— «Очень важно быть собой. А какая я? Одна из шести миллиардов, школьница, домохозяйка, пенсионерка, разве в этом — личность? Родители, друзья, учителя, прохожие — все видят меня такой, какой хотят меня видеть, какой я вписываюсь в их мировоззрение. Приветливой, скромной, простой, застенчивой, но разве в этом — душа? А имя — что в нем?» — Любовь Григорьевна закончила читать и торжествующе оглядела свой класс поверх сверкающих очков. — Автору этого сочинения я поставила пятерку.

«Конечно, — подумала Маша не без зависти, — заезженная цитата из Шекспира, пара заумных слов, и учителя в ауте». Она украдкой оглянулась на класс, ожидая увидеть привычную картину — скуку на лицах и полное равнодушие к проблеме индивидуальности. Но ребята сидели притихшие, сосредоточенные, сочинение Лены Новиковой заставило их задуматься о чем-то своем, личном.

— Многие написали о проблеме уважения к личности, — продолжала учительница. — Я всем поставила четверки. Дело в том, что, прежде чем требовать к себе уважения, его надо заслужить. А вы пока не совершили ничего достойного.

— Разве личность не достойна уважения сама по себе? — вдруг сказала Маша. — Неужели моя точка зрения хуже другой?

— Я уважаю точку зрения каждого ученика в этом классе, — серьезно ответила Любовь Григорьевна. — Но вы не раскрыли тему. Вы начали качать права и при этом ни на минуту не задумались о личности и индивидуальности, в отличие от Лены Новиковой.

Маша закричала от испуга и шарахнулась в сторону, разбив локтем стекло. Грохот и боль от пореза привели ее в чувство. Маша поняла, что то, что она приняла за «морду», был цветок, похожий на орхидею, размером с ее голову, во все стороны от него тянулись длинные усики, видимо, это они щекотали ее. Рассмотрев растение, Маша успокоилась и позволила себе оглядеться по сторонам. Белые стены уходят в темноту, потолка не видно, огромное помещение расчерчено узкими полосками стрельчатых окон, свет из которых падал на невообразимое количество самых невероятных растений и грибов, словно она находилась в оранжерее сумасшедшего ученого-биолога. Фиалками пахло все сильнее, к этому добавился терпкий запах лаврового листа, корицы, с ними причудливо смешался аромат нагретой шерсти, куриных перьев, словно в зоопарке, казалось, в темноте полно притаившихся животных. Это точно была не ее комната.

Маша осторожно начала обходить огромную орхидею, во все глаза рассматривая растения: куст на бутылевидной ножке выставил листики, похожие на ладошки, — неприятно розовые, толстенькие, в складочках, с тонкими красными жилками. Чуть далее в кадках стояли дети — маленькие, в вязаных шапках, закутанные поверх пальтишек в шерстяные шали. Маша бросилась к ним и никак не могла понять, почему детки все время отворачиваются от нее, не показывая лиц, пока не дотронулась до них. Шерстяная шаль на ощупь была холодной, пружинистой и скользкой. Детки оказались грибами. А вот светящиеся зонтики с крохотными красными ягодками по краям, Маша не решилась их попробовать. Рядом с ними обычные на вид ирисы выглядели абсолютно черными. Дальше стояло дерево, увешанное бутылками, их гладкие бока посверкивали, горлышки сочились влагой. Сразу за ним — словно ваза на ножке, полная алых цветов, на нее как раз падал свет из окна, а за окном небо было располосовано звездами.

— Я переместилась, — сказала себе Маша, нащупав одной рукой кристалл на груди, а другой зеркало в кармане, — наверное, в тот момент, когда подошла к окну. По закону подлости, нет чтоб днем, когда на мне была куртка с фонариком, указывающим верный путь. Хотя, может, в этом мире магия лучше работает?

Маша прикрыла глаза, сосредоточившись на своей куртке, щелкнула пальцами. Магии не чувствовалось. В раздражении девочка щелкала еще и еще, пока не ощутила щекотку, но не от магии, увы. Ее шею щекотал усик орхидеи.

Девочка обернулась и вновь не сдержала крик ужаса. Это растение невероятным образом двигалось за ней по всей оранжерее, при этом корни его оставались в кадке с землей. Оно почти ласково обвило усиками голые руки и шею Маши и придвинуло к ней свой бутон, обдав девочку теплом и невыносимо сладким запахом фиалок. Маша замерла, увидев, как тяжелые лепестки раздвинулись, обнажив внутреннюю поверхность с острыми, опасно поблескивающими зубками и темным горлом, какого не могло быть у цветка…

Мариванна привела Машу в длинную узкую комнату, уставленную рядами кроватей, поставила на тумбочку стакан с травяным настоем, показала, где находится туалет, и, пожелав приятных снов, напоследок прошептала:

— Ты сейчас должна отдохнуть, набраться сил. Утром мы во всем разберемся, главное, следуй правилам — не покидай комнаты и не пугай других девочек.

