Отступив на шаг, Ричард Блейд поднял клинок и отсалютовал противнику.

— Еще один раунд, Джо? — он с усмешкой посмотрел на потное лицо О’Флешнагана. Рыжие волосы его партнера выбились из-под шлема и свисали на лоб мокрыми прядками, дыхание было шумным. Тем не менее Блейд считал, что из парня выйдет толк.

— Пожалуй, достаточно, Ричард, — несмотря на семилетнюю разницу в возрасте и еще более солидное различие в чинах, они были на «ты». Здесь, на тренировочных полях «Медиевистик Клаб», оба забывали о том, что Ричард Блейд являлся полковником секретной службы, асом британской разведки, а Джордж О’Флешнаган — всего лишь капитаном. Впрочем, числился он в кадрах того же ведомства.

— Запомни, парень, — Блейд опустил клинок и положил ладонь на перекрестье рукояти, — эспадон — это не шпага, не сабля и не японская катана. Двуручный рыцарский меч отличается от всех прочих видов холодного оружия одним немаловажным обстоятельством — он тяжел.

— Дьявольски тяжел! — подтвердил Джордж, стаскивая шлем и вытирая платком потное лицо.

Он лежал, скорчившись, на чем-то жестком и твердом, неприятно холодившем бок и бедро. Сознание возвращалось постепенно, словно мигающая лампа яркими вспышками освещала темную кладовую памяти. Вспышка — и он вспомнил, как его зовут. Блейд… Ричард Блейд… Да, кажется, так… Еще вспышка — и перед глазами предстал пульт со множеством огоньков и сухие старческие пальцы на ребристой рукояти рубильника. Лейтон… лорд Лейтон, снова забросивший его к дьяволу на рога… Зачем? Еще одна вспышка — и он вспомнил.

Застонав, Блейд перевернулся на спину и, не открывая глаз, попытался расслабиться; адаптация проходила лучше, если полежать спокойно минуту-другую. Его большая ладонь скользнула по бугристой влажной поверхности, на которой он лежал. Земля? Плотно утоптанная холодная земля?

Упираясь локтями, он приподнялся и открыл глаза.

Нет, не земля — глиняный пол, темный, сырой и запорошенный какой-то пылью. Углем?

Теперь он услышал слабый гул и потрескивание и, сообразив, что находится под крышей, скосил глаза направо. Слабый огонь пылал в кузнечном горне, рядом валялись наковальня и большая бочка, из которой вытекла вода, — пол был мокрым, и это создавало ощущение холода. Слева тянулся верстак с разбросанным инструментом, клещами, пилками, подковами, железными прутами. Он — в кузнице? Что-то было во всем этом неправильное, неверное…

«Жаворонок» шел на запад.

Вставали над морем рассветы и гасли закаты; серебрился, играл зеленым и синим под яркими полуденными лучами океан; устойчивый бриз, раздувая белоснежные паруса, тянул галион в западные пределы. Теперь Блейд знал, что они плывут по огромному морю, почти океану, замкнутому в кольцо суши, подобному атоллу невероятных размеров. Море называлось Акрод, что значило — Океан Среди Земель; охватывающий его материк, похоже, не имел названия, и о нем говорили просто — Земли. Иногда для определенности добавляли: южные Земли или северные, западные или восточные. Сьорд, приморский городок, разграбленный турмом Айолы, лежал на севере, на побережье могущественного королевства Ритола; впрочем, мощь и сила ритолийцев мало беспокоила команду «Жаворонка» — на море эти люди чувствовали себя господами.

За кругом Земель раскинулся внешний океан, Дастар, Сверкающее Кольцо. Он был связан с Акродом дюжиной проливов и узких длинных морей, рассекавших континент, и страны, державшие в руках ключи к этим проходам, были не самыми бедными в этом мире. Там было, что взять, чем поживиться — если хватало пушек, пороха и смелости. Имелись тут и другие королевства, герцогства, великие марки, свободные торговые республики и разбойные баронства, которым не очень повезло с природными богатствами; эти всегда были готовы дать приют пиратской вольнице ховестаров, скупить задешево награбленное, продать втридорога провиант, пушки, оружие или целое судно. Но кораблей ховестары не покупали; они захватывали их в бою, выбирая лучшее, что могли предоставить королевские флотилии Ритолы, Фассата, Гози, Удрара и еще трех дюжин крупных приморских стран.

