Античная эпоха выдвинула целую плеяду выдающихся личностей, имена которых и по сей день мы произносим с трепетом и восхищением. Солон, Перикл, Александр Великий, Пирр, Ганнибал, Цезарь, Цицерон, Спартак…

Но можно ли поставить в один ряд с выдающимися государственными деятелями и полководцами пусть выдающегося, но вождя восставших рабов? И если уж мы упомянули вождя восставших рабов, то почему опять же Спартак, а не Эвн или Сальвий — вожди первого (138–132 гг. до н. э.) и второго (104–101 гг. до н. э.) восстания рабов в Сицилии, по своим масштабам едва ли уступающим восстанию Спартака? Попробуем ответить на поставленные вопросы.

Эпоха, в которую возникло спартаковское восстание, благодаря исследованиям С. Л. Утченко, Е. М. Штаерман, В. И. Кузищина, достаточно изучена отечественной историографией

[1]

. Не вдаваясь в подробности развития римского рабовладельческого латифундистского хозяйства, выделим главное: многочисленные войны, которые вела Римская республика во II–I вв. до н. э., привели к невиданному доселе притоку рабов на Апеннинский полуостров. Эксплуатация рабов, этих, по выражению Варрона, «говорящих орудий» («instrumentum vocale»), приобрела столь циничные и бесстыдные формы, что социальный взрыв был вполне предсказуем, ибо никогда еще человеческая личность не ценилась так низко. И в 74 г. до н. э. этот взрыв не заставил себя ждать.

Изучение спартаковского восстания, как и личности его вождя, может оказаться плодотворным, ибо мы располагаем относительно полной источниковой базой. Это событие нашло свое отражение в трудах Плутарха, Аппиана, Саллюстия, Ливия, Орозия, Флора, Евтропия, Фронтина, Веллея Патеркула и др. (См. Plut. Crass. VIII–XI; Арр. Bel.civ. I, 116–120; Sallust. Hist. Ill, fr. 90-106; IV, 20–41; Liv. epit. 95–97; Oros. V 24, 1–8; Flor. II 8, 1–4; Eutrop. VI, 7; Front. I 5, 20; I 5, 21; I 5, 22; I 7, 6; II 5, 34; Veil. Pat. II 30, 5).

В упомянутом перечне авторов Плутарх занимает особое место. С полным основанием можно согласиться с мнением С. И. Протасовой, что характеристика Спартака у Плутарха существенно отличается от всего того, что говорится о нем в других дошедших до нас источниках

Издавна славилась в Италии богатая и плодородная область Кампания. Все племена Италии, включая и римлян, питали к кампанцам страшную зависть — они жили в величайшем достатке, богатстве и роскоши.

В этой области поздней осенью 73 года стояла лагерем победоносная армия гладиатора Спартака. Она праздновала полную победу над войском претора Публия Вариния…

Неумолчно гремели цикады. Нагретый за день воздух наполняли терпкие ароматы земли и зелени. Крестьяне и рабы из соседних имений возвращались с полей и виноградников с щедрыми дарами осени.

С соседних холмов территория военного лагеря повстанцев — четырехугольник, обнесенный рвом и мощным валом, — видна как на ладони. Вдоль вала и у ворот стояли на страже легковооруженные: их обязанность охранять лагерь от внезапных нападений врагов.

По всему стану горело множество костров. Воины сидели у огня дружескими кружками. С ними женщины — из местных и бывших рабынь. Все насыщались, радуясь покою и тишине. Воины с удовольствием пили местное вино, вспоминали свои подвиги и подвиги близких товарищей. Некоторые не упускали возможности прихвастнуть. Несогласные беззлобно шутили над ними.

В 89 году н. э. работорговцы доставили Спартака в Рим и продали его на невольничьем рынке.

Римская аристократическая республика была в ту пору обществом строго сословным. Высшим среди сословий являлось сенатское (отличительный признак — белая туника с широкой красной полосой). Попасть в это сословие из служилой знати, военной и гражданской (нобилитет), где отец старался провести на высшую должность сына, дядя — племянника, брат — брата, для незнатного человека было невероятно трудно. Если это в виде исключения удавалось (ярким примером служил Цицерон), счастливец получал право оставить потомкам свое почетное восковое изображение, служившее символом принадлежности к высшему сословию.

