Снега обрушились на прошлой неделе. Добротные, высокие дома Светлого Клина так охотно нахлобучили мохнатые шапки, так надежно укутались одним на всех одеялом, что отсюда, с Подкатной горки, по отдельности их было и не разглядеть, а само село с верхотуры напоминало брошенную в сугроб длинную гирлянду. Правда, сияла гирлянда кое-как: там густо – тут пусто, та лампочка едва-едва светит, а эта, похоже, перегорела. Хоть и не сказать, что время позднее – просто ложились в селе рано.

Слева, в чаще, гулко треснуло прихваченное морозом дерево. Коротко оглянувшись, Николай подул на озябшие ладони. И в тот момент, когда облачко пара поднялось над горстью, почудилось сквозь него движение – будто птица мелькнула во тьме. А может, всего лишь одна из придавленных мохнами снега еловых лап освободилась от груза, распрямилась стремительно и бесшумно. Николай замер, прислушался. Встрепенувшись и помотав головой, снова попытался отогреть дыханием пальцы. Надо же было растяпе рукавицы забыть! Вот доедет он до Катюхи – а как обнять такими ледышками?

«Ну, передохнул – и вперед!» – скомандовал он себе, перехватил лыжные палки посподручнее, оттолкнулся. Скользили лыжи неважно, не столько на езду, сколько на ходьбу по лесу были рассчитаны. Одно радовало – теперь дорога прямая, и всё вниз, вниз с Подкатной горки.

Катюха, конечно же, дуется. Такой важный для нее вечер, такое ответственное выступление, а он!.. Эх, если бы не предательски заглохший трактор, если бы не гаражный сторож Митрич, если бы не… Разумеется, он постарается объяснить Катюхе, и, разумеется, она поймет. Но так или иначе – а вечер-то испорчен! Должен бы сейчас Колька Крюков сидеть в клубе села Светлый Клин, смотреть концерт с участием колхозной молодежи, переживать, не забудет ли Катерина длинный монолог Маргариты из «Дамы с камелиями»… Не успеть. Эх, кабы не трактор, кабы не сволочной односельчанин Митрич!

Вспыхнувшая над верхушками сосен луна, казалось, расширила путь-дорогу, но еще дальше отодвинула огоньки в окнах крайних домов. И хорошо, что светит точнехонько в спину, потому что смотреть на такую луну нет никакой возможности. Так ярко бывает на передвижных лесопунктах в ночную смену, когда крепят на стволах прожектора в тысячу свечей, когда таежный воздух белеет и густеет от электрического света, когда тени сжимаются в крохотные точки и испуганно подрагивают под рев бензопил и трелевочных тракторов. Впрочем, сейчас тень была, да какая! Протянулась от Колькиных лыж через весь склон Подкатной горки аж до магазина в центре Светлого Клина. Тень кривлялась в такт Колькиным шагам, нелепо размахивала гигантскими руками, а вытянутая на добрый десяток метров голова елозила туда-сюда по далеким ступенькам магазина, будто стучалась в запертую дверь или намеревалась и вовсе высадить ее тараном.

Утро участкового оперуполномоченного Денисова начиналось с гимнастики. Правда, за двадцать пять лет службы комплекс упражнений серьезно подсократился, да и темп стал более щадящим. Умывание, бритье, плотный, из трех блюд, завтрак. Пятиминутный променад от дома до работы. Ровно в десять он отпирал дверь милицейского кабинета. Включал репродуктор и, внимательно слушая последние известия и «Пионерскую зорьку», подходил к окну, распахивал настежь и терпеливо ждал, пока помещение проветрится. Зимой обычно прихватывал в сенцах несколько поленьев и растапливал печку-голландку и только после этого (в Москве – 7.20, в селе – начало одиннадцатого) отправлялся на обход.

Сегодняшнее утро поначалу мало чем отличалось от прочих. Разве что на кухне хлопотала одна жена – обычно дочка помогала готовить завтрак, но вчера, видимо, задержалась с молодежью после концерта, не выспалась и к столу не вышла.

