Пролезай концертный рояль «Bekker» в окно – давно бы оказался внизу, на асфальте. Сладостная картинка: как разлетаются по консерваторскому двору белые зубы клавиш и золотые волосы струн. А поверх рояльных обломков – уж кровожадничать так кровожадничать! – можно представить бездыханное тело очередного ученичка, ох, как же, тупоголовые, надоели!

Лена Сальникова жила об руку с музыкой не первый десяток лет – и давно была сыта ею по горло. А тот день, когда папа впервые привел ее в музыкалку, и вовсе вспоминался, как первый в жизни фильм ужасов: страшные черные рояли, а подле них – строгие училки, все, как одна, с пучками… Будь ее воля – сбежала бы мигом, да отец удержал. Схватил за руку. И сказал: «Глупышка, доченька, чего ты боишься?! Наоборот – цени! Вот пройдет пятнадцать лет, ты окончишь музыкальную школу, потом училище, консерваторию – и какая замечательная у тебя пойдет жизнь! Только представь: все кругом работают, а ты –

играешь

!»

И семилетней Леночке эта папина мысль очень понравилась – ведь тогда, пятнадцать лет назад, в самом начале девяностых,

игры

в их жизни было до обидного мало. В детали, по дремучему малолетству, девочка не вдавалась, но видела: живут они плохо. У мамы вечно хмурое лицо, особенно когда она вечерами из пустых магазинов возвращается. И папа тоже печальный, а ведь совсем недавно (Леночка тогда ходила в детский садик, а в стране торжествовала сказка по имени социализм) у него все было так замечательно! Отец, как все говорили, находился на своем месте – работал в кукольном театре, умел говорить за Петрушку, Кота Котофеича и даже за Мальвину, а крошечная Леночка страшно гордилась, что ей поручают важнейшее дело: стирать в маленьком тазике кукольные костюмы… Но теперь в здании, где раньше располагался театр, открыли мебельный салон, папу уволили, Петрушку с друзьями отправили пылиться на антресоли, ну а Лену заставляли играть не с куклами, а на «инструменте» (так в их музыкалке полагалось именовать пианино).

Заниматься музыкой, в принципе, было прикольно – Леночке особенно нравился момент, когда подходишь к молчаливому, мертвому пианино, касаешься клавиш… а дальше творишь что хочешь. И под твоими руками оно и плачет, и веселится, и впадает в гнев… Хотя можно и просто, к ужасу папы и педагогов по специальности, «Собачий вальс» сбацать.

Одна беда – окружение в ее музыкалке, «для особо одаренных», оказалось слишком уж элитным: сплошь детишки из «хороших семей». И если наивный Леночкин папа под «хорошей семьей» понимал огромную библиотеку да литературные чтения под зеленой лампой на прохладной дачной террасе, то сама Леночка очень быстро поняла: у кого из одноклассников денег и блата больше, тот и фаворит. Ну, а ее и еще нескольких скромников в классе презрительно именуют «интеллигенцией». И постоянно насмехаются. Из-за того, что джинсы «неописуемые» (куплены в «Детском мире», а лейбл «Райфл» со старых папиных перешили). И на занятия она ездит, как последняя лохушка, на метро, в то время как одноклассники сначала на черных «волгах» рассекали, а со временем, как капитализм окончательно восторжествовал, – и вовсе на «мерседесах»…