Все эти интересные подробности Блейду поведал его новый приятель и начальник Паллон, канонир носовой батареи. Под командой этого крепкого плечистого мужчины находились две самые крупные восьмисотфунтовые пушки, стрелявшие увесистыми каменными ядрами величиной с арбуз и зажигательными бомбами. Блейд, легко ворочавший этих монстров, пришелся канониру по душе — видимо, тот уважал сильных людей. За неделю странствий они распили уже не один жбан темного пива и не одну бутыль ароматного янтарного вина, которыми Айола щедро одаривала разведчика почти каждую ночь. Правда, за выпивку ему приходилось потрудиться, но труды те были весьма приятными.

Первые пять дней плавания пролетели для Блейда незаметно. Днями он усердно надраивал пушки вместе с Паллоном, попутно вытягивая из него все новые подробности о мире, куда забросили его совместные усилия судьбы, случая и компьютера лорда Лейтона, ночи у него тоже не оставались праздными… Блейду уже начинало казаться, что пиратский корабль чуть ли не самое спокойное место из всех, где ему довелось побывать — не считая, конечно, славного островка Коривалл в реальности Катраза. Однако на шестой день временное затишье окончилось.

На запад, к заходящему солнцу плыл «Жаворонок», мчался по сине-зеленой груди Акрода, летел, подгоняемый попутными ветрами, покачиваясь под белоснежной громадой парусов, рассекая волны, вздымая над валами бушприт и раскинувшую крылья деревянную птицу. Дважды, трижды, четырежды наблюдатели замечали в море чужие корабли, но Айола не поворачивала на перехват свой галион; видно, Кархайм являлся более соблазнительной целью. «Жаворонок» шел к нему, и захваченный ритолийский фрегат двигался следом, будто привязанный на веревке. Призовое судно несколько тормозило маленькую флотилию — во время схватки его такелаж был сильно поврежден.

Блейд на время оставил попытки раскрыть тайну зеленоватых жемчужин; он понял, что на «Жаворонке» никто не сумеет ему помочь. Слухов, басен и легенд ходило предостаточно, но это были только слухи, басни и легенды. Волшебный жемчуг якобы даровал здоровье, удачу, богатство и даже власть над миром вкупе с бессмертием! Вероятно, в Землях Акрода он играл ту же роль, что и философский камень земных алхимиков, только здесь никто не пытался произвести сей магический субстрат с помощью реторт, огня и заклинаний. Зеленые жемчужины добывали в проливе Кархайм, соединявшем запад Акрода с Дастаром, внешним океаном; они встречались там редко, очень редко, но, в отличие от философского камня, гомункулуса и вечного двигателя, были явлением вполне реальным. Другой вопрос, что никто в турме «Жаворонка» их в глаза не видал.

Колдун Онбол, вполне компетентный лекарь, явно передергивал карты, когда дело касалось магии. Проще говоря, он был типичным магом-жуликом, способным с напыщенным видом пробормотать пару-другую невнятных заклятий. Блейд имел с ним несколько бесед и постепенно выдоил все, что старик мог сказать по поводу волшебных кархаймских жемчужин. Возможно, что-нибудь старому магу удалось утаить, но разведчик сильно в этом сомневался. Онбол питал большое пристрастие к сладкому крепкому вину, которое входило в офицерский рацион, и после пары бутылок был готов вещать на любые темы и открывать самые страшные тайны.

От рядовых членов экипажа нельзя было почерпнуть ничего существенного, кроме тех же слухов, басен и легенд. Даже Айола, которая все больше и больше привязывалась к своему новому предводителю абордажной команды, смущенно замолкала и отводила глаза всякий раз, когда Блейд пытался узнать что-то определенное. Она знала одно: каждая магическая жемчужина стоит полкоролевства. Разведчик призвал на помощь профессиональное терпение; если ему суждено доискаться до истины, она никуда не денется. Возможно, Святой Круг пошлет ему подходящий источник информации — если раньше он сам не наткнется на что-нибудь стоящее.

По-прежнему держался устойчивый восточный ветер — то ли благодаря заклинаниям Онбола, по утрам героически сражавшегося с невидимыми морскими демонами, то ли в силу естественных причин. Галион и фрегат бежали на запад, с каждым днем приближая разведчика к таинственным берегам Кархайма. Из разговоров с мореходами он выяснил, что им осталось не больше десяти дней плавания; но спустя сутки, взглянув на примитивный компас, по которому ориентировался рулевой, Блейд обнаружил, что корабль несколько отклонился к югу. Он внимательно оглядел горизонт, но там не удалось заметить ничего, что оправдывало бы смену курса. Свежий ветер гулял по морским просторам, небо было безоблачным, и только на юго-западе, совсем низко над водами, висела крохотная темная тучка.

Над Акродом по-прежнему держался теплый восточный ветер, лишь иногда сменяясь перед рассветом знойным южным бризом. Галионы ховестаров неутомимо вспенивали морскую гладь, приближаясь к берегам герцогства Кархайм; теперь за ними шли уже два корабля — компанию ритолийскому фрегату составлял большой трехмачтовый барк из торговой республики Васты, прихваченный по дороге. Формы этого судна сильно напоминали плавучий гроб, но оно оказалось довольно большим и его бездонные трюмы были набиты шерстью — превосходным горючим материалом.

Погода благоприятствовала плаванию; стояли теплые и долгие дни, море просматривалось на много миль, вплоть до самого горизонта. По утрам, однако, случались сильные туманы; и в одно такое молочно-белое, сонное утро Блейд, выйдя на палубу, неожиданно обнаружил, что «Жаворонок» ложится в дрейф. Большая часть парусов была свернута, волны с тихим плеском разбивались о борт почти неподвижного корабля, мерно покачивая советника и будущего адмирала.

Туман понемногу рассеивался, редел, и вскоре ему стало ясно, что «Жаворонок» и державшийся поблизости «Коршун» вместе с призовыми судами оказались посреди большой, но довольно разбросанной группы парусников, Блейд поспешно вскарабкался на марс, потеснив ховестара-наблюдателя, и обратил взор на запад: на расстоянии трех пушечных выстрелов виднелись мощные стены кархаймских фортов. Казалось, они вырастали прямо из моря — серые скалы и серые камни над ними, прорезанные тремя рядами бойниц. И в бойницах что-то сверкало, отражая первые лучи поднимавшегося солнца, — нечто яркое, золотистое. Начищенные до блеска стволы огромных орудий! Даже с такого расстояния Блейд мог разглядеть крохотные темные точечки жерл.

Скользнув взглядом по раскиданным тут и там галионам, замершим, словно стая псов перед облавой, он решил, что не все, пожалуй, так уж безнадежно. Кораблей было много — десятка три; если хотя бы половина турмов согласится участвовать в операции, они получат пять-шесть тысяч бойцов и сотню дальнобойных пушек. Но, конечно, судовая артиллерия не могла равняться с этими бронзовыми монстрами Ринвела Кривого!

