Летний ветерок, легкий, как дыхание ангелов, раскачивал огненно-красные головки маков. В самом центре алеющей поляны цветы были примяты и виднелись устремленные кверху желтые башмачки. Это была маленькая девочка, которая простодушно напевала звенящую песенку и обводила пальчиком проплывающие мимо облака.

Вдалеке виднелся старинный особняк, который словно сторожил природную идиллию. Это имение, носившее название «Бэнчиза», располагалось в тридцати милях от Голуэя. Туман — уже не частый гость, а равноправный хозяин — с самого утра гнездился на обширной веранде, где семейство О’Бэйл собралось вместе насладиться утренней прохладой и отличным завтраком. Мистер и миссис О’Бэйл казались идеальной парой: уважение друг к другу, почитание и общая любовь к детям объединяли их на протяжении всей совместной жизни — ни много ни мало двадцати пяти лет. Брак их был обдуманным решением, избавляющим оба семейства от хлопот. Нельзя сказать, что миссис О’Бэйл в пору своей молодости польстилась на деньги молодого наследника роскошного поместья — нет, она была очарована утонченными манерами и ухаживаниями юного щеголя, покорена его тонким чувством юмора и необычной для ирландца внешностью, но назвать это чувство любовью означало бы перевернуть с ног на голову всю натуру Юлианы Гордон — будущей миссис О’Бэйл. Она не признавала этого чувства, считала его вздором, мечтами смазливых девчонок. В свои семнадцать лет она была раскрепощенной и дерзкой, острой на язык студенткой. Как-то раз в театре, где присутствовал и ее будущий муж, она сорвала спектакль, принявшись критиковать не очень убедительную Антигону. Разумеется, ее выставили за дверь, но игра стоила свеч, ведь именно там над ней просвистела стрела Амура. Однако в ее душе не было ничего чувствительного, она не знала любви, не преклонялась перед ней и не старалась бежать от нее. «Я не создана для этих нежностей», — говорила она всем вокруг, избавляясь от поклонников. Образ роковой женщины пленил и Джеймса О’Бэйла, который четыре года кряду упрямо гнул свою линию, настаивая на свадьбе. Бунтарка все отказывалась, полагая, что не она, а ее денежки влекут его, и лишь после того, как О’Бэйл и сам обрел значительное состояние, Юлиана поняла серьезность его увлечения. «Что ж, — решила она, — не век же прозябать в девках». Интерес к Джеймсу подогрели и фантазии, как она выберется из отчего дома в надоевшем ей Голуэе. Словом, союз их олицетворял прежде всего дружбу. Их старший сын, первенец Тэд, принял сан и прочно обосновался в Дублине, сменив Бэнчизу на Собор Святого Патрика. Миссис О’Бэйл, хоть и была католичкой, чуждалась истовой веры и поэтому не одобряла намерений сына, муж ее так не думал, но как бы там ни было, Бэнчиза с тех пор была завещана их второму сыну Томасу. Этот-то мальчишка знал толк в хозяйстве — в свои пятнадцать он уже был незаменимым помощником. Огненно-рыжая Кассандра, младше Томаса на один год, была воплощением непокорства и строптивости. Она помогала, но нехотя, часто со всеми ссорилась, но через пару минут прибегала с покаянием, училась из-под палки, убегала из дому по всякому пустяку, огрызалась, чуть что было не по ней, но в целом у нее было доброе сердце и она горячо любила всех родных. И миссис О’Бэйл всегда легко с ней справлялась, ведь дочь была ее точной копией. А вот младшая дочь Мариэль не проявляла никакой непокорности, хотя тоже впитала ее с молоком матери. Отчаянный нрав проявлялся лишь в играх и детских шалостях, в жизни же она была очень нежной и беспредельно послушной. Однако миссис О’Бэйл так вымоталась со старшей дочерью, что на младшую просто не оставалось ни сил, ни времени. Вот и не было никакой привязанности, которая свойственна всем девочкам к их матерям. Все было не так уж и плохо: Мариэль не была изгоем в семье — вместе они пекли ванильное печенье по воскресеньям, играли на фортепиано любимую пьеску, катались на лошадях, но не было ласки, которая так требуется девочке в пять лет. Юлиана целиком отдавалась делам и заботам, ей некогда было возиться с малышкой, но в то же время она боялась, что Мариэль станет совсем дикой. Как-то так вышло, что ее воспитала сама природа — все пришло само собой, но Мариэль была совсем не похожа на свою маму. «Откуда все эти ее романтические мечты? — думала миссис О’Бэйл. — Пустые бредни не доведут девчонку до хорошего». — «Но ведь она часами сидела у озера наедине с природой», — шептал ей разум. «Откуда этот свет в глазах?» — «Не ты, но ангелы толкуют с нею», — твердил внутренний голос. Миссис О’Бэйл то ругала себя, что она забросила дочь, то радовалась, что не взялась за ее воспитание, — может, хоть одна дочь вырастет спокойной и не будет трепать нервы.