Вторым сословием в Римском государстве являлось всадничество (характерный признак — золотое кольцо и туника с узкой красной полосой). Принадлежность к нему определялась имуществом и доходом в 400 тысяч сестерциев. В отличие от сенаторов, бывших крупными землевладельцами, всадники занимались торговлей, ростовщичеством, содержали ремесленные мастерские, участвовали в откупных компаниях. К этому кругу принадлежала значительная часть командного состава римской армии.

Третье сословие составлял плебс. Он делился на три подгруппы: горожан и крестьян; люмпен-пролетариев — свободных граждан, совсем не занятых в производстве и живущих за счет общества (в 50–40 годах их было 300 тысяч человек); Цицерон говорил, что они непрерывно «пополняются из массы рабов, поденщиков, злодеев и бедняков»; вольноотпущенников — бывших рабов, получивших от своих господ личную свободу. Две последние категории не пользовались особенным уважением. Цицерон пренебрежительно говорит о них как о «жалком и тощем простонародье», «отбросах города».

Спартак пробыл в школе гладиаторов шесть лет. За это время он многократно выступал на арене в качестве мурмилона, стяжав себе громкую славу силой, мужеством, умением красиво биться, что ценилось римлянами. В 76 году Спартак получил свободу и отставку. Как гладиатор высшего класса он переводится в число преподавателей школы. Лентул Батиат, ланиста этой школы, гордился своим выдающимся учеником, доставившим ему и школе громкую славу. Он считался с его мнением и во всем доверял. Этим Спартак отлично воспользовался для собственных целей. В школе Батиата он нашел тот слой людей, с помощью которых можно было, по его мнению, попытаться с надеждой на успех опрокинуть Рим.

Спартак стал подбирать соратников среди товарищей по корпорации мурмилонов, среди собственных учеников — людей неустрашимых, волевых, организаторов, имевших познания в философии и литературе, обладавших значительным военным опытом. Особенно он старался привлекать к своему делу участников Первой Митридатовой войны, чья непримиримая враждебность Риму была ему хорошо известна. Многих среди них Спартак отобрал для гладиаторской школы лично, посещая с ланистой невольничьи рынки и рабские эргастулы. С готовностью Спартак брал в школу Батиата и подходящих ему беглецов — людей, имевших у хозяев дурную репутацию. Ближайшими помощниками Спартака в задуманном опасном деле становятся трое: Крикс (ок. 110—72 гг. до н. э.), Эномай (ок. 109—73 гг. до н. э.) и Ганник (ок. 110—72 гг. до н. э.). Ближайшим соратником Спартака при организации первой группы заговорщиков являлся Эномай. Имя это было распространено в древности в кругах знати. Известен герой Эномай-троянец, соратник Энея. Еще более известен царь города Писы в Элиде, называвший себя сыном Ареса. Пе-лопс, сын царя Тантала, коварно погубил его во время состязания на колесницах, подкупив возницу царя Миртила (тот вынул из оси чеку, колесо на полном ходу соскочило, и царь разбился насмерть). Спор же у царя и Пелопса шел за руку дочери царя Гипподамии. Царю было предсказано, что он погибнет в результате брака дочери, и царь стал отделываться от нежеланных ему женихов состязанием на колесницах, во время которых убивал проигравших ударом копья. На эту тему в древности была широко известна трагедия Еврипида «Эномай».

Ганник скорее всего родом инсубр. Инсубры — самое многочисленное сильное племя Транспаданской Галлии, яростные враги римлян, много раз воевавшие с ними, союзники Ганнибала. Столицей инсубров был город Медиолан («Земля медов»!), древний могущественный город, важный стратегический центр. В III веке до н. э. римляне покорили его.

О Криксе речь будет вестись дальше особо. Все эти помощники Спартака свободно говорили по-кельтски и по-германски. По указанной причине, а также имея в виду, что они во время войны командовали галлами и германцами, древние авторы без всякого колебания объявляют их галлами или германцами по племенной принадлежности.