Спускаясь по вантам, Блейд усиленно размышлял на сей счет; ступив же на палубу, он узрел поднимавшегося на борт Аталира. Тот выглядел несколько озабоченным, однако, увидев советника, сразу просветлел и обратился к нему:

С Темзы поднимался туман, и белесая мгла, упрямо наползающая на город, скрадывала очертания зданий, окутывала мокрым туманом деревья и фонари, чей тусклый свет едва разгонял подступавший полумрак ранних осенних сумерек. Мостовые и тротуары влажно блестели, постепенно скрываясь под желтым ковром опадающей листвы; гудки барж, доносившиеся с реки, казались хриплыми тоскливыми стонами, еще больше раздражая усталых людей. Они с угрюмой покорностью втискивались в автобусы и вагоны подземки, мечтая лишь о том, чтобы побыстрее попасть домой и согреться глотком виски или чашкой чая. Каждому в этот вечер было ясно, что последние теплые октябрьские деньки позади и на пороге стоит суровая зима. Лондонцев это не радовало.

В Кенсингтоне, в доме тридцать девять по Принсгейт, настроение было столь же мрачным и невеселым.

Этот особняк, построенный в раннем викторианском стиле, высокий, узкий и неудобный, принадлежал семье Лейтонов на протяжении пяти поколений. Временами его сдавали в аренду, иногда он стоял пустым, и его светлость лорд Лейтон даже забывал об этой фамильной реликвии. Сейчас, однако, он проживал именно тут. Кенсингтон никогда не относился к респектабельным районам Лондона, но старика не беспокоили подобные мелочи, большая часть его жизни протекала в лабораторном комплексе под древними башнями Тауэра.

Дж. обвел задумчивым взглядом просторную комнату, обшитую панелями из потемневшего дуба. Интересно, бывал ли здесь Ричард? Вряд ли… Насколько помнилось руководителю отдела МИ6А, его светлость никого не баловал своим гостеприимством. В том числе и Ричарда Блейда, проводившего сейчас свой отпуск в Дорсете, на побережье Ла Манша. Недавно он вернулся из Кархайма, из своего очередного странствия, — и с неплохой добычей, надо сказать; так что отпуск был вполне заслуженным.

Старый разведчик восседал в уютном кресле рядом с жарко пылавшим камином. На его колене, обтянутом темными брюками с безупречной складкой, стоял бокал с виски. Помимо него, в гостиной находился сам хозяин дома и еще один гость, не очень приятный, скорее даже, совсем нежеланный; изредка прикладываясь к спиртному, шеф МИ6А с тайным удовлетворением прислушивался к разгоравшемуся спору. Безусловно, он поставил бы на Лейтона два к одному, но молчаливо признавал, что почтенный Губерт Карендиш оказался достойным соперником. Этот тощий мужчина средних лет был членом парламента от одного из сельских районов Йоркшира и почему-то напоминал Дж. крысу — одетую с иголочки говорящую крысу. Будучи добропорядочным гражданином, Дж. даже про себя не рисковал назвать крысой члена парламента, однако никак не мог избавиться от этого наваждения. Ничего не помогало — в том числе и ассоциации с другими, более симпатичными представителями семейства грызунов — например, с кроликами. Да, как ни крути, на безобидного кролика Карендиш совершенно не походил!

Подземные кремлевские лабиринты были столь же запутанными и обширными, как и те, что скрывались под древними башнями Тауэра. Здесь, надежно скрытое толщей земли, слоем бетона, асфальтом и старинными храмами и дворцами, располагалось некое учреждение под кодовым названием «Дубль». Оно имело двойное подчинение; им командовали два высокопоставленных чиновника, Евгений Ильич из КГБ и Виктор Николаевич из главного армейского разведуправления. Полные взаимных подозрений и тщательно скрываемой неприязни, они не спускали глаз друг с друга, выжидая первой же ошибки соперника. Но ошибок не было; если не принимать во внимание традиционную конкуренцию двух всесильных ведомств, эта пара превосходно справлялась с делом.

Создание подобной секретной службы вовсе не было оригинальной разработкой русской разведки; ее руководители переняли эту структуру у немцев, организовавших еще во время войны спецподразделение «Тандем». Немцы же позаимствовали исходную идею в Англии; в анналах британской разведки она именовалась «Созвездием Близнецов». В начале двадцатых годов Дж., тогда еще совсем молодому, подающему надежды лейтенанту, довелось немного поработать в «Созвездии», и он никогда не забывал об этом.

