Сегодня мало кто задумывается над тем, что великие идеи равенства представителей всех стран и народов берут свои истоки в еврейской Торе.

Для того чтобы понять это, попробуйте перебрать в памяти знакомые мифы и легенды различных народов и вспомните, какие из них говорят о том, что все – абсолютно все! – люди на Земле ведут свое происхождение от общих предков. Но иудаизм настаивает именно на такой версии происхождения человечества. Более того – само число этих общих предков сведено к супружеской паре, чтобы подчеркнуть тем самым не только изначальное равенство всех представителей человечества, но и то, что люди, в отличие от животных, – это «штучный товар» и каждая человеческая личность уникальна.

Все представители рода человеческого, живущие сегодня на планете, согласно Торе, являются прямыми потомками библейского Ноя и его супруги, а через него – Адама и Евы, а потому всех людей независимо от их расовой или национальной принадлежности евреи называют «Бней-Ноах» – «сыновья, дети Ноя».

История Ноя, согласно Пятикнижию, мидрашам и другим еврейским источникам, представляла собой принципиально новую страницу в истории человечества. Дети, внуки и правнуки Адама и Евы, рассказывает Устная Тора, засучив рукава (если, конечно, у их одежд были рукава) стали осваивать землю, и уже в первые полтора тысячелетия своего существования достигли небывалого уровня технического прогресса. Однако выдающиеся достижения потомков Адама в области техники сопровождались невиданным падением нравов и нарушением заповедей Творца и Властителя мира. Обман ближнего, воровство, грабеж и даже убийство перестали считаться в эту эпоху чем-то из ряда вон выходящим, а сексуальная распущенность приобрела поистине невиданные масштабы. Не только люди, но и животные предавались всем мыслимым и немыслимым сексуальным извращениям, а так как межвидовые сексуальные браки в ту эпоху приносили потомство, то земля наполнилась невиданными монстрами всех мастей. В сущности, этот мир сам вынес себе приговор, он был обречен на медленное вымирание, и именно об этом состоянии мира и говорит Пятикнижие:

Впрочем, вопрос о том, чья точка зрения – раввинов или антропологов – в данном случае более убедительна, пусть решает сам читатель. А пока заметим, что за разрешением Ною вкушать плоть любых живых существ в Пятикнижии тут же следует запрет:

Согласно иудаизму, этот запрет является фундаментальной заповедью, касающейся всего человечества, то есть единственным диетарным ограничением, распространяющимся как на евреев, так и на неевреев.

Заповедь эту иудаизм включает в так называемые «Семь заповедей потомков Ноя», то есть те семь общечеловеческих заповедей, выполняя которые, любой нееврей может считаться абсолютным праведником перед Богом.

Нередко эту заповедь потомкам Ноаха толкуют необычайно широко – как запрет на жестокое обращение с любыми животными.

Как-то раз один ешиботник

[3]

в Бней-Браке – городе, большинство населения которого составляют ультраортодоксы,

[4]

уверял меня, что раз в год в один из городов Америки съезжаются почтенные раввины из десятков стран мира, в которых существуют еврейские общины. И не просто раввины, а выдающиеся знатоки законов кашрута. И съезжаются они на нечто подобное ежегодной научной конференции, в течение всего времени которой им предстоит… есть, есть и есть. В смысле «дегустировать, дегустировать и дегустировать».

За те несколько дней, в течение которых проводится это мероприятие, раввинам нужно удостоверить кошерность и перепробовать хотя бы по одному блюду из каждого кошерного вида животных, птиц и рыб.

Все это происходит за закрытыми дверями, и едят там действительно все виды живых существ, которые Пятикнижие определяет как кошерные. То есть не только банальную говядину и курятину, но и мясо горных козлов, зубров, оленей, лососину, жирафа, а раввинам евреев-выходцев из Йемена подают даже особый кошерный сорт саранчи.

Подобные съезды, по словам этого ешиботника, с точки зрения раввинов крайне важны, так как помогают сохранить традицию в области кашрута. Ведь уже в Средние века евреи, несмотря на всю свою замечательную историческую память, позабыли, каким именно птицам или млекопитающим соответствуют те или иные названия, приведенные в Торе. Поэтому в пищу было решено употреблять только тех живых существ, о которых точно известно, что они кошерны, – то есть существует четкая, никогда не прерывавшаяся традиция такого употребления, и в связи с этим становится понятна вся огромная важность ежегодных пиршеств, проводимых в США или Канаде.

