Дверь в трактире «Хмельной гоблин» была подвешена на петлях особого устройства, позволявших ей легко, от малейшего толчка, распахиваться как наружу, так и внутрь.

Предусмотрительность совершенно оправданная: порой ночные посетители, завершая вояж по аналогичным заведениям, добирались до «Гоблина» в таком состоянии, что вполне могли вынести незапертую дверь, не разобравшись, в какую сторону она открывается, – но вообразив, что их злонамеренно не пускают к источнику живительной влаги. К тому же наиболее пьяные и агрессивные гости зачастую не выходили из трактира, и даже не выползали, – покидали его в свободном полете, и чересчур мощное препятствие на их пути могло лишить хозяина потенциальной клиентуры.

В общем, публика собиралась здесь самая разная, и удивить чем-либо завсегдатаев было нелегко.

Однако новый гость сумел. Удивил.

Дверь с грохотом ударилась о стену, и разговоры мгновенно смолкли. Даже бормотун, сидевший в клетке у камина и имевший обыкновение приветствовать входящих отборной руганью на четырех языках, – и тот удивился: издал сдавленный нечленораздельный звук и захлопал тремя парами крыльев.

Вернувшись за свой стол, я обнаружил Бьерсард не совсем там, где его оставил. Боевой топор лежал неподалеку, но все же чуть в стороне... Так-так-так...

Я обвел взглядом зал и обратил внимание на человечка с бородой, напоминающей козлиную. Козлобородый тихо и незаметно пробирался вдоль стены к выходу, причем прятал под плащом правую руку. Увидев, что я поспешил за ним, человечек попытался сбежать. Но, на свое несчастье, способностью уменьшаться и прятаться в крысиные норки он не обладал.

Так и есть... Поперек ладони, скрывавшейся под плащом, тянулся глубокий и широкий ожог.

– Это не простой топор, – объяснил я человечку, ухватив его за бороду и высоко подняв на вытянутой руке. – Он, знаешь ли, не любит, когда за него хватаются чужие блудливые ручонки. И я не люблю.

Человечек дрыгал ногами и верещал нечто маловразумительное: он, дескать, хотел лишь посмотреть вблизи на знаменитое оружие великого Хигарта, героя Серых Пустошей, покорителя башни Тул-Багар, и прочая, и прочая... Мало что вор, так еще и льстец. Простой любопытствующий не сжег бы руку до мяса, отделался бы волдырями.

Границей сайэрата Лигонг служило высохшее русло одноименной реки. И чем ближе мы приближались к границе, тем чаще попадались навстречу беженцы, в одиночку и небольшими группами бредущие по дороге в сторону Туллена.

Некоторые останавливались на обочинах, глазели на конную пулу, идущую на рысях в походном строю, под развернутой королевской хоругвью, – поглядывали с надеждой, но назад не повернул ни один из беглецов... Некоторых останавливали мы, расспрашивали, пытаясь узнать последние новости о крестьянском мятеже, вспыхнувшем в домене мага Ирэгаса и перекинувшемся на Лигонг.

Как обычно и случается, истинные факты в рассказах беженцев оказались глубоко погребены под лавиной слухов и домыслов. Не вызывало сомнений лишь одно: Каэр-Лигонг пал два дня назад. И на воинов владетельного сайэра Тируса Лигонга, известного под прозвищем Хозяин Колеса, рассчитывать нам нечего... Даже если сайэр Тирус и сумел вырваться из своей осажденной цитадели, – неизвестно, где искать остатки его дружины.

...Мятеж начался после того, как маг Ирэгас, до сих пор успешно оборонявший свой домен от вылазок тварей, приходящих с Темной Стороны, погиб в одном из пограничных сражений. Подробности гибели мага и отряда зачарованных им созданий известны не были, по крайней мере мне епископ Хильдес Коот их не сообщил. Не исключено, что Храм и Инквизиция даже втихомолку порадовались, – магистр Ирэгас был одним из виднейших магов Тоа-Дана, и находился с Храмом и Тулленским престолом в состоянии весьма настороженного нейтралитета, которому лишь общая опасность не позволяла перейти в откровенную вражду.

Как бы то ни было, маг погиб, домен его остался без владельца и защитника, – и спустя недолгое время в нем вспыхнул мятеж. Ничего удивительного: вся жизнь обитавших там земледельцев зависела от воды, добываемой из земных глубин Ирэгасом – магическим путем добываемой, естественно. Люди были обречены погибнуть от голода и жажды – либо должны были попытаться с оружием в руках отвоевать у соседей все необходимое для жизни. И выбрали второе... Начали, конечно же, с присных собственного господина.

