Все Герцоги, Принцы и Князья Тьмы собрались на ужин к Луциферу. Без слуг и свиты. Но повелитель запаздывал. Очень скоро выяснилось, что с утра Луцифер, по случаю знаменательного события — Большого Парада Планет, отправился на Юпитер, в райские кущи. Его все не было и не было.

Кое-кто из Князей Тьмы заметно нервничал — все знали, в каком настроении возвращается с Юпитера повелитель, но у большинства собравшихся надменные лица были непроницаемы. Огромный слоноподобный Князь Бегемот, главный обжора и сплетник, горестно разводил руки и втягивал невероятных размеров живот почти к самому позвоночнику, показывая беспримерный голод; Асмодей от скуки бросал кости в стену, предлагая всем сыграть на несколько задурманенных душ, но желающих испытать судьбу с самим демоном азарта среди высокопоставленных гостей не находилось.

Отнюдь не для чревоугодия собрались здесь Владыки Зла. Они вообще могли обходиться без такого пустяка, как трапеза. Задолго до Большого Парада Планет ходили слухи о каких-то невероятных торжествах, о повышении в титулах и должностях (хотя собравшимся здесь повышаться было некуда — выше них только сам Луцифер), о большой амнистии то ли грешников, то ли провинившихся подданных царства зла. Этот вопрос живо занимал многих — у каждого был какой-нибудь любимец, проштрафившийся перед строгим владыкой, то есть понесший наказание за господина. Да и если вдруг (ходили и такие слухи) по случаю столь необыкновенного события (которое, если честно, никто в царстве зла не знал как отмечать или как извлечь из него маломальскую выгоду) расширят штат и владыка решит назначить новых князей, графов, маркизов и баронов, надо постараться, чтобы титулы и должности получили свои ставленники. Слухов ходило множество, планы составлялись самые хитроумные, создавались временные тайные союзы — зачастую крайне неожиданные. Но все зависело от Луцифера, все должно решиться на предстоящем ужине.

А Владыка Зла запаздывал.

Наконец двери распахнулись и один из личных слуг повелителя пригласил высоких гостей в покои Луцифера.

Когда до заветного часа еще годы и месяцы, спокойно ждешь, продумывая мелочи, смакуя надежды, лелея сладкие предчувствия. Но когда остаются считанные часы, когда все обдумано даже не десятки, а сотни раз и, казалось бы, все предусмотрено, когда все приготовления сделаны, ждать становится совсем невмоготу, и не знаешь, чем себя занять.

Совершенно неожиданный звонок магического колокольчика, возвещающий, что его в столь ранний дневной час желает видеть владыка полумира шах Балсар, прозвучал для Хамрая чуть ли не как символ избавления от томительного ожидания.

Повинуясь многолетней привычке, старый чародей наложил запорное заклятье на вход в свою башню, хотя никакой необходимости в этом не было — слуги стороной обходили жилище нелюдимого мага, а после смерти старого Гудэрза, который прибирал в башне и ухаживал за зверинцем, Хамрай все делал (а вернее, ничего не делал) сам. Заботу о зверинце, в который шах Балсар время от времени приводил для устрашения послов и строптивых сатрапов, а потому периодически пополнял коллекцию, переложили на дворцовую стражу, и бесстрашные, великолепно обученные бою воины с опаской бросали дивным тварям куски мяса и, как могли, сквозь прутья чистили клети.

Хамрай давно, проходя подземным коридором, ведущим из его башни во дворец, перестал обращать внимание на злобно рыкающих и жалобно блеющих тварей, но на людей, попадающих сюда впервые, зверинец производил неизгладимое впечатление.

И сейчас старый маг был полностью поглощен думами о предстоящем сегодня великом магическом событии. По большому счету, несмотря на весь его колоссальный опыт и могущество тайлорса, у Хамрая было две неразрешимых проблемы. Во-первых, заклятье Алвисида, лежащее на нем и на шахе Балсаре и не позволяющее вступать в близость с женщинами. Честно говоря, в отношении самого себя мага это почти уже не волновало, стар стал, чтобы за юбками гоняться. Ансеис нашел себе в далеких северных краях любовь, ради которой не побоялся пойти на лютую смерть, но заклятье Алвисида оказалось бессильным перед настоящим чувством. Когда Хамрай узнал об этом, ему вдруг показалось, что он готов влюбиться в первую же попавшуюся на пути красотку. Но понял, что это все самообман, сработает заклятье, никуда не денется. А жить хотелось, привык за столько лет, да и до возрождения Алвисида, который обещал снять заклятье, едва обретет былое могущество, совсем недолго уже оставалось.

