В полутьме, вокруг возвышавшегося на многоугольном постаменте черного параллелепипеда, стояли четыре человека. Трое мужчин в одеяниях касты Хранителей и женщина в длинном черном платье. На их лицах, под маской равнодушного спокойствия, проглядывало напряженное ожидание.

Вот один из них, казавшийся старше прочих, словно услышав безмолвный приказ, коротко взмахнул обеими руками. На одной из граней засветилось несколько огоньков. Вспыхнул один экран, за ним второй, третий. Пульт управления быстро оживал.

…Открываю глаза. Я лежу навзничь, на зеленой, только что проклюнувшейся траве. Надо мною ярко-синее небо. Приподнявшись, осматриваюсь: место вроде незнакомое. Что я здесь делаю? И как я сюда попала? Ничего не помню; не сразу вспоминаю даже, как меня зовут. Откуда эта странная, ни на что не похожая тупая боль во всем теле? И в голове словно не мозги а кисель какой-то! Почему на мне мужская одежда? Это ж вроде тряпье нашего Якоба. Почему я вся в этой вонючей полузасохшей слизи, как будто в болоте ночевала? И куда, наконец, подевались Ганс с Якобом?? Со мною что-то не ладно, определенно не ладно; что-то с головой… Не было никогда ничего похожего, даже после какой угодно попойки… И еще это чувство: будто бы я забыла что-то очень важное, я что-то должна сделать… Ладно, хватит, вспоминать будем потом. Сперва надо раздобыть нормальную одежду да смыть с себя эту грязь. Как вот только добудешь одежку-то? Сказать, что на разбойников в лесу наткнулась, они меня снасильничали, догола раздели, а я от них сбежала, и вот эти вещи прихватила? Вещи… раньше бы я сказала – барахло. И в самом деле со мною что-то не так. Какая-то я не такая… И говорю, и думаю не так, как раньше. И еще это чувство: словно я – это и не совсем я, а… не знаю даже кто. И слов таких нет ни в одном языке. Стоп! А почему ни в одном, с чего я взяла?! И слова эти не мои, точно не мои; я и не знала таких. о господи! Да разве раньше стала бы я вообще думать: как я говорю, и что за мысли у меня в голове! Так, надо упокоиться; сначала одежда, да и поесть (раньше я сказала бы – пожрать) не мешает. И впрямь в брюхе пусто, как у нищего в котомке. Что же делать?? Пожалуй, про разбойников говорить не стоит: еще всполошатся, начнут расспрашивать, чего доброго – стражу кликнут. А может и не надо говорить ничего, а просто дойти до первого постоялого двора, шмыгнуть к хозяину да и раздвинуть ноги? Нет, пожалуй: в такой одежде далеко не уйдешь. черт возьми! А ведь со мной и в самом деле здорово неладно: подумала – каким местом лучше одежду заработать, и никаких мыслей приятных не возникло. А ведь мне всегда близость с мужчинами нравилась! Близость… – слово-то какое! Ох, чует мое сердце… Ладно, что это я лежу и воду в ступе толку-вставать надо да идти хоть куда-нибудь. Потом разберусь – что и как…

Не отрываясь, смотрел Зоргорн, как существо, созданное ими, делает первые шаги. Запасов Сомы, истраченных на него вполне хватило бы, чтобы обратить воду любого из морей Мидра в твердь или начисто изменить ландшафт одного из девяти материков.

Я пытаюсь понять, что происходит со мной, и не могу. Как случилось, что я оказалась во главе бунтовщиков, почему они слепо идут за мной, беспрекословно повинуются мне?

Словно неведомый грозный могучий вихрь подхватил меня и понес куда-то; поставил во главе огромного войска, сокрушающего неприступные крепости и непобедимых рыцарей…

Но я так до сих пор и не знаю – зачем все это надо, и кому я служу? Почему я вспоминаю то, чего не знала никогда, и знать не могла? Почему я всегда знаю, что надо делать? Откуда идет это мое знание? Мне точно известно, как надо расставлять свои войска, чтобы наверняка выиграть бой и что будет делать враг; случается, я вспоминаю, что у осажденной крепости есть забытый всеми подземный ход, и он обязательно обнаружится там, где указала я. И я могу предчувствовать опасность, которой еще нет, которая видится мне зыбкой, размытой тенью, где-то там, впереди.

Я пытаюсь все это понять, но не могу ни на йоту(а еще недавно я

не знала этого слова) приблизиться к разгадке.

