Лейкин, Николай Александрович [7(19).XII.1841, Петербург, — 6(19).I.1906, там же] — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра». Большое влияние на творчество Л. оказали братья В.С. и Н.С.Курочкины. С начала 70-х годов Л. - сотрудник «Петербургской газеты». С 1882 по 1905 годы — редактор-издатель юмористического журнала «Осколки», к участию в котором привлек многих бывших сотрудников «Искры» — В.В.Билибина (И.Грек), Л.И.Пальмина, Л.Н.Трефолева и др. Основная тема многочисленных романов, повестей, пьес, нескольких тысяч рассказов, очерков, сценок Л. - нравы петербургского купечества. Однако комизм, с каким Л. изображал серость купеческо-мещанского быта, носил поверхностный характер. Основной жанр Л. - сценки. Даже его романы («Стукин и Хрустальников», 1886, «Сатир и нимфа», 1888, и др.) представляют собой ряд сцен, связанных единством лиц и фабулы. Л. привлек в «Осколки» А.П.Чехова, который под псевдонимом «Антоша Чехонте» в течение 5 лет (1882–1887) опубликовал здесь более двухсот рассказов. «Осколки» были для Чехова, по его выражению, литературной «купелью», а Л. - его «крестным батькой» (см. Письмо Чехова к Л. от 27 декабря 1887 года), по совету которого он начал писать «коротенькие рассказы-сценки».
I
Въ деревню Колдовино въѣхала, такъ называемая, купеческая телѣжка, окрашенная въ свѣтло-синій цвѣтъ съ красными и черными полосками по связямъ и спицамъ колесъ. Въ телѣжкѣ сидѣлъ коренастый, грузный, среднихъ лѣтъ человѣкъ торговой складки, въ новомъ картузѣ съ глянцевымъ козыремъ и въ синей чуйкѣ, опоясанной краснымъ кушакомъ. Вся фигура его съ рыжеватой подстриженной бородой и лоснящимся, заплывшимъ жиромъ лицомъ отличалась благообразіемъ и напоминала почему-то лавочнаго кота. Въѣхавъ въ деревню, онъ тотчасъ же осадилъ сытую лошадь и шагомъ поѣхалъ по грязи. А грязь была по случаю осенняго времени непролазная. Колеса вязли въ ней чуть не по ступицу. Лошадь, мѣрно ступая и позвякивая маленькимъ бубенчикомъ и мѣдными бляхами франтовской деревенской сбруи, еле тащила телѣжку. Направо и налѣво стояли избы, крытыя тесомъ, и показывающія нѣкоторое благосостояніе крестьянъ Кое-гдѣ въ маленькихъ окошечкахъ виднѣлись кумачевыя и бѣлыя занавѣски, на подоконникахъ стояли чахлыя растенія въ горшкахъ, а въ окнѣ одной избы выставленъ былъ даже гипсовый купидонъ, стоящій на колѣняхъ со сложенными руками. Былъ праздникъ, послѣобѣденное время. Кое-гдѣ у воротъ сидѣли мужики и бабы. Завидя проѣзжающаго человѣка, они ему кланялись, а тотъ, самымъ ласковымъ, самымъ почтительнымъ манеромъ снимая картузъ, тоже отвѣчалъ на ихъ поклоны. Доѣхавъ до избы, на воротахъ которой была доска съ надписью «староста», онъ остановилъ лошадь и сказалъ стоящей въ калиткѣ дѣвушкѣ въ яркомъ расписномъ платкѣ на головѣ:
— А ну-ка, на счастье, не дома ли голова-то деревни? Семенъ Михайлычъ дома?
— Тятенька? переспросила дѣвушка. — Дома. Сейчасъ только отхлебали мы и онъ лежитъ на лавкѣ.
— Ну, вотъ и отлично. Стало быть, можно засвидѣтельствовать почтеніе головѣ деревни, проговорилъ проѣзжій и, кряхтя, сталъ вылѣзать изъ телѣжки, — Лошадь-то я, умница, къ воротамъ… Вотъ тутъ черезъ столбъ возжи перекину — она и не уйдетъ. Лошадь смирная. Дочка Семена Михайлыча будешь? спросилъ онъ дѣвушку.
— Невѣста. Замужъ пора. На-ка тебѣ пяточекъ мятныхъ пряничковъ — позабавься. Своимъ ребятишкамъ домой везу, а ужъ съ тобой подѣлюсь.
II
Кабатчикъ Аверьянъ Пантелеичъ входилъ за старостой въ избу, кланялся старостихѣ и, какъ говорится, разсыпался мелкимъ бѣсомъ.
— Матушка, Фекла Ивановна, здравствуйте! голосилъ онъ съ сіяющей во всю ширину лица улыбкой. — Голубушка, добраго здоровья! Ѣхали мимо отъ обѣдни изъ Крюкова — какъ, думаю, къ главнокомандующему деревни по пути не заѣхать! Человѣкъ онъ большой, властный, міромъ излюбленный, такъ какъ ему почтеніе не отдать. Вотъ кстати и гостинчика примите во все свое удовольствіе. Везъ на погостъ дьячку и дьячихѣ, да не трафилось увидать ихъ, такъ ужъ вамъ все это съ пріятствомъ кушать.
— Милости просимъ, Аверьянъ Пантелеичъ, милости просимъ… приглашала старостиха кабатчика. — Садитесь, такъ гость будете. Вотъ пожалуйте сюда въ горницу.
— Сядемъ, сядемъ. А гдѣ же бабушка, старушка божья? У меня и ей есть гостинецъ.
— А вонъ бабушка на печи лежитъ. Лежаночка у насъ, такъ ужъ она завсегда на ней.
