Девушка на обрыве, ее пальцы изогнулись по краю. Перед ней открывается темная пропасть, и несколько камешков выбиваются под ее ногами и отпадают, исчезая глубоко, глубоко вниз, в тень. Что-то там было, башня или, может быть что-то еще. Она смотрит вниз в бездонную дыру перед ней, и, как-то, она понимает, что это место было когда-то важно. Безопасное место.

Святилище.

Она хочет отступиться от края. Это опасно, балансировать здесь на краю смерти. Но она не может двигаться. Ее ноги укоренены на месте. Она чувствует, как скалистая земля смещается и рушится под ее ногами. Яма перед ней распространяется. Вскоре край, который она удерживает под собой, сломается, и она упадет вниз, поглощенная темнотой.

Было ли когда-то так плохо?

Эта комната напоминает мне места, которые выбирал Генри, и я впервые хочу остаться здесь. Это похоже на старые придорожные мотели, которые владельцы не обновляли с семидесятых годов. Стены отделаны деревянными панелями, а ковер — оливково-зеленый, кровать под мной жесткая и затхлая. На одной стене стоит бюро, ящики заполнены смесью одежды, разных размеров и для разных полов, все это универсальное и датированное. В комнате нет телевизора, но у есть радио с часами, в которых используются те старые бумажные номера, которые переворачиваются, каждая минута прерывается сухим ударом.

4:33 утра.

4:34.

4:35.

Искривленный металл вопит наверху. глыбы грязи и пепла бьют меня по лицу, кнуты ветра чувствуются себя подобно ста милям в час, и я бросаю все, что у меня есть в атаку. Мои ноги взрывает огонь бластера. Я игнорирую это. Зубчатая стойка от взорванного Могадорского Скиммера врезается в грязь рядом со мной. Всего на несколько футов ближе, и меня бы пронзили.

Я тоже это игнорирую. Я умру здесь, если это то, что нужно.

Перед огромной ямой, где стояло Святилище, Сетракус Ра шатаясь поднимался по рампе своего военного корабля. Я не могу позволить ему вернуться на борт Анубиса. Я толкаю с помощью телекинеза, и меня не волнуют последствия. Я бросаю на него все чертовы вещи, и он отталкивает их. Я чувствую, что его сила напрягается против меня, как две невидимые приливные волны, сбивающиеся вместе, рассылая брызги металлических деталей, грязи и камня.

«Умри умри умри…».

Когда я оказываюсь на борту судна, Берни Косар прыгает передо мной. Его хвост скользит между его ног, и он вытягивает передние лапы, низко выгибая позвоночник, опустив голову. Как будто он поклонился мне или ожидал, что я ударю его свернутой газетой. Из глубины живота он издает низкое, жалобное завывание.

Мне требуется секунда, чтобы понять, почему он делает это. Некоторое время назад, в Чикаго, в прошлый раз, когда я видел Сару, я послал BK с нею. Я сказал BK охранять ее.

О Боже, БК, это не твоя вина,

говорю я ему телепатически. Я опустился на колени, обнял его пушистую шею и обнял его. BK протянул мокрые следы по моим щекам и скулит. Слезы собираются в уголках моих глаз, первые из тех, которые появились с тех пор, как я услышал затухающий голос Сары на моем спутниковом телефоне.

Слезы не для меня. Сначала Шестая, теперь BK — это чувство вины, которое они чувствуют, это разрушает меня. Сара тоже их друг. Они чувствуют эту потерю так же, как и я, и это усугубляется тем фактом, что оба думают, что они меня подвели, что я буду их обвинять. Я должен был поговорить с Шестой, должен был сказать что-то еще, но я просто не мог найти правильные слова. Я должен был сказать ей, что есть только два человека, за которые я несу ответственность за то, что случилось с Сарой.