Соображение, положенное в основу подобных служб, было чрезвычайно простым. Предполагалось, что для каждого человека, мужчины или женщины, можно подобрать двойника, практически неотличимого по внешнему виду и психофизическим характеристикам. Русские развили эту исходную посылку, достигнув нового этапа — если двойника не удавалось обнаружить, его просто создавали. Естественно, такая дорогостоящая операция касалась только дублей важных персон или лиц, имевших допуск к особо ценной информации.

В ведении Евгения Ильича и Виктора Николаевича были двойники большинства крупных агентов западных спецслужб, известных органам советской контрразведки. Если возникала необходимость, опытные хирурги помогали природе, используя косметическую операцию. Специалисты «Дубля» получали превосходное образование и отличную зарплату; их главной задачей являлось детальное изучение походки, жестов, манеры говорить, поведения и привычек своего прототипа. Им не разрешалось пользоваться русским, даже во время отпуска; они, как правило, были навсегда оторваны от семей. Свою жизнь они проводили в маленьких английских деревушках, французских городках, лабиринтах Бруклина, чикагских трущобах, роскошных нью-йоркских квартирах. А также в гостиницах Гонконга, в хижинах японских рыбаков или китайских крестьян, на австралийских фермах и мексиканских ранчо. Конечно, вся эта бутафория располагалась не под фундаментами кремлевских дворцов; там находился только центр организации, филиалы которой были разбросаны по всей огромной стране.

Люди, окружавшие двойников, говорили на языке, который должен был заменить им родной. Дубли овладевали всеми тонкостями чужой речи, сленгом, специфическим акцентом; они одевались точно так же, как их близнецы, предпочитали те же сигареты и сорта вин, занимались такими же видами спорта. Копировалось все: шрамы, родимые пятна и зубные пломбы, хобби и увлечения, интимные привычки и сексуальный темперамент. Однако большинству двойников было не суждено использовать свои достижения на практике; их служба и жизнь, сплетенные воедино, проходили в бутафорских поселениях на Урале, в Казахстане или в сибирской тайге. Возраст дублей был примерно таким же, как у оригиналов; вместе со своими далекими аналогами они старели и уходили в отставку. Их с почетом провожали на пенсию, предоставляя синекуры в столичных городах; на них тратились миллионы, однако эта цифра являлась весьма скромной по сравнению с теми средствами, которые пожирал сам проект.

Узник заметил, что, обратив взгляд к окну, утопленному в нише, и пересчитывая листья вяза, изображенные на выступах, что поддерживали эркер, он может некоторое время сопротивляться действию введенного ему препарата. Казалось, он глядит в окно уже много часов; словно чье-то чудовищное око, то темное, то светлое, оно взирало на беспомощного пленника, распростертого на столе. Какой-то частью сознания он понимал, что в нем, в этом окне, кроется единственная возможность побега. Однако надежда эта была нереальной.

Его редко оставляли в одиночестве. Стражей было много, они все время менялись. Они говорили на английском — совершенно ясно, что этот язык являлся для них родным. Сей факт не слишком удивлял пленника, он знал, что среди каждого народа можно найти людей, готовых за деньги служить хоть самому дьяволу.

Сознание часто покидало его, вскоре он совсем потерял представление о времени. Очнувшись в первый раз, он обнаружил, что лежит на длинном столе, похожем на хирургический, в пустой, с голыми белыми стенами комнате; ее ярко освещали четыре мощные лампы. Они бросали мертвенный свет на мощное мускулистое тело Блейда, на его сильные руки, сейчас такие беспомощные из-за действия наркотика и стягивающих кисти ремней. Разглядеть своих тюремщиков он не мог, они, словно тени, маячили где-то на границе яркого светового круга.

Он уже понял, что ему ввели бертилон. Он находился под действием препарата, но сознавал это, и потому не терял надежду. То, что он все-таки мог сопротивляться действию столь сильного средства, обнадеживало, значит, ресурсы его мозга, которым так восхищался лорд Лейтон, еще не исчерпаны. Обычного человека бертилон почти мгновенно превращал в бесчувственное и покорное животное.

