюсти. В любом случае, всеми убийствами занималась полиция лена, а значит, последнее слово останется за Стокгольмом.

В течение пятницы решался вопрос о задержании подозреваемых. Лундин несомненно имел непосредственное отношение к Нюкварну. В конце концов выяснилось, что склад принадлежал компании «Медимпорт», которая в свою очередь принадлежала Аннели Карлссон, пятидесяти двух лет, проживающей в Пуэрто-Банус, в Испании. Она приходилась Магге Лундину двоюродной сестрой, ни в каких преступлениях замешана не была и, похоже, в данном случае просто выполняла роль прикрытия.

Мартина Франссон закрыла папку с материалами предварительного следствия. Дело по-прежнему пребывало на начальной стадии, и, чтобы довести его до суда, требовалось добавить еще несколько сотен страниц. Однако по нескольким вопросам Мартина Франссон должна была принять решение уже сейчас. Она посмотрела на коллег из полиции.

— У нас достаточно материала, чтобы возбудить дело против Лундина за участие в похищении Мириам By. Паоло Роберто опознал его как человека, сидевшего за рулем фургона. Я буду также задерживать его как вполне вероятного участника поджога. С обвинением в причастности к убийству трех человек, выкопанных на этом участке, мы пока подождем, по крайней мере пока все останки будут идентифицированы.

Ирландский закон от 697 года запрещает женщинам принимать участие в сражениях — то есть свидетельствует о том, что до него женщины сражались. Среди народностей, которые в разные моменты истории использовали солдат-женщин, числятся арабы, берберы, курды, раджпуты, китайцы, филиппинцы, маори, папуа, австралийские аборигены, микронезийцы и американские индейцы.

Существует множество легенд о грозных воительницах античной Греции — о женщинах, которых с детства учили воинскому искусству и обращению с оружием, приучали к физическим лишениям. Они жили отдельно от мужчин и воевали собственными полками. В легендах нередко присутствуют эпизоды, в которых женщины одолевают мужчин на поле боя. В греческой литературе встречаются амазонки, например в «Илиаде» Гомера, написанной приблизительно в 700 году до нашей эры.

Греки и создали выражение «амазонки». Буквально слово означает «без груди». Считается, что им удаляли правую грудь для того, чтобы легче было натягивать лук. Знаменитые греческие врачи Гиппократ и Галенос вроде бы сходились на том, что это повышало боеспособность, но едва ли такие операции действительно проводились. Здесь присутствует и языковая загадка: неизвестно, действительно ли приставка «а» в слове «амазонка» означала «без». Высказывалось предположение, что на самом деле она означает обратное — что амазонкой называлась женщина с особенно большой грудью. Ни в одном музее не представлено античных изображений женщин без правой груди, хотя, если легенда об удалении груди верна, они должны были бы встречаться часто.

Сделав глубокий вдох, Эрика Бергер распахнула дверь лифта и вошла в редакцию «Свенска моргонпостен». Часы показывали четверть одиннадцатого утра. Она была элегантно одета — черные брюки, красный джемпер и темный жакет. Стояла прекрасная первомайская погода, и, проезжая через город, Эрика констатировала, что представители рабочего движения уже начинают собираться. Сама она не ходила на демонстрации лет двадцать.

Никто ее пока не видел, и она немного постояла около лифта в полном одиночестве. Первый день на новой работе. Со этого места у входа перед ней открывался вид на большую часть редакции с информационной стойкой в центре. Подняв взгляд, Эрика увидела стеклянные двери в кабинет главного редактора, который в течение ближайшего года должен стать ее рабочим местом.

Она была не совсем уверена, что является подходящим человеком для руководства такой бесформенной организацией, какую представляла собой газета «Свенска моргонпостен». Слишком резкий переход от «Миллениума» с пятью сотрудниками к ежедневной газете, на которую трудятся восемьдесят журналистов и еще примерно девяносто человек — администрация, технический персонал, дизайнеры, фотографы, рекламный отдел, дистрибьюторы и все прочие службы, необходимые для производства газеты. К этому добавлялись издательство, производящая компания и управляющая компания. В общей сложности 230 человек.

На секунду Эрика задумалась, не совершила ли она огромную ошибку.

Через три дня после того, как Эрика Бергер приступила к работе в качестве главного редактора-практиканта, действующий главный редактор «СМП» Хокан Морандер скончался прямо посреди рабочего дня. Он все утро просидел у себя в стеклянной клетке, а Эрика вместе с ответственным секретарем Петером Фредрикссоном проводила совещание со спортивной редакцией с целью познакомиться с сотрудниками и понять, как они работают. Сорокапятилетний Фредрикссон был, как и Эрика, относительно новым человеком в «СМП» и проработал здесь всего четыре года. Эрике он казался молчаливым, компетентным в самых разных вопросах и приятным человеком, поэтому она решила, что, когда примет командование кораблем, будет во многом полагаться на его суждения. Значительную часть рабочего времени она прикидывала, на кого сможет опираться и кого сразу привлечет к руководству газетой. Фредрикссон, безусловно, входил в число кандидатов. Вернувшись в центральную редакцию, они увидели, как Хокан Морандер поднялся и направился к двери.