— Барон, ты — самый храбрый и достойный рыцарь из всех, что я встречал на своем жизненном пути! — воскликнул граф Камулодунский, переступая порог покоев хозяина замка. — И мне удивительно видеть тебя в таком виде!

Барон Ансеис вздохнул и сел на постели, кивнув слуге, чтобы подали халат.

— Скажи честно, граф, — барон посмотрел на гостя, — ты, наверное, сам не помнишь, какой раз по счету произносишь подобные слова?

— Какие слова? — опешил гость.

— Что я — якобы самый храбрый и достойный рыцарь. Ведь не мне первому ты это говоришь.

Двое мужчин в сопровождении единственного слуги, немого старца с трясущейся губой, подошли к могиле, над которой возвышалось каменное изваяние усопшего. Один из подошедших жестом показал слуге, чтобы тот воткнул факел в землю, затем встал перед могилой на одно колено. Второй последовал его примеру.

Оба рыцаря были чуть младше тридцати лет.

Первый, хозяин замка, редко появлялся на родных землях, и сейчас пришел в родовую усыпальницу держать отчет перед погибшим отцом. Его загрубевшее лицо обрамляли светлые, выбеленные жарким солнцем волосы, казавшиеся в отсвете факельного пламени кровавыми.

Другой, с нахмуренными бровями и волевой складкой у рта, был верховным королем бриттов, потомком легендарного короля Артура, доставшим из Озера Трех Дев Экскалибурн — чудесный меч своего предка, пролежавший в воде полторы сотни лет.

Оба знали друг друга с детства, ибо будущий король, по вековой традиции, воспитывался тайно у опекуна, не зная о своем происхождении и предназначении. Опекун, лежащий в могиле, был королю Этварду более отцом, чем родной, которого он так никогда в жизни и не увидел.

Велик и всемогущ Алгол, создавший другую Вселенную, где зла нет как понятия. В эту Вселенную отправляются умершие алголиане. В эту Вселенную пятнадцать лет назад отправился мудрый Фоор, сын Алвисида, сына Алголова.

Нынешний верховный координатор Мекор свято чтил память своего духовного наставника и предшественника Фоора, продолжая его дело. Фоор всю свою жизнь стремился возродить Алвисида, однако к цели за многие десятилетия приблизился лишь на шаг. Но он подготовил почву, чтобы его преемник успешно завершил начатое.

Это счастье, когда за время, которое находишься у власти, выпадает завершить великое дело, пусть даже начатое другими — твое имя останется в памяти людей на века. Сколь угодно лет можно быть мудрым предводителем, укреплять орден, добившись неслыханного до тебя могущества и процветания — если тебе не дано судьбой отражать угрозу извне или ты не завоевал чего-либо значимого, то имя твое затеряется в череде тебе подобных. Конечно, можно потерпеть полное поражение в своих замыслах и растерять почти все, накопленное предшественниками. Тогда твои преемники, по крупицам восстанавливая былое, волей-неволей будут поминать твое имя. Такой памяти о себе Мекор оставлять не желал.

Был и еще один путь — избранный его непосредственным предшественником Прионестом. Путь крутого перелома, попытки преобразовать всю жизнь ордена по совершенно иным принципам. Если бы Прионесту удалась его попытка, он бы остался в памяти как великий. А так… Не прошло и шестнадцатилетия, а молодые алголиане уже и не скажут, чем отметил свой жизненный путь верховный координатор Прионест. Более опытные или старшие по званию вспомнят, что координатор Прионест впал в ересь, полагая, что сам великий Алвисид не желал возрождения.

После одержанной при помощи Хамрая и воинов шаха Балсара победы, Мекор не собирался почить на лаврах. Орден был на грани раскола, за победу пришлось пожертвовать одним из каталогов, который отошел шаху Балсару.