Поленья принялись охотно, зашипела, защелкала смола, потянуло дымком. Наполовину прикрыв верхнюю печную задвижку, чтобы не выпустить весь жар, Денисов запер кабинет и отправился вдоль села. Определенной цели у него не было: тут поглядеть, там послушать, пообщаться, подсказать, при необходимости – сделать внушение. Работа участкового не так уж и сложна, если изначально подошел к ней с головой. Денисова в селе уважали; может, потому и не было на участке особых нарушений. Да и как тут забалуешь, если пожилой милиционер в курсе всего происходящего, если он раньше тебя догадывается, какую железяку ты собрался спереть в колхозе или кому именно мечтаешь набить морду?

Обычно путь Денисова сперва вел на верхний конец Светлого Клина, оттуда – в обход, задами, вдоль реки, мимо фермы и рыбацких сараев – он добирался до крайних домов нижнего конца и аккурат к обеду возвращался в центр села. Однако сегодня длительной прогулки не случилось. Едва выйдя из милицейского кабинета, участковый мазнул взглядом по ближайшим домам – и неожиданно зацепился за что-то. За что именно – сначала и не понял. Райка-продавщица, обслужив первых утренних покупателей, курила в подсобке сельпо, пыхала дымом в приоткрытую форточку почище иного мужика – но тут уж ничего не попишешь, профилактические беседы с ней не возымели никакого действия. Возле колхозной конторы переругивались старик и старуха Агафоновы, но переругивались несерьезно, любя. Грыз ногти, сидя за баранкой греющегося «виллиса», председательский водитель Витька – зрелище не самое приятное, но, опять же, преступного умысла в подобном действии нет.

Лишь в третий раз обведя взглядом центральные здания села, Денисов обнаружил причину своей смутной тревоги: прислоненные к стене клуба, торчали на виду охотничьи лыжи. Казалось бы – эка невидаль? Лыжи посреди зимы в селе, где даже ребятишки в ясли на них ездят, – что странного?

Евгений Угорь меланхолично жевал пирожок с капустой, стоя за высоким столиком-грибком в кафетерии при бакалейном отделе единственного в городе крупного универсама. В областном центре, где он несколько лет проработал оперативником, при отделении Ночного Дозора была собственная столовая, в которой сотрудников кормили, может, и не слишком изысканно, зато от пуза и по-домашнему вкусно. В любой момент дня и ночи – едва придя на службу или, наоборот, вернувшись после операции – можно было заглянуть в столовую и получить в зависимости от времени суток и аппетита бутерброд с чаем, миску гречневой каши с подливой или тарелку борща со сметаной. Попав руководителем нового отделения в небольшой городок районного значения, Евгений впервые в жизни столкнулся с проблемой питания. Мало того что он вынужден был заниматься одновременно административной, профилактической и оперативной работой, так еще и профессию повара, что ли, осваивать?

В центре городка, на одном пятачке с райкомом, отделением милиции и почтой, находилось сразу два заведения – «Ресторан» и «Пельменная». Правда, о наличии ресторана Угорь знал только благодаря неоновой вывеске – само помещение было на ремонте, крыльцо полностью разобрано, окна густо замазаны белой краской, но вывеска почему-то до сих пор ежевечерне включалась кем-то и ярко горела в темноте, освещая проезжую часть лучше, чем ряд фонарей. За те два месяца, что он провел здесь, никаких подвижек в ремонте замечено не было. В «Пельменной» же, несмотря на волнующее сердце любого сибиряка название, подавали всегда одно и то же – прохладные слипшиеся комки разваренного теста с редкими вкраплениями сомнительного на вид фарша. Трижды Угорь с надеждой заглядывал в «Пельменную», но попробовать фирменное блюдо на вкус не рискнул.

Он, возможно, так и перебивался бы макаронами, яйцами вкрутую и булочками-калорийками всухомятку, если бы однажды не набрел на этот универсам, который хоть и находился по местным меркам далековато и от рабочего кабинета, и от служебного жилья, зато мог похвастаться свежей и, что самое важное, сытной выпечкой. В зависимости от настроения Угорь выбирал пирожки то с картошкой, то с грибами, то затаривался ватрушками, то баловал себя огромной кулебякой с румяной корочкой и сочной начинкой. К выпечке он обычно заказывал стакан какого-нибудь сока – опять же, под настроение. Напитки тут разливали не из специальных установок с краниками, а прямиком из пузатых трехлитровых банок, которые Евгений довольно скоро привык называть на местный манер – «баллонами». Ассортимент внушал уважение: заказывая каждый день разные соки, только на третью неделю ему удалось перепробовать их все. Сегодня к пирожкам с капустой он выбрал томатный.

