Есть в замерзшем трупе нечто такое, чего словами не выразить. Как ни печально, но если провести на высоких широтах и в Антарктике столько, сколько довелось мне, то рано или поздно этого зрелища не миновать.

Однако это не помешало мне сбросить рюкзак, выкрикивая имя Кортни, и побежать к ней. Это называется «отрицание». Задним умом веришь: если что-то сделать достаточно быстро, то, может, сумеешь отмотать время назад и предотвратить несчастье, которое уже произошло. Сознание-то пони-

мает, что подобное невозможно, но в такие моменты оно лишь скромно держится в сторонке.

Она лежала метрах в пяти от палатки, уткнувшись лицом в снег, одетая лишь в бирюзовые трусики. Если и оставались какие-либо сомнения в том, замерзла ли она, то они развеялись, когда я, не обращая внимания на пятидесятиградусный мороз и пронзительный ветер, стянул перчатки и попытался нащупать у нее пульс. Рука Кортни не гнулась, и вовсе не из-за трупного окоченения. При минус пятидесяти такого понятия не существует. Если человек умирает без термокостюма, то промерзает насквозь гораздо раньше, чем может наступить окоченение.