Татьяна Львова

Распятая

Обнаженная, ты лежишь на широкой, как мир, кровати. Ты лежишь на спине. Каждая из твоих рук и лодыжек тянется к одному из четырех углов постели. Ты хочешь, чтобы я тебя успокоил... что-ж, я могу. Но сначала поцелуй. В вишенку пупка, подрагивающую в середине твоего нервного живота.

Эти фантазии, в которых любимую привязывают к предметам мебели, пахнут шоколадом. Горько-сладкий вкус греха, в который мы погружаемся вместе, с твоими мечтами, в которых твой патрон насилует тебя на полированном офисном столе, консьержка заходит в твой номер, когда ты онанируешь в душе, и этот твой старый дядя, который залезал тебе, шестнадцатилетней, под юбку, оглаживая матовые девичьи ноги. Его руки скользили по твоей коже, так же, как и мои сейчас - ты все это помнишь, и в мечтах рождается реальность.

Твой дядя Пьер, нежный развратник. Его взгляд так часто цеплялся к твоим грудям, к твоим персиковым ягодицам, к стройным ногам, между которыми ты отважно хранила свою девственность. Ему хотелось туда проникнуть, но ты не могла этого позволить старику... Он был средиземноморского типа, около шестидесяти, маленький, коренастый, с редкими сальными волосами и толстыми морщинистыми губами, которые беспрестанно шевелились при виде тебя, словно произнося гадкие, неприличные слова, которых ты тогда не понимала.