Полярис

Лавкрафт Говард Филлипс

В северном окне моей палаты жутким светом горит Полярная звезда. Она сияет там в долгие часы адской черноты. И осенью года, когда ветры с севера завывают и клянут все на свете, и рдеющие кроны деревьев перешептываются друг с другом на болоте в короткие утренние часы под рогатым убывающим месяцем. Я сижу у створки окна и смотрю на звезду. Текут часы, и вниз соскальзывает Кассиопея, в то время как Большая Медведица выбирается из-за пропитанных болотными испарениями деревьев, качающихся от ночного ветра.

Перед самым рассветом Арктур красновато мигает над кладбищем, расположенным на невысоком холме, и Волосы Вероники странно мерцают вдали на таинственном востоке, но Полярная звезда продолжает злобно смотреть с того же самого места на черном своде, отвратительно подмигивая, как болезненно вперившийся взгляд, который пытается передать какое-то загадочное сообщение, однако не передает ничего, кроме намека, что этим известием он когда-то обладал. Но иногда, в облачную погоду, мне удается заснуть. Я хорошо помню ночь большого северного сияния, когда над болотом играл потрясающий блеск дьявольского огня. Вслед за этими лучами пришли облака, и я заснул.

И под рогатым убывающим месяцем я впервые увидел город. Тихий и сонный, лежал он на странном плато во впадине между странными горами. Из призрачного мрамора были его стены и башни, его колонны, купола и мостовые. На мраморных улицах возвышались мраморные столпы, на верху которых были изваяны лица бородатых суровых мужей. Теплый воздух был неподвижен. А наверху, всего в десяти градусах от зенита, сияла эта стерегущая Полярная звезда. Долго смотрел я на город, но день все не наступал. Когда красный Альдебаран, который мерцал низко над горизонтом, но не заходил, прополз четверть круга, я заметил свет и движение в домах и на улицах. Люди, странно одетые, но вместе с тем благородные и знакомые мне, вышли наружу, и под рогатым убывающим месяцем говорили мудрые слова на языке, который я понимал, хотя он и не был похож ни на один из известных мне языков. И когда красный Альдебаран прополз более чем половину своего пути по горизонту, снова наступили темнота и молчание.

Проснувшись, я стал уже не тем, кем был раньше. Над моей памятью тяготело видение города, и в моей душе возникло другое смутное воспоминание, в природе которого я тогда не был уверен. После этого в облачные ночи, когда я мог спать, я видел город часто; иногда под желтыми горячими лучами солнца, которое не закатывалось, а ходило кругами низко над горизонтом. А в ясные ночи Полярная звезда глядела так злобно, как никогда раньше.

Постепенно я начал размышлять, где же мое место в этом городе на странном плато между странных гор. Сначала я довольствовался наблюдением его жизни в качестве вездесущего бестелесного зрителя, но затем у меня возникло желание определить свое отношение к ней и высказывать свои мысли в присутствии суровых людей, которые каждый день беседовали на площадях общественного собрания. Я сказал себе: Это не сон, ибо каким образом я мог бы доказать, что более реальна та, другая жизнь в доме из камня и кирпича к югу от мрачного болота и кладбища на низком холме, там, где Полярная звезда заглядывает каждую ночь в мое северное окно?