Продавщицы в отделе работали посменно, менялись каждые полдня. Обе довольно быстро стали узнавать своего постоянного посетителя, улыбались и даже успевали обменяться с Евгением короткими фразами – о погоде, о кино. Дородная тетя Нина обычно сокрушалась по поводу того, каким худым и изможденным выглядит молодой человек. Совсем юная Вера этого вопроса не касалась, но так и норовила и соку налить побольше, и пирожок для него выбрать покрупнее. Сейчас, глядя на то, как она, обслуживая очередного покупателя, тонкими пальчиками пытается удержать над граненым стаканом скользкий от потеков и довольно тяжелый «баллон», Евгений размышлял, имеет ли он право посодействовать универсаму в приобретении установки для розлива напитков.

Для вечера народу в магазине было немного, а в кафетерии и вовсе три-четыре покупателя, не больше. Возле соседнего столика-грибка медленно цедил абрикосовый нектар строитель в теплой рабочей спецовке, пытливо и даже бесцеремонно разглядывающий женщину из очереди. Любопытства ради Угорь присмотрелся к объекту столь пристального внимания – да, весьма и весьма симпатична. На актрису Фирсову похожа, ту, которая очень много снималась в послевоенных фильмах. Похожа настолько, что можно было запросто предположить какие-то родственные связи: женщина могла оказаться племянницей или даже дочерью известной актрисы. Евгений хмыкнул – вряд ли строителю что-то светит. Во-первых, достаточно взглянуть на дорогое пальто и изысканные английские сапожки. Во-вторых, этот изгиб бровей, эта горделивая посадка головы, этот романтично-отрешенный взгляд… Нет, тут без шансов! Впрочем… Интересно прикинуть возможные варианты развития событий – оперативник даже на отдыхе продолжает работать. Со скептической улыбкой Евгений поднял с пола свою тень и шагнул в Сумрак.

Домишко у Матрены Воропаевой был аккуратный, даром что крайний: крыша ладная, ставенки подновлены и покрашены в один тон с наличниками, крылечко крепкое, тропинка через палисадник не только лопатой почищена, но и метлой выметена, вплоть до серой от стылости земли. Ежели идти от центра Светлого Клина к околице да посмотреть на избушку из низинки – совсем красота получается: она, избушка эта, на фоне вековых заснеженных сосен, с ровненьким забором и вьющимся над трубою дымком кажется невсамделишной картинкой. Ну вот открытка и открытка, хоть сейчас по почте посылай!

Примерно так думал участковый Денисов, а сам все маялся, все топтался на месте, потому как заходить в домишко ему не хотелось совершенно. Уж он и налево посмотрел, вдоль села, и направо, за околицу, и даже вверх, на прозрачные облачка глянул, но не было в селе и окрестностях хоть каких-нибудь нарушений, требующих его немедленного вмешательства. Значит, отложить визит не получится. Да и в самом-то деле – сколько можно оттягивать? Хоть и не обещал он ничего такого дозорному, а все же неудобно, ждет человек…

Двери в селе отродясь никто не запирал, стучаться и ждать на крыльце тоже было не принято. Заходишь в сени – подаешь голос: хозяева, дескать, где вы тут? Встречайте гостей! Однако горланить лейтенанту милиции было не к лицу, поэтому он все же стукнул пару раз в дверь, ведущую из сеней в переднюю. И, не дожидаясь ответа, потянул на себя ручку.

По причине ранних сумерек в комнате горел свет, и все в этой комнате было ярким, светлым, радостным – кружевные салфетки на подушках, веселые занавески на окнах и печке, сверкающие медовым лаком ходики, ковер с оленями на стене, пестрые домотканые «дорожки» на полу. Никаких тебе пучков трав по углам, никаких склянок с зельями на полках, никакой паутины, крыльев нетопырей и кожи болотных жаб. Хотя казалось бы…

– Темная вещица у тебя при себе, Светлый, – откуда-то из-за печки сообщила Денисову Матрена. – На кой ляд?

