Голод, он и в 1235-м голод. В дремучем доисторическом году брюхо, представьте, сводит точно так же, как и в 2005-м от Рождества Христова.

А между тем, не будь Артем голоден до сиреневых кругов перед глазами, обязательно досмотрел бы представление до конца. Как-никак выступали его коллеги — цирковые артисты. Пускай бродячие, пускай древнеяпонские, но все ж таки — цирковые. Братья по цеху, ёх тибидох, родственные души. Вряд ли при виде кого-то еще в этих неприветливых краях Артем мог испытать теплые чувства. А сейчас он как раз эти чувства и испытывал... помимо профессионального интереса, понятно.

И все же не следовало откладывать задуманное, как бы ни хотелось досмотреть. Уж больно момент сложился удобный. Жаль было упускать...

Разумеется, Артем заблудился. Это ему только так казалось, что он без труда отыщет дорогу из монастыря в Долину Дымов. Дескать, до города Ицудо он легко доберется, расспрашивая встречных-поперечных, дальше пойдет шпарить по солнцу, как по спутниковому навигатору, а там и места пойдут знакомые. Да, немножко поплутает, не без этого, но рано или поздно выйдет в заданную точку, то бишь в Долину Дымов...

Наверное, если бы Артем бросил чужую плетеную собственность на землю, никто бы его преследовать не стал. Но тогда, мало того, что он остался бы без собственного короба — это еще полбеды! Он остался бы без еды, а на это он пойти никак не мог, это было выше его сил. «Ничего, мы еще поглядим, кто из нас быстрее бегает», — думал Артем, прибавляя скорость.

Что удивляло — никто сзади не вопил истошно «держи вора». Добежав до фруктовых деревьев и найдя возможность обернуться, Артем не обнаружил мелькающих в большом количестве преследователей. Мелькал всего один преследователь. «Странно, что он не кликнул подмогу. Не хотел отвлекать сограждан от просмотра? Ну, мне-то только лучше», — подумал Артем.

Главное — добежать до дороги. Где дорога, Артем представлял: через сад, потом вдоль рисового поля — и будет дорога. Вдоль дороги — лес густой, в лесу уж он что-нибудь придумает. Например, запрыгнет на дерево и затаится среди ветвей. А если затаиваться будет уже поздно, то пусть-ка этот бегун попробует одолеть на дереве воздушного акробата! Даже голодного, уставшего и не до конца оправившегося от старых ран акробата! Очень ему придется помучиться, одолевая.

Они — сперва Артем, потом его преследователь — одинаково ловко перемахнули через изгородь примерно в два сяку

[8]

высотой, перепрыгнули через канаву с грязной водой, прогрохотали по мосткам, переброшенными над ручьем, побежали по краю рисового поля.

Необходимое заведение Артем обнаружил без труда. И это несмотря на то, что над входом не красовалась вывеска типа «Суши-бар» или «Самурай-доналдс». Надо сказать, что вообще никаких вывесок Артем в городишке не заметил, равно как не видел и каких-нибудь покачивающихся на крюках бронзовых кренделей, сандалий-гэта или подков с кувалдами — мол, здесь проживает ремесленник соответствующей профессии. Просто-напросто искомое заведение находилось на краю города, и как раз с этого края Артем сегодня зашел в этот населенный пункт. Словом, шел мимо и приметил. Дело было в самом начале вечера, еще не похолодало, двери были отодвинуты, и он мог видеть столы, сидящих за ними людей, которые что-то ели и пили.

Тогда Артем ускорил шаг, чтобы побыстрее оказаться подальше от картинок, вызывающих голодное головокружение и заставляющих брюхо урчать. Но сейчас совсем другое дело. Сейчас он при деньгах. И хотя древнеяпонских цен Артем не знал, однако две золотые монеты — это, думается, серьезно. Золото и в 2005-м будет в цене, чего уж говорить про ранние века. Так что есть все основания рассчитывать не только на обед за эти монетки, но и на кое-что еще. Только бы вот не сглупить на ровном месте, не дать себя облапошить, а то трактирщики — народ известный, трудящихся обманывать горазды, им это как два пальца об катану.

Артем поднялся на веранду. Обычная японская веранда, тут у всех такие, у кого дома поприличней: идущая вдоль всей фасадной стены, сделанная из покрытых темным лаком, тщательно отполированных брусьев.

Никакого швейцара на входе, разумеется, не было, дверь пришлось отодвигать самому, самому же и задвигать за собой, открытой не оставишь — все ж таки лишь начало весны, к вечеру заметно похолодало...

Это были те самые циркачи, выступление которых он по известным причинам не досмотрел. Артисты заняли столик рядом с Артемом. И вид у них был какой-то удрученный. Представление, что ли, провалилось?

— Я предупреждал тебя, что это добром не кончится, — говорил тот, что был пониже, поплотнее и брит наголо. — Почему я тебя опять послушал? Сколько это может продолжаться!