В начале месяца мая Светлая Дева, собрав достаточные по ее мнению силы, решила, наконец, двинуться в решающее наступление. Подчиненные ей армии начали стягиваться в направлении Парижа. Как это часто бывает, несмотря на упорную подготовку и долгое ожидание, враг застал обороняющихся врасплох, и выступившие навстречу ей под началом маршала Жана, графа де Клермона и герцога Афинского войска были куда меньше по числу, чем можно было ожидать.

Сам маршал, однако, этим обстоятельством вовсе не был обеспокоен.

По его глубокому убеждению, все предыдущие победы мятежников объяснялись исключительно попущением Божьим, да еще малочисленностью королевских воинов.

По пути к нему присоединялись отряды дворян северных провинций, но они не слишком заметно увеличили численность его армии.

На четвертый день они вышли к среднему течению Авра, неподалеку от городка Верней.

С некоторых пор меня все чаще посещают странные видения. Иные из них смутны, как миражи в пустыне (я никогда не была в пустыне и не видела миражей, но знаю, что это именно так). Иные отчетливы как то, что видишь наяву. Часто я вижу огромные дворцы размером больше города, прекрасные сады и луга, чудесные леса. Людей я замечаю очень редко и всегда издали. Иногда я вижу жизнь каких то удивительных земель и стран, причем вижу ее глазами других людей. Я мало что помню из этих видений, еще меньше понимаю. Но я твердо знаю– все это где-то есть.

А бывает, мне представляется что-то совсем невероятное: сияющие, многоцветные шары, висящие в черной пустоте, наполненной холодными огоньками. И я знаю, (откуда?!) что это миры – подобие того, в котором я живу.

Нормандия, местность примерно в пятнадцати лье от Руана.

Начало мая

…Помимо работы Хранителя, не столь уж многое вызывало интерес у Таргиза. В этом списке дворец Атх занимал едва ли не первое место. Впервые увидев его много циклов назад, он сразу влюбился в это удивительное, невероятное творение рук и разума. Арочные переходы, уходящие в синеву небес башни: ступенчатые и прямые как иглы, обвитые спиралями пандусов и гладкие, подобно стеклу. Отвесные стены колоссальной высоты и громадные угольно черные здания без единого отверстия сменялись светлыми ажурными постройками, сверкающими тысячами больших зеркальных окон. Каменные и металлические громады с узкими, глухими внутренними двориками чередовались с обширными парками, в которых соседствовали самые разнообразные породы деревьев.

Все это тянулось до горизонта, занимая площадь, едва ли не большую, чем крупный город на какой-нибудь из высокоразвитых из планет. Любой из городов того мира, на котором ныне было сосредоточенно все внимание Таргиза, не один, не два и даже не десять раз поместился бы внутри него. Нужно было потратить многие годы на то, чтобы осмотреть хоть малую его часть.

Закончив работу, Таргиз часто отправлялся блуждать по залам и бесконечным коридорам, не преследуя никакой конкретной цели, погружаясь в размышления или просто созерцая окружающее. Каждый раз в своих прогулках, он открывал что-нибудь новое.

Коридоры прихотливо изгибались, то завиваясь серпантином, то идя ломанным зигзагом. Временами проходы полого уходили вверх, чтобы так же плавно спуститься. Каменные плиты, устилавшие пол залов и коридоров, покрывали затейливые арабески и мозаики. Ему встречались залы треугольные, квадратные, пяти – семи– девяти – двенадцатиугольные, круглые и овальные, то идущие бесконечными анфиладами, то соединенные друг с другом узкими переходами, освещенные светильниками самых удивительных форм, или туманным пламенем, мерцающим в глубине полупрозрачных, или матовых стен. Встречались очень странные, с десятками входов и выходов, помещения неожиданной формы, стены которых сходились под невероятными углами, высокие залы, чьи стены уходили вверх, теряясь во мраке. Иные представляли собой копии дворцовых интерьеров с самых разнообразных планет, часть их даже была знакома Таргизу. На его пути оказывались запертые невесть сколько лет назад двери, на многих были начертаны совершенно незнакомые Хранителю символы. Другие были распахнуты настежь, словно приглашая войти. Таргиз переступил высокий малахитовый порог одной из них. Росписи на стенах обширного зала изображали странных существ, стартующие космические корабли, планеты, обращающиеся вокруг разноцветных звезд. Должно быть, создатели этой части дворца Атх позаимствовали эти покои с одного из тех ответвлений, обитатели которых достигли других звезд. Арки проходов были украшены необычного вида камнем: полупрозрачным, сине-зеленым с льдистым отблеском, пронизанным тончайшими солнечно-золотистыми прожилками. Наверное, его тоже привезли с неведомых планет. Таргиз перешел в следующий зал, имевший форму пятиконечной звезды, где сюжеты были совершенно иными. Мозаичные панно, выложенные из грубо отшлифованных самоцветов и блеклой смальты, представляли сцены из жизни каких-то богов или героев. Почти обнаженные женщины и мужчины, стоя на облаках, метали копья с наконечниками в виде синих молний. Каменными топорами они крушили горы, бывшие по колено этим гигантам. Поражаемые их оружием, падали с неба на землю уродливые, отвратительные существа, похожие одновременно на жабу, червя и летучую мышь. В некоторых местах камни мозаики уже успели осыпаться, и было видно, что к стене их крепили расплавленным свинцом. Кое-где стены покрывали мелкие странных очертаний знаки. За дверьми следующего помещения его встретили яркие фрески, изображавшие фантастических животных. Многоногий мохнатый дракон, сражающийся с быком; обезьяны высотой два-три человеческих роста дубинами избивающие разбегающихся прочь людей; какие-то закованные в чешую создания, переползающие между грудами костей.

