Две тысячи лет назад в мир пришел Богочеловек, он совершил великое чудо и, уходя, оставил людям Слово, при помощи которого можно совершать невозможное. Но Слово доступно не всякому, обладать же им жаждут многие. И часто страшной смертью умирают те, у кого пытались Слово выпытать. Случилось, однако, так, что Словом, похоже, владеет мальчишка-подросток, оказавшийся в каторжном аду Печальных островов. Заполучить юного Марка, способного изменить судьбу мира, желают многие – защищать же его согласен лишь один, бывалый вор Ильмар…
Часть первая
Печальные острова
Глава первая,
в которой я делаю выводы и пытаюсь в них поверить
Плеть в руках надсмотрщика казалась живой. Она то спала, прикорнув на мускулистых, поросших курчавым рыжим волосом руках, то лениво потягивалась, едва не касаясь плеч каторжников, то, рассвирепев, начинала бросаться из стороны в сторону, посверкивая крошечным медным наконечником.
И лицо надсмотрщика, всегда скучное и безучастное, будто говорило: это не я, не я, без обид, ребята! Она, она – что хочет, то и творит…
– Ну, разбойнички, душегубцы… бунтовать будем?
Нестройный хор голосов ответил, что нет, никак не собираемся. Надсмотрщик выдавил улыбку:
– Хорошо, радуете старика…
Глава вторая,
в которой все бегут, но немногие знают куда и зачем
Ох нелегкое дело – ходить на канате! Жесткий он, смоленый, лежит на плече как шест, не гнется. Чуть замешкаешься, чуть ускоришь шаг или, того хуже – в сторону подашься – петля дергается, грозит затянуть шею. Если кто упадет – может и убиться.
Неуклюжей человеческой гроздью мы развернулись поперек палубы, Марк первым ступил на сходни. Шел он почти что на цыпочках, чтобы хоть как-то ослабить натянувшуюся петлю. Сестра-Покровительница, Искупитель – не дайте ему упасть! И сам пропадет, и мне конец…
Не зря нас на канате водят, ох не зря! Могли бы в колодки забить, куда надежнее, так нет! Только веревка – напоминание о позорной казни. Чтобы почувствовали себя униженными, будто уже готовыми в петле болтаться. Чтобы поняли – каторга не сахар. Если мне память не изменяет, нас еще мимо площади Кнута проведут, покажут, как упрямцев наказывают.
Давненько я не был на Печальных Островах, лет пятнадцать прошло. Попал сюда чуть старше Марка, хорошо хоть по мелочи и на неполный год.
– Шевелись! – покрикивал стражник, что рядом со мной шел. На лицо добродушный, пузатый, ему бы по базарам ходить, с торговок оброк взимать. Ан нет, приставили к каторжникам, вот и пыжится, силу почувствовал. Я голову опустил, шел старательно, в землю глядя. Стражник поглядывал на меня, потом дальше вдоль ряда двинулся.
Глава третья,
в которой я довожу счет до восьми, а Марк его уменьшает до семи
Проспал я часов пять-шесть. От усталости не было сил поточнее себя на пробуждение настроить. Уснул я быстро, пробормотав про себя молитву о напрасных терзаниях, что Сестра когда-то сложила. Никогда меня эта молитва не подводила, с самого детства. Нашкодишь вечером, знаешь, что под утро либо материнскую оплеуху получишь, либо ремня отцовского – по настроению, а помолишься Сестре – и сразу легче. «Воля моя, я сделал, что хотел, сделал, что мог. Если будет беда – мой страх ее не прогонит, если не будет беды – мой страх не нужен. Не жалею о том, что сделано, размышляю о том, что сделаю»…
Простенькая молитва – это не прошение об исцелении и не покаяние в грехах, зато всегда помогает.
Марк, наверное, уснул не сразу. Но тоже уснул, уронив голову мне на живот. Когда я пошевелился, мальчишка проснулся. Вздрогнул, но больше ничем пробуждения не выдал.
