Давненько ночное литературное кафе «Авторская глухота» не видывало такого наплыва публики. Охрана перекрыла вход, каждый пригласительный проверяли ультрафиолетом. Оставшиеся снаружи топтались под фонарем или сидели на корточках возле утопленных чуть ли не вровень с тротуаром окон, хотя различить, что там творится в полуподвальчике, заведомо не представлялось возможным: чуть приоткинутые стекла были зеркальными, а звук, проходя сквозь тесные щели, искажался немилосердно.

- Ауа... ауы... - глухо доносилось оттуда.

- Ауы... - расстроенно передразнил кто-то из неудачников, с болезненным коленным хрустом выпрямляясь во весь рост. - Ну и что это значит? То и значило.

- Ауа, ауы! - проникновенно выдохнул там, внутри, бледный одутловатый юноша заключительную строку - и замер в ожидании. Кафе откликнулось аплодисментами и тоненьким девичьим воем. Классики баклужинской поэзии, стеснившиеся за двумя столиками в углу, хранили надменное выражение на несколько искривленных липах. Рукоплескали вяло.

Два месяца назад бледного одутловатого пробило на Космический Разум - и он начал вдруг сочинять стихи, правда из одних гласных. С концертов его выходили просветленными.