Пролог

Деревянное колесо старой телеги, неохотно проворачивается и скрипит всем нутром, а идет оно так косо, что кажется, будто постоянно грозится соскочить с толстой оси. Старая кляча, прущая телегу, даже не подумывает обходить ни один мало-мальски заметный ухаб, и от каждого удара злополучного колеса о дно очередной рытвины, раздается тихий стон… Правда, стонет не колесо, а лежащий на телеге человек.

Находясь в массивной железной клети, раненый и кое-как перевязанный мужчина пребывал в бессознательном положении. Если не брать в расчет грязную в основном от засохшей крови одежду и болезненный вид, его можно отнести к весьма выдающимся личностям. По крайней мере, выдающимся размерами — даже в таком положении видно, что его рост на порядок превышает средний человеческий, а мышцы… да что там, эта гора мышц с лихвой потягается в массе с тремя-четырьмя крепкими пахарями. Лицо имеет суровое, а возможно спесивое, выражение: широкие скулы, нос с ярко выделенными контурами, заметно выпирающий вперед подбородок — так или иначе его глаза оставались закрыты и сказать больше о его характере было затруднительно.

Зато дюжине солдат, шествовавшей позади телеги, на пленника было наплевать — двухдневная пешая прогулка по унылому пустынному тракту была не лучшим средством возбуждающим любопытство.

На лицах солдат читались усталость и апатия, они лениво переставляли ноги и имели такой вид, что казалось, одна только материя с гербом, наброшенная поверх кольчуг, имела пудовый вес. Припекающее солнце нещадно нагревало открытые шлемы из сырого железа, но солдаты, опасаясь кулаков шагающего впереди сержанта больше солнечного удара, не смели стягивать их с головы.