Признаюсь, мне так и не удалось добыть убедительного подтверждения того, что этот рассказ является правдой и такие «конференции» раввинов проводятся на самом деле. Скорее всего, речь идет о современном еврейском фольклоре. Но вот традиция при определении кошерности того или иного вида пищи в иудаизме и в самом деле играет немалую роль. Хотя главным критерием в данном случае, безусловно, являются признаки кошерности, указанные в Торе.

Во все том же рассказе Пятикнижия о Всемирном потопе неискушенный читатель не может «не споткнуться» о некоторые странности указаний, которые дает Бог Ною:

Что это за странное разделение на «чистых» и «нечистых», и откуда о нем было известно Ною?!

Нужно сказать, что слово «чистый» является, мягко говоря, не очень удачным переводом ивритского слова «теhора». Само это слово отнюдь не означает, что речь идет о животном физически нечистом, нечистоплотном, вызывающем отвращение своим внешним видом, повадками или хотя бы вкусом своего мяса. Нет, под словом «теhора» понимается чистота особого рода, не видимая человеческим глазом и не воспринимаемая ни одним из наших органов чувств, – чистота, заложенная в самой природе данного животного, воспринимаемая исключительно самим Творцом. И не случайно других, не обладающих этим качеством ритуальной чистоты животных Пятикнижие называет не «грязными», а именно «не-чистыми», «ло-теhора».

Разгадку, в чем заключается принцип разделения всех живых существ на «чистые» и «нечистые», Пятикнижие дает, рассказывая о событиях, последовавших после Потопа:

В сущности, все разрешенные евреям в пищу живые существа перечислены в недельной главе «Шмини» третьей книги Торы «Ваикра» («Левит»):

На самом деле, слово «мерзость» в данном отрывке является не очень удачным переводом ивритского слова «шекец». Переводчики Торы попросту вынуждены были пойти на такой перевод, так как аналога слова «шекец» ни в русском, ни в каком-либо другом языке попросту нет: оно обозначает нечто запретное, находящееся вне рамок установлений Бога, от чего следует всячески отстраняться. Но вот фраза «мерзость они для вас», безусловно, повторяется вновь и вновь не случайно – тем самым Пятикнижие подчеркивает, что данные запреты распространяются только на евреев и никак не касаются представителей других народов. Неевреи свободно могут есть любые виды живности, запрещенной евреям, – если, конечно, они этого хотят.

Признаки кошерных, то есть разрешенных в пищу евреям рыб также определены в вышеприведенном отрывке предельно точно:

Талмуд спешит внести уточнение: «Если есть чешуя, то обязательно есть плавники. Если у меня кусок рыбы с чешуей, но не видно плавников, то его можно есть».

И снова скептически настроенный Менахем Дор решил проверить это утверждение мудрецов. Логика, которой он руководствовался, была проста: в реках, морях и океанах обитают тысячи видов рыб. Наличие у них плавников никак не связано с наличием чешуи, и наоборот. А значит, всенепременно должны найтись рыбы, у которых была бы чешуя, но не было бы плавников! Но все изыскания Дора вновь оказались безрезультатными: в мире не оказалось рыбы, обладающей чешуей, но не имеющей плавников. А значит, либо мудрецы Талмуда и в самом деле были куда более сведущи, чем современные зоологи, либо… иудаизм несет в себе некие знания, которые действительно были почерпнуты им из некого Сверхъестественного источника.

Как видим, несмотря на то, что Пятикнижие разрешает есть довольно большое число видов рыб (и, соответственно, их икру), немало видов рыб и так называемых «даров моря» оказываются вне этого списка. Всевозможные раки, креветки, крабы, устрицы, омары, кальмары и т. д., увы, являются для соблюдающего заповеди Торы еврея «шекецом».

С разделением птиц на кошерные и некошерные, на первый взгляд, дело обстоит проще всего: уже в цитируемой выше недельной главе «Шмини» названы те виды птиц, которые запрещены в пищу евреям. Ну, а если следовать старому вечному правилу о том, что все, что не запрещено – разрешено, то остальные виды птиц являются кошерными.