Маша осторожно попробовала настой — пахло мятой, но кто знает, что они еще могли добавить? Папа всегда говорил, что не следует пить незнакомые лекарства. Конечно, при этом он добавлял, что врачей надо слушаться, но это не значит, что она должна лечиться от того, что считает себя Машей Некрасовой!

Маша легла в прохладную, нежную на ощупь, но довольно-таки жесткую постель и несколько минут лежала, глядя в потолок, прислушиваясь к сонному дыханию соседок. Так она и уснула. Проснулась же от звона колокольчика и яркого-белого света. Открыла глаза, увидела суетящихся девочек в разноцветных пижамах, щебечущих, хихикающих, накручивающих друг другу прически, и не сразу поняла, где находится. А когда поняла, то готова была заплакать от обиды. Ее дело СКВОЗНЯКА проваливается, так и не начавшись, возможно, она проведет в этом пансионе всю свою жизнь и умрет от старости в своей дурацкой розовой пижаме, потому что в этом мире ей нечего вспоминать!

— Не спи, — легонько шлепнула ее по ноге пробегавшая мимо светловолосая девочка, — проспишь завтрак!

Маша с некоторой опаской дала Колве себя увести, старалась все время молчать и улыбаться, но блондиночка оказалась потрясающей девчонкой, веселой и искренней, она вывалила на новенькую целый ворох сплетен, и казалось, сама не относится серьезно ни к одной из них.

Хотя после завтрака прошло довольно много времени, небо не посветлело, сад был по-прежнему темным и загадочным, и Маша старалась держаться поближе к освещенным тропинкам и медсестрам отнюдь не из-за внезапного прилива послушания. Здание приюта было хорошо освещено, и в этот раз девочка заметила, что колонны оплетают лианы, что окна обрамлены вьющимся растением с мелкими розовыми цветочками. Вообще здесь было много розового, голубого и лилового — в убранстве комнат, в одежде, даже в саду.

— Скажи, почему это место называется Лесом Лилового шепота? — спросила Маша у Колвы. Та перестала улыбаться и сказала тихо:

— Не спрашивай об этом после ужина и перед завтраком. И вообще не спрашивай. В одну из ночей сама все поймешь. Главное — не покидай приют в одиночестве.

— Здесь так опасно?

Из-за того, что за окнами было все время темно, Маша постоянно клевала носом. Колва перестала обращать на нее внимание, а больше поговорить было не с кем. Маясь от скуки, Маша сунула нос в книги, но там были дурацкие сказки про какие-то растения, о которых она в жизни своей не слышала. Принц «водяных шаров» влюбился в принцессу «утреннего розолистника», но родители запретили им жениться, они сбежали к семейству грибов «заблудившиеся малютки», и те заменили им родителей. Мама после смерти превратилась в растение «мамины ладошки» и исцелила ранки своих детей-сироток. Понять это все было еще труднее, чем анекдоты.

День тянулся долго, и можно было сойти с ума от одной только мысли, что впереди еще много-много таких дней или даже лет, ведь Маша не была «задумчивой» и, следовательно, вылечиться от этого не могла.

После ужина, который состоял из пресного серого мяса и зеленых ягод со вкусом вареной свеклы, ребята разошлись по спальням. Девочки собрались на кровати Колвы, шушукались и хихикали, а Маша легла в кровать и притворилась спящей. Она думала обо всем, что услышала и увидела за день. Приют, видимо, никто не охранял, пациенты боялись чего-то, что называли «Лиловым шепотом», поэтому никто не убегал. Что может скрываться под этим названием? Хищник, банда убийц, ядовитый газ? Последнее наиболее вероятно, если обратить внимание на слово «лиловый»: наверное, здесь в лесу есть растения такого цвета с одурманивающим запахом. Но возможно, что персонал просто пустил слух, чтобы держать детей в повиновении. К сожалению, магия по-прежнему не чувствовалась, но Маша надеялась, что перед лицом настоящей опасности, как в Как-о-Думе, во время сражения с крысами в подземелье, ее способности все-таки проявятся. Внезапно Маша вспомнила о том, что оставит в приюте Либранта одного, среди не понимающих и не сочувствующих ему людей, и даже зажмурилась от отчаяния. «Может быть, моя миссия как раз в том, чтобы найти лекарство для «задумчивых», — утешилась девочка этой призрачной надеждой и снова, шаг за шагом, прокручивала в голове прошедший день, вспоминала расположение лестниц и выходов, пока не погас свет и девочки не легли спать.

Маша лежала в темноте, прислушиваясь: вот Колва тяжело вздохнула, вот Лиана украдкой всхлипывает, когда же они уснут? Выглянув из-под одеяла, Маша смотрела в окно и по отсветам на деревьях следила, как гаснет свет во всем здании. Было мучительно ждать, но наконец все стихло. Прислушиваясь к ровному дыханию спящих, Маша откинула одеяло. Послушала еще несколько секунд, потом села. И в этот момент ее кто-то позвал.

Легкий, словно ночной ветерок, нежный и долгий шепот: