В это же самое время в славном городе Шадизаре, в большом и богато обставленном доме в самом конце улицы Изис, на выходящей в сад веранде сидел в любимом плетеном кресле Верховный Дознаватель Заморы и потягивал розовое вино со льдом, поджидая гостей. Гости опаздывали.

Черепичная крыша веранды укрывала от одуряющей летней жары, кхитайское кресло было удобным, а вино – вкусным. В маленьком садике журчал фонтан и пели птицы. Сладкие цветочные ароматы наполняли воздух. Но всех этих красот сидящий на веранде хозяин дома почти не замечал, постепенно наливаясь слабеньким вином и черной злостью.

Короткий нож с диковинной поперечной рукояткой завис над раскрытым фолиантом. Медленно, словно через силу, опустился. Изогнутое лезвие надрезало пергаментную страницу у верхнего края переплета, аккуратно отделяя ее от соседок.

На подвижной физиономии Хисса появилось столь мучительное выражение, будто он добровольно отрубал собственный палец, а не вырезал пару листов из книги. В жизни рыжего мошенника имелась единственная искренняя привязанность – старинные редкие вещи, в особенности книги, – и потому он ощущал себя святотатцем, уничтожающим алтарь своего божества. Ши предложил избавить приятеля от неприятной обязанности, взяв ее на себя, но Хисс упрямо замотал головой. Замысел изначально принадлежал ему, значит, потрошение несчастной книги тоже должно лежать на его совести.

Подвергавшийся столь варварскому обхождению фолиант внушал почтение одним своим видом. Не меньше ладони толщиной, со следами былой позолоты на обрезе, обтянутый потрескавшейся черной кожей с бронзовыми накладками на уголках. Накладки украшала чеканка – ромбические щиты и перекрещенные топорики на длинных рукоятях. Две стягивающие книгу застежки изображали приготовившихся к прыжку леопардов. Изготовили том лет пятьдесят назад, и он находился в весьма хорошем состоянии – если не обращать внимания на следы огня, немного подпортившего правую нижнюю накладку и углы примыкавших к ней страниц. Однако загадочный состав, изготовляемый двергами, коим щедро пропитали стены и крышку некоего сундучка, не подвел, и содержимое тайника в саду сгоревшей таверны «Уютная нора» почти не пострадало.

Ши завладел извлеченной из книги страницей, повертел ее так и эдак, с любопытством рассматривая. Воришка умел немного читать и писать на распространенных в Заморе наречиях, однако устаревшей формой немедийского языка не владел. Он узнал начертания нескольких знакомых слов, но запутался, пытаясь прочесть и перевести хотя бы фразу. К тому же текст на пергаменте имел не совсем привычный вид. Размашисто выведенные строки наезжали друг на друга, кое-где красовались темные пятна клякс и наскоро выполненные рисунки – страховидные морды демонов или отдельные части человеческих тел. Книга вышла не из мастерской переписчиков, но была собранием личных записей.

Хотя Ши Шелам не отличался большим суеверием, он испытывал настоятельное желание вымыть руки всякий раз, как ему приходилось хотя бы ненароком притрагиваться к черному переплету в позеленевшей бронзовой оковке. Малыш, после того как ему растолковали содержание и смысл книги, наотрез отказался брать фолиант в руки. Единственным, кто считал диковинную книгу истинным сокровищем – пускай весьма порочным, темным сокровищем – оставался Хисс, сейчас с подлинными душевными мучениями вырезавший из нее третий по счету лист. И план по ее использованию, как уже упоминалось, тоже пришел в голову Змеиному Языку.

– Ничего не понимаю, – честно и обескураженно признался Хисс, выслушав подробнейший рассказ Ши о пребывании в особняке колдуна, магической церемонии, заданных вопросах и ответах, данных мертвецами. – То есть отчасти понимаю, но никак не могу сообразить, как все эти события увязаны между собой. Есть у кого хоть одно разумное объяснение?

Воссоединившаяся компания обосновалась за своим излюбленным столом в дальнем темном углу «Змеи и скорпиона», пытаясь обдумать дальнейшие действия. Получалось скверно – несмотря на уже второй опустошенный кувшин «Белой ослицы». Как верно заметил Хисс, кончики многочисленных оборванных нитей не желали связываться между собой, спутываясь в прихотливый клубок.