В последней книге Пятикнижия – «Второзаконие» – этот запрет повторяется, и снова называется 21 вид птиц, запрещенных евреям в пищу:

Переводчики Пятикнижия (как еврейские, так и нееврейские) лихо приводят названия хорошо известных современному читателю птиц, забывая, что уже во времена Второго Храма мудрецы спорили о том, о каких именно птицах в этом отрывке идет речь и правильно ли они понимают каждое его слово. Кроме того, как следует из самого текста, запрет распространяется не только на вышеперечисленных птиц, но и на их подвиды. А следовательно, чтобы не нарушить заповедь и не съесть ненароком вместо кошерной птицы некошерную, необходимо на основе вышеприведенного списка разработать некие критерии, на основе которых можно было бы безошибочно определить, относится ли данная птица к кошерным или нет. Отмечая, что из приведенного Торой списка однозначно следует, что все хищные птицы являются некошерными, составители Талмуда указывали на четыре признака кошерной птицы:

«…Священник сказал, что „не убий“ относится только к человеку. Животных, стало быть, убить можно. Мучить, сказал, нельзя. А убивать, надо полагать, можно. Но, действительно, убить – не мучая? Разве это достижимо? Только если, скажем, взорвать корову авиабомбой. Но тогда мяса не найдешь. А чтобы мясо осталось – надо ме-едленно, аккура-атно… Может быть, уговорить корову: ты, мол, не мучься, мы аккуратно перережем тебе горлышко, чтобы кровушка твоя вытекала… А мучиться не надо! Умри, родная, спокойно и весело. Потому что ТАК НАДО. Нам надо. И Бог дозволяет.

Вот не могу я, друзья, во всем разобраться…»

Думается, подобные мысли не раз возникали не только у опубликовавшего эти свои заметки в Интернете Ю. Золотарева, но и почти у каждого нормального человека: насколько морально то, что мы употребляем в пищу мясо животных? Не является ли забой животного, по сути дела, таким же преступлением, как и убийство человека?

Автор этой книги не знает, о каком именно священнике говорит Юрий Золотарев, но в данном случае это и неважно. Мысль, высказанная этим священником неизвестного вероисповедания, скорее всего, православным, о том, что заповедь «не убий» относится только к человеку, что животных нельзя мучить, но можно забивать для употребления в пищу, предельно четко совпадает с позицией по данному вопросу и иудаизма, и ислама.

Однако вслед за этим неминуемо встает вопрос о том, можно ли убить животное не мучая.

Понятно, что если забой животного в строгом соответствии с еврейской традицией является своего рода искусством, требующим от человека множества специфических навыков и знаний, то резником может быть далеко не каждый. И тем не менее трактат «Хулин» поначалу провозглашает:

Казалось, все так просто – «шхите» можно обучить любого и любому человеку ее можно доверять, кроме мальчика, которому еще не исполнилось 13 лет, глухонемого и душевнобольного. Последние ограничения тоже понятны: негоже подпускать ребенка к забою скота, так как, во-первых, это может воспитать в нем жестокость, а во-вторых, у него могут не выдержать нервы, дернуться рука – и вместо того чтобы сделать разрез на шее животного, он совершит «халаду» – проткнет ее ножом. То же самое может произойти с человеком, страдающим психическим заболеванием или эпилепсией. Ну, и, наконец, как в случае с ребенком, так и с психически больным и глухонемым человеком нельзя быть до конца уверенным в их намерениях – то есть в том, что они забивают животное исключительно для того, чтобы его мясо было использовано в пищу, а не с какими-либо другими целями.

Но обратим внимание: вроде бы проведение забоя можно доверить даже этим людям, если за правильностью, кошерностью их действий наблюдает опытный специалист.

Однако вскоре выясняется, что все ой как непросто. К примеру, если Талмуд в начале говорит: «Все могут…», то значит, и любого нееврея, если известно, что он уважает еврейскую традицию, можно обучить «шхите» и доверить ему кошерный забой животного. В качестве примера таких неевреев Пятикнижие приводит кутим – народ, переселенный Навуходоносором в Эрец-Исраэль, воспринявший у евреев веру в Одного Бога и начавший исполнять заповеди Торы. Поначалу евреи и в самом деле доверяли кутим, но потом выяснилось, что лишь часть из них и в самом деле строго соблюдает Тору, а часть соблюдает так, как ее понимает, – к примеру, молится идолу голубя, считая его зримым образом Бога. Но так как неизвестно, кто из кутим действительно исповедует монотеизм, а кто остался идолопоклонником, то еврейские мудрецы приходят к выводу, что неевреям произведение «шхиты» доверять нельзя.