Однажды в одной из комнат подземных этажей, в противоположном конце дворца, Таргиз наткнулся на меч, лежавший на яшмовом столе. Необычной волнистой формы лезвие, каких ему ни разу не приходилось видеть, было выковано из зеркально блестящей, отливающей зеленью стали, его украшали узоры из прихотливо сплетенных квадратов, шестиугольников, ломанных линий и многолучевых звезд. Рукоять была из черного камня, покрытого иероглифами, вид которых наводил на мысли о каких то мрачных тайнах. Откуда он тут взялся? Кому принадлежал? Кто и зачем перенес его сюда? Еще одна загадка. Одна из многих.

– Значит, говоришь, обидели тебя? Кстати, можешь звать меня просто – Арно. Беспощадный, упруго поднявшись, прошелся взад-вперед по тесной комнатенке.

– И ты, узнав о Светлой Деве, уверовал в то, что она послана спасти народ, и решил сражаться на ее стороне? И ты, стало быть, веришь, что король – сын Дьявола, а дворяне и попы – его слуги, как говорят наши люди? – Он испытующе и сурово взглянул в лицо капитану.

– Не знаю… люди зря не скажут, конечно… Жорж Кер запнулся.

– Понятно, – вздохнул его собеседник. – Выходит, ты просто хочешь отомстить?

– Конечно же хочу! – Кер обрадовался возможности выкрутиться из опасного положения. – Да сам посуди, почтенный Арно! Я два десятка лет, без малого, служил верой и правдой этому королю, чтоб он сгорел! – вырвалось у разошедшегося капитана. И меня вышвырнули вон со службы, как щенка! Выгнали вместе с женой и детьми из дому! И пусть я и впрямь был бы виноват, ну ладно…

Париж. Две недели спустя.

Под сводами тронного зала Лувра стоял неумолчный гул голосов.

Бароны и высшие сановники, пэры Франции, члены Королевского Совета, военачальники, родственники короля, прелаты в лиловых епископских и разноцветных монашеских сутанах, среди которых выделялся своей красной мантией папский легат – кардинал Джованни дель Мори. Немногочисленная бургундская знать держалась особняком, как цыплята вокруг наседки собравшись вокруг своего сюзерена – герцога Эда.

Все собрались, чтобы обсудить, уже в который раз и наконец попытаться разрешить все тот же вопрос – что делать, чтобы прекратить грозящий поколебать основы государства мятеж.

Собственно говоря, обсуждали только один вопрос – двинуть ли войска на север немедля или выждать, пока бунт начнет терять силу. Надо сказать, по– прежнему у многих обитателей южной и средней Франции не было особого желания класть головы в драках с мужиками за благополучие северных собратьев-дворян. Кое-кто из них даже с усмешкой предлагал – раз нормандские рыцари настолько ослабли, что сами не могут справиться с собственными холопами, то им нужно подождать до осени, когда простолюдины волей неволей вернутся в родные села, чтобы убрать урожай и не сдохнуть зимой с голоду. Исходя из каких то своих не очень понятных соображений, король счел нужным пригласить и иноземных гостей – князя-архиепископа Трирского, проездом оказавшегося в Париже, послов Тосканы, Венеции, Генуи и Кастилии.

…В конце мая случилось то, о чем почти никто не думал, но чего, как выяснилось, нужно было опасаться больше всего. Оставив север королевства на растерзание своим подручным: всем этим Паленым Жакам, Арлетт Аррасским и Веселым Убийцам, Светлая Дева с отборным войском совершила молниеносный бросок на юг. Туда, где народ не забыл, пусть и минуло со времени Альбигойских войн почти столетие, ни разрушенных и сожженных дотла крестоносцами сел и городов, ни десятков тысяч костров инквизиции.