Аесарон прибыл ровно в полдень. Самое смешное, что визит Высшего Темного мог бы и вовсе остаться незамеченным – будь на то воля руководителя Дневного Дозора аж трех сопредельных областей. Как ни крути, а маг такого ранга запросто найдет способ замаскироваться, обвести вокруг пальца оперативника уровня Евгения, прикинувшись более слабым, незначительным, а то и вовсе не обладающим Силой Иного. Уж афишировать свои перемещения Темные точно не любили – скорее, наоборот, всячески старались избежать регистрации и каких-либо пересечений со Светлыми вообще. Однако Аесарон предпочел явиться с фанфарами.

Угорь читал книгу, полулежа на диване – теперь, после вынужденного переезда из здания администрации бумфабрики, у Ночного Дозора был кабинет, в котором помещались не только стол и шкаф. В новом кабинете было два шкафа и два стола, потому что – о, счастье! – в районном Дозоре наконец-то появился еще один сотрудник. Правда, сотрудник приходящий. Или, вернее, приезжающий – Евгению было обещано, что ведунья Танечка будет не реже двух раз в неделю наведываться из областного центра, помогать с отчетами, рапортами, архивом и прочей бухгалтерией, а также подменять оперативника, когда тому понадобится надолго отлучиться по делам или просто отоспаться. Угорь прекрасно понимал, чем обязан столь щедрому подарку. Впрочем, Танечка, какие бы указания областного начальства ни выполняла, работать не мешала. Ну, докладывает она вышестоящему руководству о текучке, делах и планах Евгения – и пусть докладывает, ему скрывать нечего. А сумеет подстраховать в трудную минуту – так спасибо ей будет огроменное.

На шпиона или контролера Танюша не походила совершенно – была впечатлительна и смешлива, обожала Сергея Есенина и Муслима Магомаева, таинственные истории и древние легенды. Собственно, книжка, которую начал читать Евгений, была ее. Таня продемонстрировала томик в первый же свой приезд, сопроводив демонстрацию словами: «Вот! Раз уж мне предстоит работать с туземцами, хочу узнать о них как можно больше!» Желание было похвальное, тем более что сам Угорь изучить подробности истории и быта остяков пока так и не удосужился. Встречался с ними, знакомился, вел записи в картотеке, а вот так, чтобы копнуть поглубже, руки не доходили.

Разумеется, уезжая, Танечка забыла книжку. Вряд ли намеренно оставила – скорее, просто отвлеклась на что-нибудь, замечталась. А Евгений, наткнувшись на томик, интереса ради повертел его в руках – обычное издание, человеческое, и вполне современное, – полистал-полистал, да и увлекся легендами и мифами народов Сибири, собранными под одной обложкой. Старенький кожаный диван, широкий и даже не слишком продавленный, оказался весьма кстати. Угорь как раз дошел до раздела, в котором были представлены разные версии происхождения Млечного Пути. Например, кеты считали, что это дорога Первого шамана Дога, по которой тот ходил по небу. Дозорный мысленно поставил себе галочку – узнать, что в результате стало с мифическим Догом. Ходил он по небу или нет – не суть важно; даже если и пытался, то точно не по Млечному Пути. А вот то, что, судя по легендам, чароплетом он был невероятной силы, сомнений не вызывало. Если в сборнике и был ответ на вопрос, чем закончилось полное сражений и подвигов земное существование Дога, да и закончилось ли, Евгений до этого момента пока не добрался.

Что же касается Млечного Пути – куда интереснее была другая легенда: два брата-шамана поссорились, один решил навсегда уйти из племени, а другой в сердцах кинул ему в спину топор. Собственно, по одной из версий, след от этого топора мы и наблюдаем на небе в ясные безоблачные ночи. Глупость, конечно. Но некоторые представители народов Сибири, с чьих слов записаны легенды, искренне в это верят. А это значит, что когда-то в здешних местах проходили нешуточные баталии Иных. И, видимо, такие энергии были задействованы, такие масштабы, что даже гигантский виток Галактики казался обычным людям всего лишь искрами, оставшимися от тех пожаров.