Второй, повыше, пожилистее, с коротко остриженными волосами и со сломанным носом, понуро молчал, опустив голову.

— И что мы будем делать? — продолжал сетовать коренастый. А это были сетования, никаких сомнений. — Мы и сегодня не сможем наесться, а что мы будем есть завтра? Э-хе-хе... Надо было хотя бы сперва поесть.

В сей поздний час в гостях у мастера азартных игр были двое игроков. Одного Артем тут же окрестил про себя Гнилозубом, второго — Носатым. Игра у них шла как-то вяло, чувствовалось, что игроки продувают последние деньги, ставят уже до мелочи, без большой надежды отыграться, но даже слабенькую надежду хочется им продлить как можно дольше, поэтому и не выкладывают сразу все деньги на кон.

Господин Мегуро сидел в торце длинного узкого стола. Перед ним, роняя дрожащую тень на лакированную столешницу, стоял бамбуковый стаканчик. Когда приходило время, Мегуро брал его, подолгу тряс и выбрасывал на стол кости — синий и красный кубики. После чего делил горстку монет на столе в соответствии с тем, кто сколько выиграл. Свои монеты Мегуро сразу же укладывал в коробку и тут же плотно задвигал крышку. Коробку он немедленно прятал под столом.

Хозяин этого игорного заведения производил впечатление человека преуспевающего и жизнью весьма довольного: с солидным брюшком, с округлыми щеками, в белом, вышитом журавлями и хризантемами шелковом кимоно. Образ дополняли надменный взгляд и повелительные интонации. Вряд ли Мегуро получает баснословные барыши, все ж таки городишко довольно заштатный и крупной игры здесь не бывает, но свой верный, постоянный доход он, конечно, имеет — такие болезненно пристрастные к азартным играм люди, как долговязый Рэцуко, будут исправно приносить ему в клюве свою последнюю денежку. Поэтому хоть и не принадлежал Мегуро к самурайскому роду-племени, но среди горожан он, разумеется, человек заметный и влиятельный. Отсюда и жизнью своей доволен.

Артем устроился напротив двух других игроков — Гнилозуба и Носатого. Садясь, поморщился — опять придется подвергать себя мучениям. И без того весь сегодняшний вечер он провел в позе «сидя по-японски». Так долго высиживать на пятках ему еще не доводилось. С непривычки еще в чайном доме начало сводить мышцы и приходилось то и дело переносить вес тела с одной ноги на другую, вертеться и ерзать.

Не было бы счастья, да несчастье помогло. Это русское народное присловье приходило на ум Артему всю дорогу от селения Касивадзаки до деревни Дако. Не случись той трагической нелепости, в результате которой погиб от руки Артема предыдущий владелец таинственной дощечки, не случись страшной беды с мастером Мацудайра — Артем расстался бы с Ацухимэ и неизвестно когда увидел бы ее вновь. А так они шли вместе по дороге, он мог видеть ее, мог с ней говорить. Более того, у них отныне была общая цель, общий враг и одна на двоих долгая дорога.

Сейчас они подходили к деревне Дако. Уже видны были тростниковые и черепичные крыши, над которыми вились дымки, они уже давно шли мимо заливных рисовых полей и фруктовых садов, навстречу им попадались крестьяне.

Сама по себе деревня Дако наших путников не интересовала. Деревня как деревня, по словам Ацухимэ. Но на ее окраине находилось синтоистское святилище Касуга. Оно и было целью их путешествия.

На этом настояла Ацухимэ. Она сказала, что так заведено в их роду. Если предстоит важное дело, допустим, кто-то собирается на бой, он обязательно должен посетить святилище Касуга в деревне Дако, должен поклониться божествам, которые издревле почитает их род. А уж тем более необходимо посетить святилище человеку, который стоит на распутье, не знает, какую дорогу выбрать, и не уверен, что склоняется к правильному выбору. Тишина и покой священного места, а главное — ками, обитающие в окрестностях святилища, — уверяла Ацухимэ — подскажут ей как быть, права ли она в своем выборе.

Оказывается, в то время, когда Артем в беседке завтракал с Хара Итиноси, Ацухимэ уединилась на скамейке в саду, положила письмо на колени и попыталась отгадать его потаенный смысл. Кусая губы и запустив пальцы в волосы, она вглядывалась в иероглифы и напряженно размышляла.