Молодец.
Нет, есть в нем правильность. Как над аристократами ни смейся, сколько анекдотов ни трави: «Попали на необитаемый остров лорд, купец и вор»… А все равно – посмотришь на дворянина и позавидуешь. Словно все его предки высокородные за спиной стоят, подбородки гордо выпятив, руки на мечи положив. Не подступись… такого даже убей – все равно победы не почувствуешь.
Глава четвертая,
в которой я решаю, какая смерть веселее, но мне ничего не нравится
Эх, если бы не Серые Жилеты! Уйти сейчас в холмы, и никакие стражники не успеют на сигнальную ракету. Но теперь… это все равно что при пожаре в дальний угол забиться, чтобы попозже поджариться.
При пожаре бежать надо. Бежать, пусть даже сквозь огонь – пока не разгорелся как следует.
Я снял со стражника плотную зеленую куртку, надел вместо своей. В карманах ничего хорошего не оказалось. У второго Марк нашел три маленькие медные монетки и еще одну сигнальную ракету. Ни еды, ни карты… да зачем им карта, если они на Островах годами живут, все закоулки знают?
Фонарь брать не стали, я просто потушил его, чтобы не облегчать врагам работы. Велел:
– Пошли. Хватит медлить.
Глава пятая,
в которой нам салютует линкор, а мы ему отвечаем
Ко всему можно привыкнуть.
Даже к тому, что летишь как птица… да нет, быстрее и выше любой птицы. Я по-прежнему был в испарине, и к горлу подпирал комок, но на смену паническому оцепенению пришла какая-то бесшабашная болтливость.
– Эй, Ночная Ведьма! А пожрать у тебя ничего не найдется?
На миг Хелен повернула голову, одарила меня ненавидящим, хоть и удивленным взглядом. Снова уставилась на свои приборы.
Марк заерзал. Крикнул:
Часть вторая
Веселый город
Глава первая,
в которой меня трижды называют дураком, а я и не спорю
Осень – она всюду осень. Даже на солнечной лузитанской земле. А уж в веселом вольном городе Амстердаме – тем более.
Холодно нынче. И дождь накрапывает, мелкий, противный. Две недели прошло, как я с Печальных Островов удрал… из ленного своего владения – посмеемся-ка вместе. За полмесяца всю Державу с юга на север пересечь – занятие утомительное. Даже если превращенный в денежки железный слиток позволил путешествовать с комфортом: в одежде торговца, на быстрых дилижансах во втором, а то и в первом классе. И отсыпался я не под кустом, не в притонах бандитских, а в хороших гостиницах, что нынче вдоль дорог как грибы растут. Отъелся, даже раздобрел немного. В зеркало посмотреть – не жесткая грязная морда каторжника, а благообразный лик мирного гражданина. Чем-то на священника похож. Надо будет запомнить для случая.
Почему же я себя чувствую дурак дураком?
Вот сейчас, например, когда стою перед «Оленьим Рогом», охотничьим ресторанчиком, который не только блюдами своими славен. Стою и пялюсь на плакат, уже от дождей посеревший и разлохматившийся. Всю дорогу я эти плакаты вижу, от самого Бордо, а все равно – не могу мимо пройти.
На плакате – в хорошей типографии сделанном, немалых денег стоящем, – два рисунка. Один – угрюмый тощий мужик с лицом душегуба, с гладко выскобленным подбородком. Над портретом написано «Ильмар-вор», но только никто меня в этом уроде не узнает.
Глава вторая,
в которой я начинаю паниковать, и, как выясняется, не зря
Кайзерсграхт – место тихое, мирное. Здесь живут богатые бюргеры, лишь изредка среди купеческих лавок гостиницы небольшие попадаются. Я прошел по набережной, оглядываясь на здание ресторана, пока оно из виду не скрылось.
Зря волновался, видно.
