Вивьетта

Локк Уильям

«…Она вся горела от нанесенного ей невыносимого оскорбления. Всего только за несколько часов перед этим она дала себя одурачить так, что вообразила себя вершительницей судеб двух мужчин. Оба они предлагали ей свою любовь. Оба поцеловали ее. Воспоминание об этом приводило ее в бешенство. И теперь один из них признался, что она явилась лишь объектом пьяной вспышки, а другой явился перед ней в роли жениха женщины, называвшей себя ее лучшим другом…»

I

— Дику, — сказала Вивьетта, — следовало бы ходить одетым в звериные шкуры наподобие первобытного человека.

Екатерина Гольройд отвела глаза от своего рукоделья и взглянула на нее. Это была изящная женщина лет тридцати с прекрасными волосами и спокойными голубыми глазами. Она смотрела на девушку со смешанным чувством сожаления, покровительства и забавного удивления.

— Милая моя, когда мне приходится видеть, как красивая девушка дурачит первобытного человека, я всегда вспоминаю славную мартышку, которую я когда-то знала и которая любила возиться с оболочкой бомбы. Ее хозяин пользовался этой оболочкой вместо пресс-папье, и никто не знал, что она заряжена. Однажды обезьяна ударила ее в ненадлежащем месте — и пропала наша мартышка. Не думайте, что Дик — пустая оболочка.

Сказав это, она вновь взялась за свою работу, и несколько минут тишину летнего дня нарушал лишь звон иголки о наперсток. Вивьетта лениво раскинулась на садовом кресле, любуясь изящными коричневыми туфлями, которые она ловкими движениями ног вертела на некотором расстоянии от своего носа. В ответ на замечание миссис Гольройд она самодовольно рассмеялась грудным музыкальным смехом, гармонировавшим с голубым июньским небом, каштанами в цвету и пением дроздов.

— Мои намерения по отношению к Дику вполне честны, — заметила она. — Мы обручились одиннадцать лет тому назад, и я до сих пор храню его обручальное кольцо. Оно стоит три шиллинга с половиной.

II

Дик с тяжелым сердцем лег в постель в этот вечер, называя себя самым несчастным созданием и взывая к Провидению, чтобы оно поскорее убрало его из этого отвратительного мира. Он пожелал дамам спокойной ночи в 11 часов, когда они поднялись наверх в свои спальни, и отправился провести остаток вечера в приятном одиночестве в ту комнату, где размещена была его коллекция. Выйдя оттуда через час в вестибюль, он наткнулся на живописную, но весьма грустную картину. Здесь, на третьей ступеньке главной лестницы стояла Вивьетта, в одной руке державшая подсвечник, а другую протянувшая Остину, который, склонив голову, прижимал ее к своим губам. Свет свечи отбрасывал от ее волос неясные тени на ее лукавое личико, а ее большие глаза блестели так ярко, как еще никогда не приходилось видеть бедному Дику. Когда он появился, Вивьетта тихонько рассмеялась, отняла руку у Остина, и, спустившись со ступенек, таким же царственным жестом протянула ее Дику.

— Еще раз спокойной ночи, Дик, — сказала она нежно. — Мы с Остином поболтали немножко.

Но он не обратил внимания на ее руку и, угрюмо буркнув „спокойной ночи", вернулся в свою оружейную, хлопнув дверью. Здесь он стал подогревать свой гнев большей, чем обычно, порцией виски с содовой водой и поднялся к себе наверх уже на рассвете, чтобы ворочаться с боку на бок.

Это было начало грехопадения Дика — боги, искушенные Вивьеттой, употребили обычный свой прием и сперва довели его до исступления. Но Вивьетта, в сущности, не была виновата. Действительно, в течение всего дня она полагала, что действует, как добрая фея, и помогает Дику выбраться на дорогу, ведущую к счастью и богатству. Он сам, как она убедилась, не предпринимал никаких шагов для того, чтобы изменить условия своей жизни. Он не доверился даже Остину. Вивьетта перебрала в уме всех своих влиятельных друзей и знакомых. В числе их была леди Уинсмир, графиня — вдова семидесяти лет, окруженная знатью, в чьем лондонском доме она временами гостила. В последний раз рядом с нею за обедом сидел крупный администратор одной из больших колоний. Затем среди своих друзей она остановилась на миссис Пендебри, муж которой каким-то таинственным образом нажил громадное состояние в Марк-Ляне. Не отправиться ли ей в Лондон, чтобы начать кампанию в пользу Дика, обеспечить ему место и потом победоносно вернуться, представ перед его изумленными и восхищенными глазами? Перспектива была очаровательная. Ее девичий ум восторгала роль сказочной доброй феи. Но сперва надо подготовить почву дома; не должно быть противодействия со стороны Остина. Он должен явиться ей союзником.

Когда женщине приходит в голову подобная мысль, она стремится немедленно осуществить ее. Мужчина взвешивает все препятствия и выясняет себе силу и решимость драконов, ждущих его на пути; женщина же идет напрямик и не обращает внимания на драконов, пока они не начнут кусать ее. Вивьетта решила сразу же переговорить с Остином; но благодаря ряду случайностей, за весь день и вечер ей ни разу не представилось удобного случая выполнить свое намерение. Только стоя на лестнице и увидев, что Дик уходит в оружейную, а Остин собирается вернуться в гостиную — мужчины попрощались с дамами в вестибюле, — она решила, что наступил удобный момент. Она спустилась вниз и открыла дверь гостиной.