Последняя фраза почему-то не была зашифрована. «Верить только подателю рассеченного золота». Почему? Наверное, чтобы получатель, взяв письмо в руки, сразу, еще до того как приступит к расшифровке, понял, кто принес письмо — друг или враг. И мог врага незамедлительно казнить. Или причина в другом — составитель письма вспомнил о монете-пароле, когда остальное было зашифровано и он уже не мог использовать шифр, а переписывать заново было лень. «Ерунда, и так сойдет», — решил он. Ведь письмо составлял живой человек и, как свойственно людям, мог совершить ошибку, мог что-то забыть, мог полениться. Или вот еще причина: незашифрованная строчка нужна для того, чтобы как можно больше запутать случайного человека, который завладеет письмом и попытается его прочесть. Вот и Ацухимэ незашифрованная фраза лишь заводила в тупик. Поэтому она решила впустую не ломать над этим голову, а зайти с другой стороны.

Слова разбросаны в беспорядке. Будто ребенок сломал игрушечную повозку и разбросал части по комнате. И как быть? Бесконечно прилаживать одно к другому и смотреть, что получится? А ведь может получиться уродина, которую примешь за подлинный текст. Слова на бумаге сплошь простые. И так их можно приладить друг к другу, и сяк...

Ацухимэ пробегала глазами по иероглифам и все чаще останавливала взгляд на слове «звезды». Чем-то ее зацепило это слово. Звезды... При чем тут звезды?

Артем вышел на храмовое крыльцо. Старик дремал, прислонившись к перилам. Разморило дедушку на солнышке.

Между прочим, дедушка уже покопался в дорожной сумке Ацухимэ, познакомился с мечом. Убрал он его обратно не слишком аккуратно — вон рукоять торчит из соломенного мата, поглубже надо было засунуть. Эх, дедушка-дедушка, вроде священнослужитель в почтенных летах, а все туда же руки тянет — к оружию.

Артем сел у противоположных перил, откинулся спиной на ступени, положил руки под голову. А хорошо-то как, мать честная! Под тобой — нагретое солнцем дерево, комары не кусают — комариный сезон, говорила ему Ацухимэ, начнется где-то через месяц-полтора. Закрытый от ветров — и житейских волнений мирок. Вот где нервы надо лечить...

Совершенно неудивительно, что Артем задремал. В полусне-полуяви он вновь вернулся к тому самому разговору под сухим деревом...

Они отошли от деревни Дако примерно на два ри и остановились на привал. Конечно, они не устали. Два ри перехода для них, молодых и выносливых, — это что для скаковой лошади полкруга ипподрома. Просто они захотели перекусить. Даже молодым и выносливым нужно время от времени подкреплять свои силы.

А дело в том, что постоялого двора, где они могли бы за звонкую монету сытно отобедать в подходящих условиях, в деревне Дако не имелось. А на кой он нужен деревне Дако! Паломники, которые изредка сюда наведывались, ночевали в храме, это разрешалось. И ели они то, что приносили в собой в узелках и коробах. Или же, на худой конец, покупали пищу у крестьян. А сами крестьяне, считающие каждое зернышко риса, вообще не понимали, как можно питаться где-то еще помимо дома. По последней причине в Дако отсутствовали наряду с постоялым двором также всяческие чайные дома, рестораны, бистро, пирожковые, шарико-колобковые, закусочные и прочий общепит.

Артем предложил своей спутнице зайти в любой на выбор крестьянский дом. «За какую-нибудь серебряную монету, — уверял Артем, уже понемногу начинающий разбираться в здешних цено-меновых отношениях, — они устроят нам императорский пир». Но Ацухимэ от крестьянского дома отказалась наотрез. «Ну да, ну да, — Артему были понятны причины столь категоричного отказа. — Мы же знатной самурайской фамилии. А крестьяне стоят на низшей ступени кастовой лестницы. Ниже только забойщики скота, с которыми отпрыски самурайского дома и одним полевым воздухом дышать не станут»

[45]

.

Ацухимэ осталась на улице, когда Артем зашел в крестьянский дом и купил еду в дорогу. Даже во двор не вошла. Воспитанный в демократических традициях цирковой гимнаст хотел было указать знатной дамочке на маленькую такую неувязочку в ее взглядах на жизнь: мол, выращенную крестьянскими руками пищу есть можно, а с самими тружениками села общаться, значит, зазорно? Ну да ладно, пожалеем ее сословные чувства. Уж чего-чего не желал Артем, так это ссоры со своей спутницей. Тем паче на почве классовых противоречий.

Артем сделал все эффектно, устроил своего рода маленькое представление. С места, без разбега крутанул сальто назад: оттолкнулся от пенька руками, перевернулся в воздухе и приземлился на полусогнутые ноги. (Конечно, можно было обойтись и без представления — но ведь на него смотрела Ацухимэ!)

Разбойники на какой-то миг оторопели, что в общем-то понятно. И потеряли инициативу и темп.

Пока они приходили в себя, Артем успел добежать до короба. Навстречу ему кинулся разбойник с коротким мечом в руке. Артем вильнул в сторону, легко ушел от разбойника и «ласточкой» прыгнул в заросли кустов.

— Схватить!!! — раздался сзади истошный и запоздалый крик ронина.