Вторник Святой недели. Шестой час вечера. В купеческом доме едят уже второй окорок ветчины и ветчина начинает претить; откупорена уже вторая четверть водки, но водка пьется во все удовольствие. Почали третью сотню крашеных яиц и едят их при каждом удобном случае: перед чаем, перед завтраком, перед обедом, перед ужином. Гости не выходят из дома. У хозяйки, особенно усердно христосовавшейся с посетителями, губы вспухли, как подушки. От гостей отбоя нет. Хозяева пьют и едят с каждым гостем. Хозяин третий день уже пьян и ходит в каком-то обалдении.

— Господи Боже мой! — ропщет старшая дочь. — Погода на Пасхе стоит эдакая прекрасная, а мы сидим запершись и третий день ничего, кроме пьяных ликов, не видим!

— Да ведь как вырвешься-то, коли гости одолели, — отвечает мать.

— Бежать надо. Что такое гости? Гости придут, поклонятся пустынному месту и уйдут. Достаточно уж мы об них свои губы трепали, христосуясь. Взять бы сейчас коляску с извозчичьего двора да ехать куда-нибудь за город аристократическим манером весну встречать. Аристократы все так делают. Теперича они все до единого на Елагиной на солнце смотрят. Да и папеньку-то прогулять следовало, а то он совсем как таракан после буры ползает. Все хоть бы воздушку легкого понюхал.

— Что она там мое имя всуе произносит? — спросил отец, сидевший около стола с закуской и окороком ветчины и чокавшийся с гостем.