Вид у него был ошеломленный.

Потом он внезапно наклонился вперед, схватился за спинку офисного кресла, а через несколько секунд рухнул на пол и умер еще до прибытия «скорой помощи».

Микаэль Блумквист отложил в сторону папку с материалами исследования, проведенного гётеборгским журналистом Даниэлем Улофссоном, и задумчиво взглянул в окно, на людской поток на Гётгатан. Этот вид он считал чуть ли не самым большим плюсом своего кабинета. На Гётгатан круглосуточно кипела жизнь, и, сидя у окна, он никогда не чувствовал себя отрезанным от общества или одиноким.

Микаэль ощущал себя не в своей тарелке, хотя никаких неотложных дел у него не было. Он упорно продолжал работать над статьями, которыми намеревался заполнить летний номер «Миллениума», однако постепенно убедился, что материал получается слишком обширным и не поместится даже в тематический номер. В ситуации с делом Веннерстрёма было то же самое, и он решил снова опубликовать материал отдельной книгой. У него уже набралось порядка 150 страниц, и он рассчитывал, что вся книга получится примерно страниц в 300–350.

Простая часть была уже готова. Микаэль описал убийство Дага Свенссона и Миа Бергман и рассказал о том, как получилось, что их тела обнаружил именно он, объяснил, почему под подозрение попала Лисбет Саландер. Целую главу, объемом в тридцать семь страниц, он посвятил критике, во-первых, газетной писанины о Лисбет, а во-вторых, прокурора Рихарда Экстрёма и, косвенно, всего полицейского расследования. По трезвом размышлении он смягчил критику в адрес Бублански и его коллег — после того, как изучил видеозапись пресс-конференции Экстрёма, со всей очевидностью показывавшую, что Бублански чувствовал себя там крайне неловко и явно был недоволен поспешными выводами прокурора.

После драматической вступительной части он двинулся в глубь времен и описал прибытие в Швецию Залаченко, детские годы Лисбет Саландер и события, приведшие к тому, что ее заперли в больнице Святого Стефана в Упсале. Микаэль приложил максимум усилий, чтобы полностью уничтожить доктора Петера Телеборьяна и покойного Гуннара Бьёрка. Он описал судебно-психиатрическую экспертизу 1991 года и объяснил, почему Лисбет Саландер представляла угрозу для державшихся в тени государственных чиновников, взявших на себя труд защищать русского перебежчика, а также привел большие фрагменты из переписки между Телеборьяном и Бьёрком.

Направляясь в пятницу утром из редакции «Миллениума» к старому дому Лисбет Саландер на Лундагатан, Микаэль Блумквист тщательно проверил, нет ли за ним слежки. Ему предстояло ехать в Гётеборг для встречи с Идрисом Хиди. Необходимо было организовать надежный транспорт, посредством которого он смог бы уехать незамеченным, не оставив никаких следов. По здравом размышлении, поезд Микаэль отбросил, поскольку не хотел использовать кредитную карточку. Обычно он одалживал машину у Эрики Бергер, однако этой возможности у него больше не было. Он взвешивал, не попросить ли ему Хенри Кортеса или кого-нибудь другого взять машину напрокат, но в этом случае остались бы следы в документах.

В конце концов ему пришло в голову гениальное решение. Запасшись довольно крупной суммой денег, снятой через банкомат на Гётгатан, он дошел до старого дома Лисбет, возле которого с марта стояла ее брошенная темно-красная «хонда». Дверцу он открыл ключами самой хозяйки. Проверив приборы и убедившись, что бензобак заполнен до половины, Микаэль тронулся с места и через мост Лильехольмсбрун направился в сторону дороги Е4.

В 14.50 он припарковался в Гётеборге, неподалеку от Авеню, потом перекусил в первом попавшемся по пути кафе. В 16.10 он сел в трамвай, идущий в Ангеред, и доехал до центра. На поиски адреса, по которому проживал Идрис Хиди, ушло минут двадцать, и в результате Микаэль явился на встречу примерно с десятиминутным опозданием.

Идрис Хиди хромал. Он открыл дверь, пожал Микаэлю Блумквисту руку и пригласил его в спартански обставленную гостиную. На комоде, возле стола, за который он предложил Микаэлю сесть, стояла дюжина фотографий в рамочках. Микаэль принялся их изучать.