Бен, обняв всех на прощание, ловко забрался в лодку, и, заскользив веслом по воде, взял курс на другой берег. Остальные тоже отправились по домам: Раян и Дэн зашагали небрежно, а Мариэль побежала что было сил, молясь, как бы не опоздать к условленному сроку. К несчастью, она опоздала, но Кассандра натворила какую-то глупость, и миссис О′Бэйл даже не заметила провинности младшей дочери.

Жизнь вошла в свое русло, только теперь для Мариэль и Кассандры дни потекли куда медленнее, ведь они нетерпеливо считали часы до отъезда. Миссис О′Бэйл все носилась со своими проектами, и у нее, напротив, ни на что не хватало времени. Томас помогал отцу. Теперь, когда у них появились реальные деньги, они наняли работников: стригалей, землепашцев, и наконец-то им обоим выдалась возможность отдохнуть. Хоть их семья и значилась зажиточной, мужчины работали вместе с немногочисленными наемными рабочими, совсем как простые крестьяне. Теперь же главной заботой сделалось управление рабочей силой, а это не было таким изнуряющим трудом. Возделывалась земля, овцы давали мясо и шерсть, — для Бэнчизы наступили хорошие времена. У Маковки пока не было особых забот — в ее обязанности входила только уборка по дому, да и то, когда наняли горничных, за ней был закреплен только цветник, который надо было поливать и обрабатывать. Каждую неделю приезжал Бен, и они бежали отдыхать на маковое поле, которое оставляли лишь за несколько часов до заката. На фоне багряных небес маки смотрелись изумительно, и уходить вовсе не хотелось. Даже миссис О′Бэйл, которая не была сентиментальной, завидев такой закат, появлялась на поле засвидетельствовать дивную красоту природы.

Перебравшись через реку, вместе они побрели гулять по городу: узкие извилистые улочки приветствовали старых знакомых. В былые дни частенько они бегали здесь вдоль многочисленных лавок и контор, гоняясь друг за другом. Вот важно стоит завод по производству мебели, где подрабатывает мистер Райнер, — серое угрюмое здание, за которым виднеется оживленный порт Голуэя. Вот лавка, где иногда они покупали сладкие пряники с корицей и гвоздикой. Библиотека, откуда их с позором выгнали за то, что они хихикали, мешая другим заниматься. Тогда Мариэль чуть не расплакалась от обиды, а Бен дико хохотал над порядками этого заведения. Вот церковь Святого Николая, построенная еще в четырнадцатом веке, знаменитая тем, что ее посещал Христофор Колумб, но для Мариэль она была замечательна тем, что именно здесь одним воскресным утром она встретилась с Беном во время службы. Они сидели на одной скамейке, хором читали молитву и держались за руки. Знаменитая Испанская арка, где Бенджамин придумал игру в динозавриков и охотился за Маковкой, а поймав, долго не выпускал из объятий. Все кругом было пронизано воспоминаниями. Милый Голуэй! Как ты любим этими детьми! Как благодарны они тебе! Столько сказочных моментов, дорогих сердцу, навеки оставшихся в памяти, было здесь! Мариэль, равно как и Бен, с удовольствием бы согласились жить здесь всегда, жить даже в самой бедной лачуге, но лишь бы иметь возможность побродить по знаменательным родным местам. Да, Мариэль призналась, что променяла бы даже маковое поле на это чудесное место — место, где Господь свел ее с Бенджамином. Девочка посмотрела на прекрасное лицо друга — темные глаза искрились светом, черные волосы сияли на солнце, на смуглых щеках образовались ямочки от загадочной улыбки.

— Почему ты улыбаешься? — игриво спросила Маковка.