В год побега 78 гладиаторов из Капуи консулами в Риме были Марк Аврелий Котта и Луций Лициний Лукулл. М. Котту все считали человеком средних способностей, скорее адвокатом и оратором, чем полководцем. В сенате он принадлежал к группе консервативных реформаторов, усилия которых и сделали его консулом. Его коллега Л. Лукулл (116—56 гг. до н. э.), по общему признанию, являлся человеком блестящим. Он происходил из очень знатной, но обедневшей семьи. Его предки, непримиримые аристократы, за свою деятельность подвергались самым ожесточенным нападкам популяров. Прадед, будучи эдилом, обвинялся в преступлении по должности, дед в качестве консула оказался замешан в неприятную историю с кражей статуй, отца обвиняли (лживо, как сам он утверждал) в подкупе его вождями сицилийских восставших рабов (102 г. до н. э.) и грабежах. Он добровольно удалился в изгнание и кончил свои дни в Сицилии, в городе Гераклее, пользуясь там величайшим влиянием и почетом.

Л. Лукулл вырос в доме со скромным достатком (отец находился в изгнании). Тем не менее он получил вместе с младшим братом, усыновленным другом и единомышленником отца, видным римским писателем и общественным деятелем М. Теренцием Варроном, прекрасное греческое образование. Принимал участие в Союзнической войне (90–88 гг. до н. э.) на стороне сената. Во время борьбы Мария и Суллы, как и положено аристократу, стал на сторону последнего. Когда Сулла пошел с войском на Рим, Лукулл, занимавший должность квестора, оказался единственным офицером, не испугавшимся такого деяния и не покинувшим своего полководца. Эта верность положила начало его возвышению. Под командой Суллы Лукулл принимал участие в Первой Митридатовой войне. Он собирал войска и корабли, давал успешные бои на суше и на море. После заключения Дарданского мира Сулла поручил ему, как честнейшему из своих сотрудников, почетную и трудную миссию собирать налоги и контрибуцию с городов Малой Азии.

В 82 году, успешно выполнив поручение полководца, Лукулл вернулся в Рим. Грозный диктатор, победивший своих врагов, встретил его исключительно тепло. В проскрипциях Лукулл не принимал участия. Избегал он и скупки достояния казненных, заботясь о своей репутации. Тем не менее до самого конца он оставался вернейшим другом Суллы. И именно ему, а не Помпею поручил экс-диктатор окончательную шлифовку своих «Воспоминаний», именно его сделал опекуном своего сына Фауста. После смерти Суллы Лукулл стал грозным мечом его партии, ближайшим соратником Кв. Катулла, консула 78 года, признанного вождем твердых сулланцев. Именно Лукулл фактически командовал войсками сената, нанесшими поражение войскам восставшего проконсула Лепида на Марсовом поле.

В 76 году Лукулл получил претуру и вступил в брак с дочерью Аппия Клавдия, консула 79 года, наместника Македонии (78–76 гг. до н. э.), умершего от болезни во время неудачной войны с фракийцами. Брак не принес Лукуллу ни денег, ни счастья. Его жена, удивительная красавица (ее под именем Лесбии воспел знаменитый римский лирик Катул), отличалась крайним любвеобилием. В 74 году Лукулл стал консулом. Убежденный аристократ, утомленный домашними неурядицами и тщетным ожиданием наград за свои староримские доблести, он стал подумывать: не внести ли существенные изменения в свои убеждения и образ жизни?

К этому времени практически встал вопрос о Третьей Митридатовой войне. Как знаток восточных дел, Лукулл очень хотел получить командование, сулившее при победе великие богатства восточных царей. Но жеребьевка провинций обманула его надежды. Ему досталась Цизальпийская Галлия, где «не представлялось возможности совершить что-либо значительное» (Плутарх). Котте же, его товарищу, досталась Вифиния. Наместничество это являлось весьма выгодным, так как вновь образованная провинция была богатой. Но честолюбивому Котте хотелось принять участие в предстоящей войне не в качестве подчиненного лица. После долгих просьб перед вождями всех групп в сенате он сумел добиться поручения охранять вход в Пропонтиду (Мраморное море) из Черного моря. С флотом из 80 кораблей и 3 легионами Котта поспешил отбыть в провинцию, куда и прибыл в конце мая.