15 июня 1976 года

Лили бережно счищала грязь с человеческого черепа восьмисотлетней давности. Хотя ей было всего четырнадцать, она уже побывала на археологических раскопках в Британском Гондурасе, Мексике, Перу и Чили и знала, как с помощью метелочки из мягкой щетины удалять частички пыли с древних предметов и скелетов, чтобы не повредить драгоценной патины и налета, дающих ключи к загадкам древней культуры.

Ее отца не занимали черепа и кости, но для Лили они были интересны. Комок грязи отвалился от основания черепа, и теперь она могла сказать, что этому майя отрубили голову. Она решила, что этот череп принадлежал мужчине, поскольку он был крупнее женских, которые они находили в этом районе. Кроме того, челюсти были развиты сильнее и носовое отверстие более широкое.

«Наверное, жертвоприношение», — подумала она про себя, зная, что майя очень ценили именно человеческие жертвы. В прошлом году она ездила с отцом в Чичен-Ицу, где верховные жрецы майя бросали освященные жертвы в кенотафий, или священный колодец, чтобы вымолить у бога дождь. Лили видела многочисленные изображения этих жертвоприношений: вырванные у жертв сердца, отсеченные головы, тела, утыканные стрелами. Она никак не могла примириться с жестокостями, которые совершали люди во имя веры, поэтому говорила себе, что все эти зверства остались в прошлом и не имеют никакого отношения к современности.

17 июня 1976 года

Стоя в столовой дома Джун Уиллис-Тэйлор, Лили запрокинула голову, чтобы разглядеть потолок, напоминавший узорчатый медальон. В самолете на обратном пути в Техас отец сказал ей, что они останутся в Сан-Антонио, чтобы купить кое-что из ценного испанского антиквариата у недавно овдовевшей местной дамы.

Лили ожидала увидеть пожилую женщину, закутанную в черную мантилью и вдовьи одежды, которые носили многие испанские женщины Старого Света. Вместо этого в дверях их встретила молодая — даже слишком молодая — женщина с настолько светлыми волосами, что Лили сразу же догадалась, что она красила их сама. Это показалось Лили странным, поскольку женщина явно могла позволить себе пойти к парикмахеру. На Джун были очень облегающие джинсы и ковбойка, расстегнутая так низко, что сильно обнажалась грудь, на ногах — черные с белым туфли. Хотя Лили редко обращала внимание на драгоценности, кольцо с бриллиантом трудно было не заметить. Кольцо, которое ее отец назвал бы вульгарным, а мать — роскошным.

Джун говорила с сильным западнотехасским акцентом, выдававшим плохое образование и много времени, проведенного на танцульках.

4 июля 1976 года

Двухсотлетие Соединенных Штатов Америки было в жизни Лили важнейшим событием. Она считала поразительным, что живет в то время, когда происходит — или по меньшей мере отмечается — историческое событие. Ей казалось, что оно станет самой значительной вехой в ее жизни, но, даже если это будет не так, Лили намеревалась получить от этого дня все возможное. В магазине у станции Вилидж она купила дневник в кожаном переплете, чтобы заносить туда свои наблюдения. Лили подумала, что даже майя делали записи о происходящих событиях на стенах храмов и гробниц. Что, если однажды она погибнет у подножия действующего вулкана и через сотни лет ее откопают, как жителей Помпеи? Фантазии Лили подчас бывали совершенно невероятными, и мать это осуждала, а отец поощрял.

Однако ее фантазии насчет двухсотлетия подпитывались общенациональной подготовкой к этому знаменательному дню. Почти в каждом крупном городе планировалось провести парад и множество фейерверков. Гала-представление в Нью-Йорке, включавшее парад празднично украшенных яхт и кораблей в нью-йоркской гавани, выступления множества знаменитостей и фейерверк стоимостью в миллион долларов, должно было транслироваться по общественному телевидению. Парад в Хьюстоне, конечно, не мог быть таким грандиозным, но планировались концерты под открытым небом, фейерверки и традиционные семейные вечеринки, без которых не обходился ни один праздник.

