Довоенная Одесса…
Редко можно встретить такое точное описание столкновений простого советского человека — не интеллектуала, не аристократа, не буржуа и не инакомыслящего — со скрытым террором и повседневным страхом. Бывшие партизаны и бывшие мелкие торговцы, евреи и православные, оппортунисты и «крикуны», герои и приспособленцы, стукачи и партаппаратчики перемешаны друг с другом в этом закрытом мирке и являют собой в миниатюре символ всей страны. Они вредят другим и себе, они обнимаются, целуются и много плачут; они подтверждают расхожее мнение, что советское общество состояло из людей, которые его вполне достойны, и что существует своеобразное соглашение между человеком, сформированным коммунистической системой, и самой системой.
V
Шестнадцатого октября сорок первого года, по приказу из Москвы, Одесский оборонительный район был эвакуирован. В город вошли части румынской армии. Маршал Антонеску объявил Одессу столицей новой румынской провинции — Транснистрии.
Два с половиной года спустя, десятого апреля сорок четвертого года, советская власть вернулась в Одессу. За две недели до этого, двадцать шестого марта, войска 2-го Украинского фронта, под командованием маршала Конева Ивана Степановича, вышли к реке Прут — государственной границе СССР с Румынией. В июле со дня на день можно было ждать нового наступления наших войск, потому что Бессарабия и Кишинев оставались в оккупации, а немецкие самолеты, которые имели свои аэродромы и базы в Румынии, почти каждый день бомбили Одессу. В первых числах августа немцы прилетали вечером, между половиной десятого и десятью, подвешивали в небе огненные шары, от которых на Дерибасовской делалось светло, как днем, только по-театральному быстро ползли тени деревьев и домов, сбрасывали десяток бомб и уходили в сторону моря.
В середине августа капитан Дегтярь, Иона Овсеич, был откомандирован в город Одессу на партийно-хозяйственную работу. Две недели спустя дивизия, с которой он прошел до Прута, форсировала реку, вышла в тыл румынскому городу Яссы, опять пересекла Прут, теперь уже с запада на восток, и завершила, в составе войск 2-го Украинского фронта, окружение Ясско-Кишиневской группировки немцев. Третьего сентября операция была закончена: группа немецких армий «Южная Украина» была наголову разбита, противник потерял убитыми и пленными двести пятьдесят тысяч солдат и офицеров.
Во дворе Иона Овсеич застал свою Полину Исаевну, Тосю Хомицкую, Олю Чеперуху и Дину Варгафтик. Оля и Дина приехали из эвакуации еще в мае, и теперь у них было такое чувство, как будто они вообще никуда не выезжали. Раньше всех, вместе с войсками, вернулась Клава Ивановна. Она выехала из Баку летом прошлого года и постепенно перебиралась из одного города в другой, ближе к Одессе. Сейчас облисполком направил ее в Ширяевский район с группой джутовок, — на сбор помидоров и винограда.
Тетя Настя, когда увидела товарища Дегтяря, обомлела на месте, потом бросилась целовать ему руку, так что Иона Овсеич с трудом вырвал. Тетя Настя плакала и объясняла, как набедовалась при румынах, — днем и ночью тягали в примарию, требовали фамилии, про Дегтяря допытывались, кто из его семьи остался в Одессе, про Клаву Ивановну, про доктора Ланду, куда подевалось имущество из его квартиры. Она молчала, а проклятый сигуранец бил ее нагайкой и сапогами в зубы.
VI
Двадцать третьего августа Квантунская армия, в составе которой японцы имели тридцать одну пехотную дивизию, одиннадцать бригад, в том числе две танковые, капитулировала. В плен было взято пятьсот девяносто четыре тысячи солдат и офицеров, тридцать тысяч японцы потеряли убитыми, Красная Армия заняла Маньчжурию и крупнейшие города Мукден, Чанчунь, Порт-Артур, Гирин, Харбин, а также Северную Корею с городами Юки, Расин, Сейсин, Гензан.
Второго сентября, когда диктор прочитал обращение товарища Сталина к народу в связи с победой над империалистической Японией, этого дня народы России ждали сорок лет, начиная с 1905 года. Иона Овсеич лично, Клава Ивановна и многие жильцы дома зашли к Оле Чеперухе, чтобы поздравить ее особо: из всего двора один Зиновий Чеперуха участвовал в войне с японцами.
Оля целовалась с каждым в отдельности, вытирала губы и опять целовалась. Потом все ушли, остались только Иона Овсеич и Клава Ивановна. Оля заварила крепкий чай, положила на стол шесть кусков сахара и кило хороших яблок. Клава Ивановна дала от себя в подарок две бутылки с наливкой — абрикосовую и вишневку, Иона Овсеич только разводил руками: не успела закончиться война, а люди уже пируют, как до, войны. Выпили по стопке, Иона Овсеич немножко разбавил водой, Оля сказала, ради такого случая надо пить в чистом виде, и вдруг расплакалась.
— Ну, Чеперуха, — Иона Овсеич весело хлопнул рукой по столу, — кто был прав насчет Японии: ты или я! Если бы сделали по-твоему, сегодня американцы хозяйничали бы в Маньчжурии и Корее, реставрировали капиталистические порядки и поставили бы Красную Армию Китая в архитрудные условия.
Оля продолжала плакать и призналась, что у нее тяжело на сердце, как будто в эту минуту что-то произошло с Зюнчиком.