И так, как же должен производиться кошерный забой животного в соответствии со всеми требованиями еврейской традиции?

Для начала животное должно быть доставлено на место «шхиты». Это может быть и просто двор резника, или, скажем, специально приспособленное для этого место на рынке.

Резник, предварительно совершивший омовение в микве

[13]

для того, чтобы очиститься от ритуальной нечистоты, должен сначала тщательно осмотреть каждое предназначенное для забоя животное и убедиться, что оно живо, так как, понятное дело, дохлое животное по определению является падалью и делать «шхиту» ему нельзя.

Однако резник должен также убедиться и в том, что речь не идет об умирающем, находящемся в состоянии агонии животном, способном испустить дух в любой момент, в том числе и в тот момент, когда он поднесет нож к его горлу – то есть будет непонятно, успел ли он совершить «шхиту» или животное сдохло мгновением раньше. Если животное испражняется, двигается и подает голос, резник делает вывод, что оно живо и пригодно для «шхиты». В то же время он может отменить «шхиту», если животное только лежит, а его движения носят несколько странный характер. К примеру, если животное конвульсивно сгибает ногу и долго не распрямляет ее или наоборот – такие движения могут быть признаками агонии.

Наконец резник умывает руки, произносит благословение, берет в руки нож и… наступает самый решающий момент «шхиты».

Время от времени в той или иной стране мира защитники прав животных объявляют новую кампанию по борьбе с еврейским, а заодно и мусульманским способом забоя скота и птицы.

Ничего нового в подобных компаниях, увы, нет – во все времена в истории самых различных стран выдвигались подобные требования. И во все времена было понятно, что за фасадом ханжеской заботы о несчастных животных на самом деле скрывается очередная попытка выжить евреев из страны, сделать их существование в ней невозможным – ведь, как уже было сказано, евреи не могут есть мясо животных, умерщвленных каким-либо способом, отличным от того, который предписан иудаизмом. Следовательно, запрет на осуществление «шхиты», по сути дела, равносилен для евреев запрету употреблять мясную пищу, требованию начисто исключить ее из рациона. А ведь считается, что мясо способствует лучшей работе мозга, и потому оно просто необходимо тем, кто изучает Писание! И потому когда близкие к властям юдофобы добивались от них принятия подобного решения, лидеры еврейской общины немедленно предпринимали самые активные меры для его отмены.

С этой борьбой евреев за право осуществлять кошерный забой связана весьма забавная история, происшедшая в 1931 году в Польше. В том достопамятном году премьер-министр Польши Бартел уже почти было поддался увещеваниям своего духовника ксендза Чечака, и готовился подписать указ о запрещении проведения еврейской «шхиты» на всей территории Польши. Когда об этом стало известно в еврейских кругах, к премьер-министру была направлена делегация во главе с одним из величайших раввинов ХХ века Хафецом Хаимом – равом Исраэлем-Меиром Ха-Коэном. Раввину в то время шел 93-й год. Кроме него, в состав делегации вошли видные представители еврейской общины Польши, а также сенатор Ашер Мендельсон. Перед встречей Мендельсон предложил Хафец Хаиму свою помощь в качестве переводчика, но тот отказался. Обращаясь к премьеру Польши, Хафец Хаим, разумеется, говорил на идиш, причем говорил очень долго. Когда он закончил свою речь, сенатор Мендельсон все же предложил Бартелу хотя бы тезисно перевести основные моменты речи Хафец Хаима.

– Не нужно, – покачал головой Бартел. – Я понял все, о чем просил почтенный раввин, – ведь слова, идущие от сердца, не нуждаются в переводе. Передайте ему, что его просьба будет исполнена.

А Хафец Хаим, вернувшись домой, потом еще долго убеждал всех своих учеников и знакомых, что знание каких-либо языков, кроме иврита и идиша, для еврея совершенно не обязательно. «Вот я говорил с премьер-министром на идише, и тот все понял!» – говорил он.

