Крепс — одна из разновидностей игры в кости, получившая широкое распространение среди военнослужащих американской армии в годы второй мировой войны. Название игры происходит от слова «crabs» (крабы), поскольку комбинация костей один-один напоминала игрокам глаза краба. Существует несколько разновидностей игры, но для всех характерны следующие правила: играющий объявляет ставку и, когда её принимают, бросает кости. Если в сумме выпадет семь или одиннадцать, он забирает деньги остальных игроков и вновь объявляет ставку. Если в сумме выпадет два, три или двенадцать (эта ситуация и называется «крепс»), то бросающий игрок теряет свои деньги, но продолжает игру. Если же выпадет какая-либо иная сумма, то она становится «пунктом». В этом случае игрок продолжает бросать кости до тех пор, пока либо не выпадет та же сумма, и тогда он выигрывает и продолжает игру, либо семь или одиннадцать, и тогда он теряет свои деньги, а право играть переходит к его партнеру. Кости после броска должны лежать на столе ровно, в случае же «перекоса» бросок необходимо повторить. Стол, используемый для игры в «крепс», разделён на игровую зону, куда бросают кости, и зону, где размещаются ставки игроков. В разных вариантах игры можно делать ставки не только на выигрыш или проигрыш, но и на выигрышную комбинацию, причём ставки делаются не только перед броском, но и после того, как объявлен «пункт».

И вдруг Джо Слатермилл осознал: если он тотчас не вырвется отсюда, то наверняка пустит себе пулю в лоб, чтоб осколками черепа, как шрапнелью, смело с лица земли его ветхое жилище из трухлявого дерева, ободранных обоев и облупившейся штукатурки. Оно бы и само давно рассыпалось, как карточный домик, если б не очаг, духовки и труба в кухне.

Их каменная прочность не вызывала сомнений. Огромный очаг, высотой в человеческий рост, был весь наполнен ревущим пламенем. Над очагом выстроились в ряд квадратные заслонки духовок, кормивших всех обитателей дома, — Жена пекла в них пироги на продажу. Над духовками висела каминная полка длиной во всю стену — висела так высоко, что Матери было не дотянуться, а одряхлевшему Мистеру Гатсу уже не хватало сил, чтобы запрыгнуть на неё. На полке были расставлены семейные реликвии. Но лишь стекло, фарфор и камень сохранились в этом пекле. Всё остальное ссохлось, почернело и напоминало теперь какие-то высушенные человеческие головы или мячики для гольфа. На одном конце полки сгрудились квадратные бутылки с джином, поставленные Женой. Над полкой висела старая олеография. Висела она так высоко и так густо была покрыта копотью, что, глядя на силуэт толстой сигары, обрамлённой завитушками, оставалось только гадать — то ли это струя пара, выпущенная попавшим в шторм кашалотом, то ли космический корабль, летящий в вихрях звёздной пыли.

Джо тайком сунул ноги в сапоги, но Мать сразу поняла, что к чему:

— Пошёл шататься, — констатировала она. — Тащит деньги из дома в кабак.

И вновь принялась терзать лежащую у жаркого огня тушку индейки. В то время как правая рука на ощупь отрезала длинные шматы мяса, левая была наготове, чтобы отразить атаку Мистера Гатса. Мистер Гатс, желтоглазый и тощий, с дрожащим длинным грязным хвостом неотрывно следил за старухой. Одетая в засаленное платье, пёстрое, как бока индюшки, Мать напоминала бурый скособоченный мешок с торчащими из него сучками пальцев.