Солнечным майским утром в зал заседаний вошли четверо мужчин и две женщины. Они расселись вокруг широкого стола красного дерева, занимающего всю центральную часть комнаты. Финансовый директор Джек Роу многозначительно взглянул на часы.

— Он опаздывает. Вы, кажется, утверждали, что именно сегодня он должен прийти пораньше?

— Он не отходил от телефона с восьми утра, — огрызнулась Ноэль Хайланд, директор рекламного отдела. Тон, которым был задан вопрос, явно ее задел. Она подалась вперед, окинув Джека неприязненным взглядом. Ее короткие, жесткие волосы блестели на свету, придавая ей сходство с ежиком, которое только усиливалось благодаря ворсистому вязаному костюму из темно-серой шерсти.

— Он выглядел смертельно усталым, — вздохнула Андреа Уотсон, начальница отдела кадров. Миловидную толстушку в розовом свитере из «ангорки» и белой юбке также уязвил выпад Джека Роу в адрес генерального директора, которому она была предана всей душой.

Обычно она была улыбчивой, веселой, добродушной женщиной, но сегодня, как и ее сослуживцы, казалась серьезной, взволнованной, слегка побледневшей.

Весть о том, что представители двух компаний встречались за обедом в «Савое», появилась на страницах нескольких газет на следующий день. Все утро названивали репортеры, но никаких заявлений для прессы сделано не было.

Бьянка несколько часов проработала с Доном, чтобы покончить с текущими делами до его вылета в Австралию. Затем он ушел обедать, оставив ей для прочтения целую кучу документов.

Патриции жених назначил свидание в обеденный перерыв, и она убежала, не допечатав начатое письмо. Бьянка же решила не отрываться от работы даже ради обеда, и поэтому, когда зазвонил телефон, отвечать ей пришлось с набитым ртом.

— Гмм? — промычала она сквозь зубы.

— Я хотел бы поговорить с Бьянкой Милн. — Этот голос Бьянка узнала сразу, еще до того, как он добавил, — Я Мэттью Харн.