По мостику – изящному, мощенному белым камнем, я перешел через канал. Постоял в раздумье, решая, сразу ли податься к станции дилижансов или позволить себе хороший ужин. В «Оленьем Роге» мне поесть не удалось, но можно в другие места наведаться. В такие, где беглого каторжника никак ждать не станут, в «Медный шпиль» или в «Давид и Голиаф». Много есть приятных заведений в вольном городе.
Народу вокруг было негусто. Плохая погода всех по домам разогнала, что ли? Стояли на набережной отец с сыном-подростком – оба краснощекие, плотные, в плотных куртках и зеландских дождевых шапках. Кормили плавающих в канале уток, кидая куски белой булки с сосредоточенным, серьезным видом. Утки жрали хлеб лениво, даже их прожорливости наступает предел. Сытый город, благодушный. Тут даже нищие истощенными не выглядят. Вот в той же Лузитании – вроде бы и климат благодатный, и земля родит щедрее, а поглядишь по сторонам – нищета нищетой.
Почему вот так странно все устроено? В краях, где человеку жить должно быть легко и приятно, люди с голоду пухнут, бедствуют. А здесь – преуспевают, Дом хвалят с утра до вечера. И ведь не только в Державе так, в африканских странах, где вообще, по слухам, рай земной, все цветет и плодоносит круглый год, – там как была в древние времена дикость, так и осталась. Бегают голозадые негры, лопают друг друга, да еще и цивилизации противятся…
Глава третья,
в которой я прошу об отпущении грехов, а получаю кое-что в придачу к титулу
В рясе исповедника, накинутой поверх моего, краденого, плаща, я выглядел как очень-очень крупный, даже толстый священник. Среди Сестриных слуг такие редкость – хоть и отказываются многие из них от мужской сути, жертвуют грешной плотью, но расплываться себе не позволяют. Слуги Сестры – они в лихие годы не хуже преторианцев воевали, это не священники Искупителя, которым чужую кровь вообще проливать нельзя.
Но народа было уже мало, никто на меня не смотрел, и мы быстро прошли к неприметной двери, куда молящимся входить не велено. Оглянулся я напоследок на пустеющий зал – эх, сейчас бы самое время под скамейкой притаиться или за богатой драпировкой на стенах…
– Не отставай, брат мой, – бросил священник, не оборачиваясь. Смирился я с судьбой и пошел следом.
За дверью оказался коридор – без окон, тускло освещенный, лампы висели редко, а горели вообще через раз. Убранства богатого нет, зато под потолком балки удобные, можно повиснуть и затаиться, никто сверху искать не станет…
Тьфу, пропасть мне на этом месте!
Глава четвертая,
в которой меня учат благочестию, а я учу разуму
При виде приказов, подписанных епископом и его покойным секретарем – впрочем, о смерти брата Кастора никто еще не знал, – вся святая братия проявила достойное рвение.
Рууд меня сразу же услал в свою келью. Там я и сидел, глядя тупо на крошечный лик Сестры, что на стене висел.
Скажи, всемилостивейшая, неужели стоило священника убивать? Даже если был он наушником Дома, так ведь есть у храма подвалы, камеры для покаяния провинившихся братьев. Та же тюрьма, если честно.
Запереть, да и дело с концом…
Нет – убил. Не колеблясь, не медля. Один брат – другого.
Глава пятая,
в которой я узнаю, кого боятся святые паладины, но все еще не знаю – почему
После сытного обеда брат Рууд расслабился. Его больше не тянуло бродить по улицам, он готов был сидеть у неправильного фонтана с неправильной скульптурой и пить крепкий русский чай, до которого оказался большим охотником.
Я был доволен. Не стоит лишний раз показываться. Все равно, конечно, слухи по городу уже идут. И все же запоздалая осторожность лучше, чем никакая.
– Ильмар, скажи мне, смиренному служителю Сестры… – начал Рууд.
Как он полюбил подчеркивать свое смирение, едва накинул алый плащ!
– Что движет тобой в жизни?