Меньше чем за две недели пали Кастр, неприступный Каркассон, Нарбонн, Альби… Наконец, без боя распахнула перед Девой ворота Тулуза Пламенем восстаний занялась Овернь. Мятежники появились на границах Гиени и Прованса, отдельные отряды были замечены даже в окрестностях Авиньона, о чем в паническом письме сообщил королю папа Климент IV.

Стало ясно, что ни на угасание бунта, ни, тем более, на подавление его разрозненными силами надежды больше не остается. Точно так же все облеченные властью наконец-то поняли – если не раздавить бунт сейчас, то он раздавит их всех, не оставив даже следа. Едва ли когда-либо еще за многие годы войско собиралось по воле монарха столь быстро и охотно. Почти все рыцарство Франции – все, кто еще не был убит или осажден в своих замках, собрались под стенами Парижа. И уже вскоре король Карл IV распустил перед полками красно золотую орифламму. Он лично пожелал возглавить этот поход против собственных подданных.

…То поднимая облака удушающей пыли, то увязая в грязи после проливных дождей, огромной железной змеей ползло к югу королевское войско.

Шли благородные шевалье во главе своих копий, шли солдаты ордонансных рот,

[35]

вперемешку с наспех набранными по городам и весям ополченцами, шли брабантские наемники и союзные отряды из Меца и Лотарингии. Шли, сверкая драгоценными доспехами, знатнейшие люди королевства и какие-то оборванцы в помятых шлемах и прохудившихся кольчугах, но зато вовсю кичащиеся перед каждым встречным своим сомнительным дворянством.

30 июня. Графство Тулуза.

Вместе с другими военачальниками де Граммон вышел из шатра коннетабля. Впереди всех важно выступал в окружении лейтенантов Эд Бургундский, облаченный в сияющие сплошной позолотой доспехи. Только что окончился военный совет, видимо последний перед генеральным сражением.

Отсюда, с возвышенности, где возвышался пурпурно – синий королевский шатер, рядом с которым стояли шатры его приближенных, открывалось весьма пестрое зрелище. Многоцветные палатки рыцарей с пестрыми флагами у входа, солдатские шалаши, навесы из шкур и дерюги, какие-то халупы из остатков разломанных повозок, коновязи и загоны, дым от сотен и сотен костров… Доносился неумолчный гомон этого сборища, насчитывавшего не менее шести десятков тысяч только вооруженных людей, не считая прочего сброда.

…Минул уже четвертый день, как королевская армия остановилось всего в нескольких лье от занятой мятежниками Тулузы и расположилась тут, почти вплотную к дугообразной гряде высоких обрывистых холмов. По замыслу коннетабля, они должны послужить надежной защитой от столь любимого мятежниками ночного нападения. Лежащая перед холмами обширная пустошь была почти ровной, лишь в нескольких местах ее пересекали трещины оврагов и балок. Именно этой равнине и предстояло, если будет на то божья воля, стать местом решающей битвы.

Весь первый день войска обустраивались на новом месте, ежечасно страшась нападения.

Середина июля 1347 года.

Герцогство Бретонское.

Даже среди редкостно разнообразных владений французской короны эта земля выделялась своей необычностью.

Ее обрывистые меловые берега, где в мачтовых соснах гудел ветер, а высокий вереск таинственно шелестел, словно шептал о чем-то хранили, казалось, некую тайну.

Должно быть, и впрямь было в ней нечто, такое же таинственное, странное и загадочное, как древние менгиры, поставленные неведомо кем в незапамятные времена; как язык населяющих ее людей; как сами эти люди, упрямо таящие под внешней покорностью и равнодушием глухое недоброжелательство к пришлым.

15 сентября 1346 года.

Область Святого Града Авиньона

Прошло так немного времени, а мне чудится, что все это случилось десятилетия назад. Коленопреклоненные люди на деревенской площади, славящие пришествие избавительницы – я даже не совсем понимаю, что они говорят обо мне…Белое платье, сшитое для меня из алтарного покрывала сельской церквушки… Другое, скроенное господской портнихой из отреза белоснежного шелка, найденного в сундуке хозяев. Ощущение радости от великолепно сделанного дела, когда первый взятый мною замок – ничтожная крепостёнка, на которую я бы сейчас и внимания не обратила, рушится, охваченный пламенем… Первая выигранная битва… Первое ощущение присутствия моих неведомых по сию пору владык… Как же все это было давно!

А сегодня мне предстоит окончательно сломить хребет моим врагам.