– Марди Крохобор – это ведь Каменный рынок? – уточнила Диери Эйтола. Девица несколько успокоилась после того, как на ее глазах Ши Шелам получил заслуженную пару увесистых пинков от разозленного Конана, и теперь пыталась по мере сил быть полезной. – Он заправляет там и в квартале Сахиль уже лет пять, с тех пор, как одолел Гутая, предыдущего хозяина, верно? Вы ему случайно дорогу не перебегали?

– Мы там промышляли время от времени, – подтвердил Змеиный Язык. – Но так все поступают, при условии, что не зарываются и выплачивают отступные. С мальчиками Марди мы вроде не ссорились, порядок соблюдали, платили в срок… Ши, ты в последнее время на Каменном рынке не слишком усердствовал?

– Опять Ши?! Чуть что, сразу Ши! – враз воспламенился воришка. – И вообще, орел мух не клюет! Мы для Марди слишком мелкая добыча, чтобы устраивать тарарам с поджогом на весь квартал, да еще на чужой земле!

Местечко это знающие люди именовали «Плешкой». Незнающие – не именовали никак, ибо, с точки зрения человека постороннего, не было в Плешке ничего такого, чтоб ломать голову над названием. Пустырь как пустырь, окруженная заборами да глухими стенами пыльная проплешина на полуночной окраине Шадизара, там, где смыкаются границы кварталов Нарикано и Сахиль. Полста шагов в поперечнике, груды мусора под заборами, чахлая поросль сорной травы, на которой пасутся две-три тощих козы, принадлежащих владельцам окрестных домишек – вот и вся Плешка, в обычное время просто-таки воплощение бесхозности и запустения.

Однако как колдун способен извлечь воду из камня, так житель Столицы Воров сможет найти полезное применение даже пустоте. Плешка, куда отродясь не заглядывали представители закона, именно в силу своей заброшенности оказалась самым подходящим местом встреч для тех самых

знающих

людей, что для краткости объяснения нарекли это место его нынешним именем. Люди эти, сами себя именовавшие шадизарским Ночным Братством, сходились на забытом богами и городской стражей пустыре для того, чтобы разрешить спорные вопросы – те вопросы, в которых никак невозможно разойтись миром. Сходились часто или редко, раз в году или, случалось, два-три раза за луну.

Иногда после таких встреч с Плешки уносили раненых, которых пользовали потом подпольные костоправы. Бывало, утаскивали трупы. Иных бедолаг, чей жизненный путь оборвался в желтой пыли пустыря, зарывали здесь же – на такой случай под мусорными кучами предусмотрительно были спрятаны несколько заступов. Последнее, впрочем, случалось крайне редко и лишь в тех случаях, когда воры решали, что усопший недостоин правильного погребения – например, не убит в честном поединке, а казнен за нарушение

шейвар

, неписаных законов Братства.

Словом, всякий член Братства, от квартального смотрящего до мнимого калеки из тех, что не брезгуют ни подаянием, ни грабежом, знал: если стык назначен на Плешке – пять к одному, быть драке. Обитатели прилегающих к пустоши улочек каким-то верхним чутьем научились угадывать приближение очередной грозы: спешно загоняли во двор коз, накрепко запирали ворота, а двери подпирали поленьями. Лишь в щели захлопнутых ставен нет-нет да блестел чей-нибудь любопытный глаз.

Вот и сегодня, начиная с десятого утреннего колокола, невидимая метла вымела с Плешки всех посторонних зрителей. Что же до участников предстоящего тревожного действа, они не заставили себя ждать. Безлюдный пустырь постепенно заполнялся людьми, подходившими по двое, по трое и сбивавшимся в группки по разные стороны пыльного круга. Границей между ними служила незримая черта, проходящая через маленькое капище черного мрамора, чуть более луны назад появившееся на пустыре. Про эту странную, непонятно кем и зачем в одночасье воздвигнутую молельню ходили странные слухи. Теперь она покосилась набок, выглядела заброшенной и обветшалой, и все равно близко к загадочному капищу люди старались не подходить.