В главе, посвященной профессии резника, перебирая еврейские «мясные» фамилии, мы мельком упомянули и фамилию Менакер. И вот сейчас, кажется, и пришло время поговорить о том, кто же такой менакер, более подробно. Потому что, как уже было сказано, для того чтобы мясо было кошерным, мало взять кошерное животное. Мало даже забить его в соответствии со всеми требованиями еврейского Закона. Мясо будет названо кошерным лишь после того, как тушу освежуют, разделают, осмотрят все жизненно важные органы, удостоверившись в том, что забито было вполне здоровое, жизнеспособное животное, и затем проведут высаливание мяса, чтобы удалить из него кровь, категорически запрещенную в пищу евреям.

Но еще прежде, чем приступить к разделке туши, возле забитого животного появляется менажер – специалист, умеющий удалять из его тела те ткани и органы, которые запрещены евреям в пищу даже в мясе кошерных животных. Речь идет о нутряном жире и так называемой жиле «гид ханаше», расположенной в бедренной части правой задней ноги животного.

Причем если большинство законов кашрута никак не обосновывается, то запрет на употребление в пищу жилы «гид ханаше» напрямую связан с данью, отдаваемой евреями памяти праотца Иакова, от которого они происходят.

Да, конечно, историю, которая легла в основание этой заповеди, можно считать легендой. Но книга «Бытие» приводит такие мельчайшие ее подробности, которые просто трудно придумать и в которых составители легенд обычно совершенно не нуждаются. Она рассказывает о том, как, расставшись, пусть и весьма холодно, но все же мирно со своим тестем Лаваном, Яаков вместе со своей многочисленной семьей останавливается перед небольшой речкой Ябок, и сегодня протекающей на границе между современными Ливаном и Израилем. Он возвращается на родину после более чем тридцати лет отсутствия, и страх перед братом Исавом, перед тем, что тот не забыл историю с «украденным благословением», вдруг снова охватывает его. Иаков посылает нескольких слуг сообщить брату о своем возвращении, но те вскоре снова появляются в развернутом им палаточном лагере и сообщают, что Исав уже обо всем знает и идет ему навстречу с четырьмя сотнями своих людей. Четыре сотни человек – это, по тем временам, целая армия, и, таким образом, Иакову становится ясно, что Исав все помнит, ничего не простил и собирается сполна поквитаться с ними за прошлое.

В этой ситуации Иаков, во-первых, разделяет свою семью, своих людей и свое имущество на два стана – в случае, если Исав нападет на него, пока он и его воины будут уничтожать все живое в первом лагере, второй сможет спастись бегством и укрыться в земле его тестя Лавана. Во-вторых, он направляет Исаву богатые подарки в надежде задобрить его и добиться примирения с братом. А в-третьих – на тот случай, если последняя мера не подействует, – он начинает готовиться к смертельной схватке.

Среди многочисленных запретов, которые Тора налагает на еврейский народ, особое место занимает повторяющийся в ней пять раз запрет на употребление в пищу крови какого бы то ни было животного или птицы. Впервые мы встречаем его в девятой главе книги «Бытие»:

Но здесь ясно, что речь идет о запрете есть плоть и пить кровь еще живого животного, и так как этот запрет адресован Ною и его детям, то он касается всего человечества. Однако в книге «Левит» этот запрет повторяется трижды (3:17, 7:26–27 и 17:10–15). И не просто повторяется, а расширяется на любую кровь, в том числе и кровь забитого по всем правилам животного. Но вот сама сфера действия запрета сужается – он касается только еврейского народа и тех неевреев, которые поселились в еврейской среде, став таким образом членами еврейского общества. При этом в тексте книги дается более-менее ясное объяснение смысла данного запрета и наказания, которое постигнет ее нарушителя:

Нигде больше в тексте Торы так настойчиво, с небольшими вариациями не повторяется одна и та же мысль, как в этом отрывке. Вновь и вновь Бог напоминает о том, что душа каждой плоти в крови ее, что евреям и тем, кто связал с ними свою судьбу, категорически запрещено употреблять кровь в пищу и что за это преступление следует самое страшное из всех возможных наказаний – уничтожение души, «карет».