«Кадиллак Десото» ехал по ухабистой грунтовой дороге, которая петляла между невысокими голыми холмами, обозначавшими конец техасских равнин. Машину сопровождало облако пыли — не просто следуя за ней, а обволакивая ее, однако пыль была предпочтительнее духоты, и стекла оставались опущенными.

Медовый месяц продолжался всего третий день, и хотя Нэнси не хотела признаваться себе в этом, но им с Полом, похоже, уже нечего было сказать друг другу.

Они ни словом не обмолвились с самого Хьюстона, если не считать просьб передать карту, с которыми Пол изредка обращался к Нэнси, и хотя та лихорадочно пыталась придумать, о чем можно было бы поговорить, любой темы хватило бы лишь на несколько минут. Нэнси решила приберечь их для ужина в Эль-Пасо.

Она постоянно обмахивалась сложенной картой. Невыносимая жара угнетала. В такое пекло Нэнси просто физически не могла ни о чем думать. Никогда в жизни ей еще не было так жарко и неуютно. Она с радостью сняла бы блузку и лифчик. Тот Пол, каким он был прежде, только рад был бы этому. Именно такой безумной спонтанности и должны предаваться новобрачные — тем безрассудным чудачествам, которые делают медовый месяц памятным, чтобы по прошествии многих лет можно было со смехом оглядываться на него. Все равно никто ее не увидит — вот уже два часа им не встретилась ни одна машина. И все же, даже не спрашивая у Пола, Нэнси чувствовала, что он ее не одобрит.

Они должны были пожениться еще три года назад, но Пола призвали в армию и отправили в Корею, и хотя Нэнси хотела обвенчаться с ним перед тем, как он сядет на корабль, он решил подождать… на всякий случай. Всякий раз, когда Нэнси заводила об этом речь, Пол напоминал ей о первом муже Скарлет О’Хары из «Унесенных ветром», о том мальчишке, за которого она вышла замуж прямо перед тем, как тот отправился умирать на Гражданскую войну; и хотя Нэнси понимала, что он пытался обратить все в шутку, на самом деле все обстояло серьезно, и ее приводила в ужас мысль о том, что Пол мог не вернуться.