Клайд Ванвейлен вовсе не собирался открывать новую планету.

Получилось это чисто случайно. У Серого Пятна за его кораблем погнались двое пиратов с фальшивыми опознавательными знаками Порте-Кассино, даже не пиратов, если говорить честно, а отощавших обывателей Ньютоны. Планету недавно вышибли из ООН за несоблюдение прав человека, отчего местный диктатор, хоть и не перестал расстреливать собственных болтунов, однако совсем перестал преследовать собственных бандитов.

Если бы у Ванвейлена был хороший корабль и надежный экипаж, он бы подождал эти катера и популярно, с помощью бортовых лазеров, разъяснил им международное право, — но у Ванвейлена был этакий грузовой бочонок с подтекавшими стабилизаторами, на котором он вез на Эркон геофизическое оборудование и прилагаемого к оборудованию геофизика по имени Сайлас Бредшо, скромного молодого человека с застенчивыми манерами и глазами черными, как донышко пусковой шахты. Бредшо, был нежен, тих, слюняв, и во время погрузки так хлопотал над запечатанными контейнерами, словно его буровые вышки были собраны из лепестков гортензии.

Ванвейлену подумал, что если его пассажир запсихует и доложит в порту назначения о незарегистрированных средствах защиты на борту, то у Ванвейлена опять отберут лицензию и еще, пожалуй, конфискуют это старое корыто, и эта мысль ему не очень-то пришлась по душе.

Когда умер основатель династии Амар, наследник по наущению других распорядился: слуг и женщин из дворца не прогонять, захоронить вместе с покойным. Сделали в Яшмовой Горе дворец, оставили там государя и свиту. Мастеров тоже замуровали. Вскоре столицу перенесли, Варнарайн стал провинцией, а наследник запретил варварский язык и прическу, возродил законы Иршахчана и принял его имя.

Через год, однако, наместнику Варнарайна доложили: на рынках торгуют вещами из государевой усыпальницы. Схватили одного человека, другого. Те, как по волшебству, исчезали. В народе стали поговаривать недоброе.

Однажды арестовали человека, продававшего яшмовое ожерелье. Наместник лично распорядился привести негодяя для допроса в сад под дуб. Взглянул и обомлел: вылитый покойный император. Наместник помолчал и сказал:

— Не было случая, чтоб боги торговали на рынке.

И велел принести тиски. Принесли тиски, зажали, — преступник улыбнулся, а наместник закричал от боли.

Летом в Варнарайне появилось много небесных кузнецов. Ходили по деревням — махнет рукавом и вспашет за крестьянина поле, или ребенка вылечит. Бывало также: распадется казенный амбар, зерно исчезнет, — глядь, а оно уже в крестьянских закромах. Противозаконного, однако, не говорили, толковали амбары так: всякий человек имеет право на произведенное его трудом, и возникает все из труда, и отнимать труд не позволено никому. Власти же ныне кормятся не трудом, а насилием, ловят рыбу сплошною сетью, едят ворованное, носят краденое, перелили печати на половники. А народ как зерно на молотильном камне.

Экзарх Варнарайна пребывал в столице, араван — тоже, наместник предпочитал ничего не делать, мол, лежа в постели, не споткнешься. Смеялся:

— Мало ли какой вздор проповедуют? Горячей водой дом не сжечь.

Летом стало совсем плохо: древний ясень на горной дороге стал сохнуть второй половиной, на сосне вырос дынный плод, в горах выпал синий град, а в заводи Козий-Гребень изловили человека с крысиным лицом. Многие смеются, когда ответственность за такие вещи возлагают на власти, я же скажу так: если власти блюдут церемонии и вовремя прочищают каналы, то откуда быть неурожаю? Если при недостатке привезут зерно из других областей и не разворуют, а раздадут, как и положено — то откуда взяться голоду?

Наместник так бы и продолжал бездействовать, но осенью у него заболела пятилетняя дочь. Когда все усилия врачей изошли пустоцветами, тот в отчаянии позвал Рехетту.

Меж тем в ойкумене случилось вот что: весной Бажар захватил земли на левом Орхе. Велел выпороть реку и разрушить дамбы. Реку пороли, пока вода не стала кровью. Тогда воду спустили через сети и поймали в них зеленого червя в шестьсот локтей. Бажар сказал:

— Проклятая тварь! Ты сожрал тысячи, а теперь боишься плетки!

Червя зарубили и сварили: хватило на трехтысячный отряд. Мясо было необыкновенно нежным, и многие у Бажара хвастались, что они съели бога и сами стали богами.

Надобно сказать, что этот червь был племянником одной из любимых наложниц Небесного Государя, ясноликой Ди.

Через неделю Великий Государь устроил праздник в яшмовых покоях: ткали дворцы из дыма, катались на радужной змее. Государь, расшалившись, ухватил ясноликую за ножку. Та внезапно заплакала.

В последний предрассветный час дня Нишак второй половины четвертого месяца, в час, когда по земле бродят лишь браконьеры, колдуны и покойники, когда по маслу в серебряной плошке можно прочесть судьбу дня, белая звезда прорезала небо над посадом Небесных Кузнецов, и от падения ее тяжело вздохнула земля и закачались рисовые колосья. Неподалеку, в урочище Козий-Гребень, общинник из Погребиц, Клиса выпустил мешок с контрабандной солью и повалился ничком перед бочкой, проехавшей в небесах, как перед чиновником, помчавшимся по государеву тракту. Лодку у берега подбросило, мешки с солью посыпались в воду, а Клиса с ужасом вскочил и бросился их вытаскивать.

Жена его села на землю и тихо запричитала, что в Небесной Управе наконец увидели, как семья обманывает государство. Клиса был с ее мнением согласен — но не пропадать же соли.

Третий соумышленник, Хайша из далекого пограничного села, слетел было с высокой сосны, облюбованной контрабандистами для наблюдения, но зацепился напоследок за ветку и теперь слезал на землю.

— Дура ты, — возразил он женщине, — это не по нашу душу, а по Белых Кузнецов. Прямо в их посад и свалилось. И то, давно пора разобраться, отчего это у них конопля растет лучше нашей?