Всякий, кто когда-нибудь видел, как разворачивается имперский легион или королевский полк пеших латников из походного строя в атакующий, тот наверняка согласится со мной: зрелище более чем внушительное. Завораживающее...

Кажется, что на поле передвигаются не отдельные люди, но огромные, металлом поблескивающие существа. Роты пикинеров, мечников, стрелков – каждая движется вроде бы сама по себе, но все вместе в строгом, долгими годами тренировок отработанном порядке. Мерно бьют барабаны, задавая ритм идущим, и земля содрогается, когда на нее единым движением опускаются тысячи ног...

Жаль, что сейчас такое увидишь не часто... В старые добрые времена, до Катаклизма, единая империя во времена своего расцвета могла содержать семнадцать регулярных легионов.

Ныне же лишь два крупнейших ее осколка – Туллен и Аккения – могут позволить себе подобные воинские соединения (королевский полк латников по структуре и численности весьма схож с легионом), и далеко не в прежних количествах. Да и качество не то... Согласно полевому артикулу, численность легиона – без малого семь тысяч бойцов, не считая некомбатантов. Полк латников – пять с половиной тысяч.

Держать такую массу людей в военном лагере, ежедневно занимаясь с ними боевой подготовкой, – непозволительная роскошь в наше время. И отдельные роты мечников, арбалетчиков, лучников (номинально числящиеся в том или ином полку или легионе), разбросаны по гарнизонам и дальним заставам. Какая уж тут отработка боевого взаимодействия...

Вольный имперский город Альхенгард был гнусной, противной и позабытой богами дырой. И зловонной, вдобавок... Некогда, в старые добрые времена, помои, выплеснутые из окон вольными имперскими горожанами, стекали в тянущиеся вдоль улиц канавы и смывались дождями в протекавшую мимо города речку... Ныне по иссохшему руслу не протекало ничего, да и дожди случались раз в три года. И вольный дух вольного города весьма-таки тревожил обоняние непривычных путешественников. Горожане, притерпевшись, не замечали...

Трактир «Щит Одоара», расположенный в центре пресловутого вольного города, неподалеку от ратушной площади, был гнусным, противным и позабытым богами заведением. И тоже зловонным. Возможно, трактирщик полагал, что доносящийся из кухни аромат лука, жарящегося на прогоркшем жире, возбудит у посетителей голод и жажду... У моего желудка он вызывал прямо противоположные стремления...

Пиво, что продавали в рекомом трактире, было гнусным, противным... Впрочем, кажется, я начинаю повторяться. Но пойло, которое мне подали здесь в выщербленной глиняной кружке, пиво напоминало немногим... В основном тем, что тоже было жидким.

Тяжело вздохнув, я рискнул сделать глоток. Худшие опасения подтвердились... Конечно, вода стала большой ценностью в нашем мире... Но сей факт никоим образом не оправдывает пивоваров, заменяющих ее ослиной мочой в процессе производства. И трактирщиков, торгующих получившимся продуктом.

Отставив кружку, я поймал за рукав пробегавшего мимо толстячка с подносом, уставленным новыми порциями гнусного напитка.

Калрэйн священнодействовал. Варил гуляш. Кулинария – второй по значимости среди его талантов. (Про первый, надеюсь, объяснять не надо?) На этом поприще наш ассасин мог дать фору не только любой кухарке средней руки, но и какому-нибудь повару имперского вельможи или королевского сановника.

Мы второй день странствовали малоезжеными проселками, вдали от тракта и расположенных на нем таверн, харчевен и прочих заведений, готовых накормить усталых путников. Питались, соответственно, всухомятку. И сегодня ассасин заявил, что дальше терпеть такое положение он не может. Все болезни, дескать, как телесные, так и душевные, происходят от плохого питания. А ему лично здоровье еще понадобится. Да и остальным, скорее всего, не помешает.

И я объявил дневной привал.

На робкий намек мэтра Тигара: не лучше ли предоставить стряпню для отряда Хладе? – оба, и Калрэйн, и наемница, отреагировали одинаково, дружным фырканьем. Хоть и по разным причинам: ассасин был уверен, что серьезная кулинария – не женское дело; Хлада же, наоборот, считала возню с котлами и сковородками недостойной воина, даже если означенный воин не может похвастаться первичными мужскими признаками.

Короче говоря, обязанности повара исполнял сейчас Калрэйн. А вновь обретенная кровная моя сестричка отправилась назад на тракт, на разведку, – потолкаться в придорожных кабаках, разузнать новости из Альхенгарда... Остальным туда соваться рискованно, но Хлада на постоялом дворе не засветилась, в ночной резне не участвовала... А следствие по поводу стычки в переулке едва ли будет долгим и тщательным: по большому счету мы оказали вольному городу немалую услугу, расправившись с шайкой грабителей... Да и парочка зарубленных Безглазых заставит кое-кого призадуматься. Если, конечно, твари остались лежать там, где мы их прикончили... Среди прочих, этот вопрос интересовал меня тоже.