В доме Митчеллов Арлетта готовилась к праздничному приему в течение шести месяцев. Она начала с полного переоформления кухни. Исчезли любимые Лили и Джей Кея обои в желтую и зеленую полоску. Их сменили новые: цвета клюквы с синим и кремовым, точно повторявшие старые уильямсбергские мотивы. Взамен белой плетеной мебели четыре стула времен королевы Анны окружили вишневый стол, поставленный рядом с новым камином, рисунок Арлетта придумала сама. Внутренняя часть камина была из красного кирпича, а деревянная облицовка — такого же колониального серо-голубого цвета, как карнизы и деревянные украшения комнаты. С французских дверей убрали бамбуковые шторы, и теперь их украшали занавески цвета кофе со сливками с темно-клюквенной оторочкой в тон скатерти на столе. Куда бы Лили ни взглянула, везде были предметы эпохи колониальной Америки: черные каминные принадлежности из кованого железа, керамические кувшины и сухие цветы. Деревянный орнамент облицовки камина повторялся и в канделябрах того же серо-голубого цвета, в которых красовались длинные свечи.

Арлетта жила в постоянном страхе, что отец вернется, но годы шли и ничего не происходило. Мари худо-бедно перебивалась стиркой — работой, которая ложилась в основном на девочек, поскольку сама она была слишком занята с малышами. Выяснив, что можно получить неплохие деньги за покрывала ручной работы, они начали подбирать разные кусочки и лоскутки от старых вещей, сшивать их вместе и продавать на церковных базарах в Нью-Иберии. Однако вырученных денег постоянно не хватало, и Мари в отчаянии заламывала руки, испытывая постоянное чувство вины перед детьми.

За это время Арлетта узнала много нового для себя. Мать рассказала ей, что Анжелика сбежала из-за постоянных приставаний отца. Мари долго не хотела верить «злобным наветам», но когда шериф сказал, что Бобби Джо сознался во многих других безобразиях, помимо самогоноварения, Мари осталась лицом к лицу с правдой. По ее словам, Анжелику отдали приемным родителям. Больше Мари не желала разговаривать на эту тему. Арлетта ничего не знала о «приемных родителях», поэтому постаралась представить себе, что Анжелика живет так же плохо, как она сама.

Еще Арлетта узнала, как можно извлекать выгоду из своей миловидной внешности. Лучшим днем она считала воскресенье, когда ходила в воскресную школу и в баптистскую церковь. Арлетта перешла во второй класс, и ее природная красота становилась все более заметной. Постепенно в школе и в церкви люди начали обращать на нее внимание. После предательства Анжелики она научилась никому не доверять. Она ни на кого не рассчитывала, поскольку знала, что никто не позаботится о ней. Но по мере того как ее красота стала обращать на себя всеобщее внимание, она обнаружила, что может воспользоваться этим, привлекая молодых прихожан. Арлетта нанималась к ним следить за детьми, стирать, чистить одежду и убираться в доме, за что ей платили наличными. Небольшую часть денег она отдавала матери, чтобы у той не вызывало подозрений ее отсутствие. Но большую часть Арлетта прятала, твердо решив использовать их для отъезда и для мщения.

Первые месяцы после ареста Бобби Джо Арлетта все еще мечтала убежать, но месяцы превращались в годы, Бобби Джо не возвращался, и Арлетта обнаружила, что гораздо выгоднее зарабатывать деньги в общине и тратить их на себя.

1957 год

.

Хьюстон

Когда Дж. К. Митчелл познакомился с Арлеттой Герберт, ему только что исполнилось двадцать три и он был пьян. Около полуночи он ввалился в аптеку «Авалон» в черном смокинге, с черным галстуком на шее и в черных кожаных туфлях. Никогда в жизни он не выглядел хуже и не чувствовал себя так плохо. Подойдя к стойке, он взгромоздился на один из покрытых зеленым пластиком вращающихся стульев и стукнул по кассе. Алюминиевая подставка для салфеток подпрыгнула и опустилась в четверти дюйма справа от бутылки с кетчупом.

— Обслужите! — потребовал он.