Книга Катрин Лове «Потешный русский роман» – попытка взглянуть на Россию со стороны, взглянуть с сочувствием и любовью, понять, чем живет сегодня огромная страна, как решает свои проблемы, на что надеется. Валентина, главная героиня книги, хочет написать роман о бывшем русском олигархе и едет в Сибирь, встречает разных людей, потом ее следы теряются на заснеженных просторах загадочной «шестой части суши». Друг Валентины Жан приезжает в Петербург, чтобы попытаться найти ее и… застревает в этом прекрасном, чужом городе.
Главный внесценический персонаж романа – Михаил Борисович Ходорковский. Биография опального олигарха, по мнению Лове, служит прекрасным примером борьбы западного и русского начал в судьбе одного человека. Причем сначала Лове хотела написать о вымышленном персонаже, пока не осознала, что ничего придумывать не надо: жизнь предложила ей куда более красноречивый образ в лице Ходорковского.
Все мы разъединены, но и связаны друг с другом, все пытаемся осознать себя и свое место в этом мире, понять, чего хотим от жизни, и оценить себя по «гамбургскому счету», и, как ни странно, Россия способна помочь в этом.
Во Франции и Швейцарии книгу приняли на «ура», она широко обсуждалась в прессе и читательских кругах. Один из критиков даже написал, что благодаря роману Лове швейцарцы наконец-то лучше узнали Россию.
Перевод: Елена Клокова
Часть I
Придется сказать правду, всю правду, говорит мой друг С., постукивая тыльной стороной правой ладони по столу. Он смотрит на меня с сожалением, потому что не только знает эту правду, но и готов ее поведать, извини, но ты снова решила потратить время и силы на жалкого и – главное – бессовестного типа (С. дважды ударяет по столу ладонью, произнося слово «бессовестный») и собираешься превратить презренного, мерзкого человека в героя. Да, говорит С., в творчестве всякое может случиться, в романах всякое бывает, надеюсь, ты хоть это понимаешь, спрашивает он с печалью во взоре и голосе.
В саду вокруг нас бегают дети, пихаются, спорят. Подбегают к сидящим за столами взрослым и спрашивают, когда же можно будет наконец пойти в дом поиграть на компьютере или посмотреть телевизор. Взрослые отвечают нет, нет, нет, сегодня вечером никаких компьютеров, в дом не входить, о телевизоре не может быть и речи, брысь отсюда, играйте в саду, вы только посмотрите, какой дивный сад, какой чудный вечер, тихий июльский вечер.
Мой друг С. много пьет. Много говорит и много пьет. Твой пресловутый олигарх, продолжает он, глядя на меня исподлобья, ограбил свою страну, обогатился сверх меры, по его «заказу» совершались гнусные убийства, да-да, именно так, и не пытайся меня убедить, что он этого не делал.
Я разрезаю инжирину и открываю рот, чтобы отправить туда фрукт и попытаться вставить слово, но С. мне не позволяет. Он не дает себя перебить, его не интересует мое мнение, он хочет навязать мне свое. Когда занимаешься нефтью, как твой приятель Ходорковский (я бы и хотела возразить – мол, он мне не приятель, но рот занят инжиром), и ухитряешься на «раз-два-три» положить в карман пятнадцать миллиардов долларов, в свой личный большой карман (мы оба знаем, о чем речь, кривится С.), и делаешь это в стране, где народ подыхает от отчаяния (он снова ударяет по столу), что еще хуже, чем подыхать с голоду, добавляет он, у него заводится немало врагов, хищники бегают стаей, дорогая, и, если вступают в схватку, то бьются насмерть.
Мой друг С. – несколько месяцев назад он отпустил длинные волосы – считает своим долгом откровенно сказать мне и не отказывает себе в этом удовольствии, что не понимает, почему я интересуюсь субъектом, который и гроша ломаного не стоит, нет, правда, не понимаю я твоего отношения, это просто… просто, повторяет мой друг С., просто аморально, подсказываю я, видя, что он никак не подберет слова, просто смешно, категорически заявляет С., он наконец нашел нужное определение.