Тварь была двуногой, но на этом ее сходство с человеком заканчивалось.

Своей вытянутой мордой она скорее напоминала гигантскую ящерицу, называемую «песчаный демон», на редкость мерзкую скотину, к тому же ядовитую. На мысли о рептилиях наводила и кожа существа: очень сухая, шелушащаяся, покрытая чем-то вроде мелкой чешуи.

Все остальные части тела аналогов среди известной мне фауны не имели, и наводили лишь на мысль о том, что капитулу Инквизиции надо строже следить за исполнением собственными запретов, касающихся магических экспериментов с боевыми животными.

Прочих конечностей у твари оказалось целых шесть: две пары лап, на каждой по четыре пальца с изогнутыми когтями. Выполняли они роль рук: в верхней, более длинной паре существо достаточно уверенно сжимало двуручный меч. Нижние же лапы стиснули длинные кинжалы с волнистыми черными лезвиями.

Картину дополняли два огромных полупрозрачных крыла, сложенных за спиной на манер огромного плаща. Даже странно, что автор этого монстра не догадался прилепить ему для полного комплекта рыбий хвост, пару здоровенных клешней и десяток снабженных присосками щупальцев. Но и без того получилось внушительное создание – особенно если учесть, что вымахало оно в полтора человеческих роста и почти касалось ящероподобной головой потолочных балок.

– Ничего не чувствую... – сказал наконец Гаэларих. – По-моему, живых людей внутри нет... А если и есть, ни за что не отопрут.

– Этот Ларинтион настолько манкирует обязанностями резидента? – спросил я. – Вы что-нибудь знаете о нем?

Маг пожал плечами.

– Лично не знаком... Слышал, что одно время он состоял при императорском дворе, затем вернулся в эти места. Он, кажется, отсюда родом...

– И что? Вот так, добровольно, сменил столичную жизнь на здешнюю глухомань? – недоверчиво спросил я.

Девушка шла, уходила, повернувшись ко мне спиной. Я не видел лица, но знал: это она, юная меченосная дева – босые ноги, разорванная туника, копна невесомых светлых волос...

И меч все тот же – полутораручник с окровавленным лезвием. Ладно хоть отрубленную голову, памятную мне по прошлой нашей встрече, девушка куда-то успела подевать...

Я спешил за ней, догонял, и никак не мог догнать. Тело вновь не ощущалось – некий бесплотный взгляд со стороны, но взгляд этот мог перемещаться в пространстве.

Куда и зачем шла дева, непонятно. Ни впереди, ни с боков ничего не было – темное непроглядное ничто. Не темная ночь, что-то скрывающая, но абсолютная пустота.

А затем я не увидел, почувствовал, – впереди что-то появилось... Вода... Много воды...

Когда-то Вальгеро был захудалым приморским поселком. Маленький рыбный порт и рыбный рынок, коптильни, солильни, небольшая верфь, принадлежавшая казне, – вот и всё. Никакого сравнения с большими и богатыми торговыми городами, расположенными на морском берегу.

Однако городов тех ныне нет, лишь песок заносит руины... А Вальгеро живет и здравствует, и численность его населения даже выросла не то в семь, не то в десять раз.

Причина проста: после Катаклизма исчезли старые торговые пути и появились новые. Торговые когги и каравеллы, приносившие немалые богатства городам Морской Лиги, давно пущены на дрова – воды во внутреннем Лухаарском море теперь не осталось, зато обитают крайне неприятные и опасные существа. Не то былые жители глубин, приспособившиеся к безводному существованию, не то пришедшие откуда-то чудовища...

Бывшее мелководье служит ареной столкновений с ними – людей здесь весьма интересуют сокровища затонувших кораблей и жемчужины, сохранившиеся в погибших раковинах. Но в морские бездны – ныне впадины и пропасти несколько лиг глубиной – никто спускаться не пробовал. Равно как и пересекать море посуху... На бывший берег с бывшего дна здешние чудища, слава Пресветлому Сеггеру, не выползают. Пока не выползают...

В общем, караваны, направляющиеся и в магнораты Кандии, и в Уорлог, – идут берегом, огибая впадину моря. И Вальгеро оказался на пересечении торговых путей. Именно здесь можно закупить воду и припасы перед переходом через южные пустыни. Именно здесь составляются караваны и нанимается для них охрана. Именно здесь наемники оставляют в кабаках и лупанариях заработанное кровью серебро, и спускают добычу искатели приключений, рискующие жизнью ради пригоршни жемчуга или обросшего ракушками сундука со старинными монетами.