В какой то миг туман в голове у Блейда немного рассеялся, и он решил, что должен действовать. Но как? Это оставалось неясным. У него было при себе оружие — небольшая капсула огромной взрывной силы, введенная в желудок. Однако возможность ее использования пока представлялась проблематичной.

Это перемещение ничем особенным не отличалось от предыдущих; как всегда, Блейд испытывал пульсирующую головную боль и острое ощущение беззащитности. Он распался и был вновь возрожден; он растворился в бесконечности и снова обрел свою человеческую индивидуальность; он пронизал время и пространство, чтобы приземлиться нагим и безоружным в неведомом пока мире. Был ли он той самой реальностью, куда отправился его дубль? Этого не мог сказать никто, в том числе — и лорд Лейтон. Правда, настройка компьютера не изменилась, и это давало некоторые надежды.

Боль, сверлившая виски разведчика, наконец оставила его, позволив раскрыть глаза. Он лежал на коричневом песке, воздух был насыщен запахами соленой воды и водорослей, откуда-то неподалеку доносился плеск волн. Значит, он очнулся на морском берегу? Как в Меотиде в Катразе? Хорошо… Такие места обычно безлюдны и не грозят немедленной опасностью…

Блейд прислушался. Негромкий рокот прибоя и в самом деле словно бы обещал покой, но мирный шорох волн аккомпанировал другим звукам — угрожающему скрежету и пощелкиванию. Звуки явно приближались.

Когда он поднял голову, производившие скрежет твари были уже почти рядом с ним. Огромные крабы, не уступавшие размерами ньюфаундленду и такие же черные! Правда, перемещались зги существа не быстро, то испуганно застывая, когда их клешни лязгали о камни, то снова делая шажок-другой к распростертому на песке человеку. Наконец, неторопливо растянувшись в цепь, словно отряд бронированных воинов, они образовали круг, центром которого был Блейд; затем круг начал медленно, но неуклонно сжиматься.

Он резво вскочил на ноги. Крабы тотчас отпрянули назад, клацая огромными, в руку, клешнями. Разведчик покачал головой; нет, на благословенный островок Коривалл это не походило! Тем более на прекрасную Меотиду! Он огляделся, высматривая палку или камень; его окружало не меньше двух десятков черных тварей, и если они набросятся разом, то пребывание его в этом мире станет весьма кратковременным.

Пелопс неподражаемо играл покойника. Он валялся на камнях без всяких признаков жизни, и Блейд даже забеспокоился — уж не выбрал ли маленький сармиец этот момент, чтобы на самом деле переселиться в мир иной?

Девушка, не оборачиваясь в сторону болота, подъехала к нагому неподвижному телу. Остановив лошадь, она внимательно разглядывала труп раба, затем подняла тонкую изящную руку, чтобы отбросить золотистый локон, упавший на лоб; ее полные груди под кожаной с бронзовыми накладками туникой всколыхнулись. Зена снова пристально посмотрела вниз. Она явно не собиралась покидать седло, как рассчитывал Блейд.

Он чертыхнулся про себя Ну, детка, слезай! Приманка так соблазнительна! Совсем свежий труп! Разведчик стиснул кулаки; его план мог рухнуть.

Девушка свесилась набок, вытянула длинную загорелую ногу и кончиками пальцев слегка подтолкнула Пелопса. Мышка обнюхала приманку, но не спешила ее отведать. Блейд напряг мышцы.

Зена была осторожней, чем он полагал. Она не собиралась заниматься трупом беглого раба и, убедившись, что он мертв, выпрямилась в седле. Заметив, что девушка готова отпустить поводья и пришпорить вороную, Блейд понял, что в его распоряжении остаются секунды. Больше ждать было нельзя, и, выскочив из зарослей, он бросился к всаднице, стараясь не производить лишнего шума.