В просторной, роскошно обставленной комнате, затененной тяжелыми портьерами, беседовали два человека. Один, очень грузный, с темными волосами и азиатскими чертами лица, сидел, вальяжно развалившись в необъятном кресле, и курил сигару. Другой, худощавый высокий блондин, нервно ходил из стороны в сторону, как цапля переставляя голенастые ноги.

– Лучше верни, Артур, – взволнованно говорил он. – Этот Развалов – такая… С ним лучше не связываться. Так подставит – не оберешься потом. И не икнет даже.

– Как я верну, Владик? – выпуская облако дыма, отвечал темноволосый толстяк. – Сам знаешь, все давно уже за границей.

– Ну, еще не все, – выразительно взглянул на него блондин.

– Ну, не все, так половина, – досадливо сморщился толстяк. – Испанцы уже заплатили, с немцами договоренность железная, не сегодня завтра деньги переведут. Как, по-твоему, я все это в обратную отыграю? Никак.

Коллекционер со стажем, человек, большую часть жизни посвятивший своему дорогостоящему «хобби» и, несомненно, очень дороживший имевшимися у него экспонатами, Развалов просто по определению не мог относиться к вопросам безопасности легкомысленно. Он и не относился к ним так, об этом красноречиво свидетельствовал весь его дом, напичканный всевозможным «спецоборудованием».

И вот произошло событие, показавшее, что это оборудование не способно должным образом защитить его бесценные экземпляры.

Что же делает коллекционер? Срочно начинает паковать оставшиеся картины и переправляет их в подземный бункер? Спешит арендовать помещение в хранилищах крупного банка и переносит коллекцию туда? Нет! Он целую неделю сидит сложа руки и «оправляется от шока».

При сопоставлении такого поведения со всеми предыдущими действиями Развалова в отношении коллекции оно выглядело по меньшей мере странным. Заказать специальный проект дома, именно с учетом того, что в нем предполагалось хранить ценные экспонаты, вложить огромные деньги в сложную и многоступенчатую систему сигнализации, платить охранникам, которые круглосуточно контролировали все подходы к дому, и рядом с этим – не принять абсолютно никаких мер после того, как часть коллекции была украдена.

«Как минимум охранников следовало бы уволить, – думал Гуров, косясь на идущего чуть впереди Бориса. – Ведь, как бы там ни было, а с задачей своей они не справились. Картины сперли реальные люди, а не бесплотные духи, и если они смогли незаметно проникнуть в дом, значит, здесь недоработка и охраны тоже, а не только „недогляд“ видеокамер. Ведь не из подземного хода вползли они в этот коттедж. И не с неба упали. Наверняка нашли лазейку где-то на территории участка. В зарослях этих, о которых говорил Борис, или еще где. А потом по проторенной дорожке вслед за ними пришел и убийца».

Услышав это сообщение, Стас изумленно вытаращил глаза и оторопело молчал минуты две, не находя подходящих слов, чтобы выразить нахлынувшие эмоции.

– Вот это номер! – наконец произнес он. – Я ж вот разговаривал с ним… буквально… буквально дня четыре, наверное, назад. Или пять. Да, скорее дней пять прошло, потому что с хозяином я практически сразу после ограбления встречался.

– И как впечатление? – с интересом спросил Лев.

– Да так себе, – сделал пренебрежительную гримасу Крячко. – Высокомерен, самонадеян. Уверен, что все в этом мире ему чем-то обязаны. Милягой не назовешь.

– Как вел себя? Ссора вероятна в качестве мотива?

Сопоставляя предыдущие три дела с делом Развалова, Гуров все чаще возвращался к мысли о том, что не последнюю роль во всех этих ограблениях наверняка играл обслуживающий персонал.

«По поводу тех, кто живет у хозяев постоянно, беспокоиться, пожалуй, не стоит, – размышлял он, проходя по коридорам Управления. – Здесь риск одинаково велик и в том случае, если бы они стали помогать преступникам, и в том, если бы решили ограбить своих хозяев сами. Человек, проживающий вместе с хозяевами постоянно, пусть даже и в отдельном помещении, становится как бы членом семьи, ему безоговорочно доверяют, значит, постоянные исключаются. Остаются приходящие. Приходящими у нас во всех без исключения случаях оказались горничные и в некоторых отдельных – повара».

То обстоятельство, что в коттедж к Миле Мировой горничные приходили убираться по тем же дням, что и к Развалову, наводило на мысль, что схожее расписание может указывать на одну и ту же фирму. Поэтому, открыв почту и действительно обнаружив там ожидаемые «посылки», Лев первым делом стал искать протоколы допроса обслуги.

Следователи, и молодые, и более опытный Степанов, действовали вполне профессионально, и на небрежность в опросе свидетелей жаловаться не приходилось. Разговаривая с горничными, коллеги Гурова старались выяснить все подробности их работы у хозяев, а также то, что касалось «режима дня». Было очевидно, что, ввиду своеобразия случаев и практически полного отсутствия улик, следователи пытались получить максимум дополнительной информации в надежде на какую-нибудь «зацепку».

Однако, читая протоколы, Гуров мог только дополнительно убедиться, что на зацепки в них нет даже намека. Все, что недавно излагали ему вкратце, в виде готовых выводов, теперь представало перед глазами как полноценная логическая цепочка, всякий раз приводящая к одному и тому же безрадостному итогу – улик нет.

В назначенное время Гуров подъехал к знакомому коттеджу на Калужском шоссе, в котором, явно или незаметно для его обитателей, появлялся вот уже в третий раз.

Сегодня к его приезду были готовы, и никто не вышел прогонять его от ворот. Напротив, лишь только Лев попал в зону видимости вездесущих камер, ворота гостеприимно распахнулись, и он беспрепятственно въехал во двор.

– Здорово, Борис, рад снова увидеться, – дружелюбно приветствовал Гуров старшего охранника, который вышел встретить его.

– Здравствуйте. Проходите в гостиную. Тамара Максимовна ждет вас.

В тоне Бориса чувствовалось напряжение и некая неуловимая «официальность», которую Лев не заметил при прошлой встрече. Из этого он сделал вывод, что, несмотря на всю свою добросовестность, в отсутствие хозяев охранники чувствуют себя более свободно, чем постоянно находясь «на глазах».