Альбигойская драма и судьбы Франции

Мадоль Жак

Книга Ж. Мадоля посвящена родному из интереснейших периодов мировой истории — альбигойскому крестовому походу и присоединению Лангедока к Французскому королевству (1209–1249), событиям, которые знаменуют собой начало эпохи консолидации французского национального государства.

Книга написана живым, образным языком и рассчитана не только на историков профессионалов, но и на широкий круг читателей.

ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА

Книга Ж. Мадоля посвящена одному из периодов истории Франции, и, без сомнения, она будет полезна и интересна не только тем, кто интересуется европейской историей, но и позволит многое понять в развитии Руси XIII в. Казалось бы, ее предмет — еретическое движение, охватившее всю южную Европу, — бесконечно далек от Руси, но это не так. Действительно, именно в XIII в. возникает пропасть, отделившая православную Русь от католической Европы. Немалую роль в этом действительно сыграл Александр Невский (ум. 1262 г.), но объяснение его позиции кроется именно в событиях первой половины XIII в.

Раскол мировой христианской церкви на православную и католическую окончательно оформился в 1054 г., но в умы и сердца осознание этого факта проникло гораздо позже. Игумен Даниил, путешествовавший в Палестину в начале XII в., ничего плохого не пишет о иерусалимском короле Бодуэне Бульонском или о крестоносцах. Южнорусская летопись искренне скорбит о взятии турками Иерусалима, а погибшие в 1190 г. крестоносцы прямо названы «святыми мучениками» (ПСРЛ. Т. 2. Ст. 667–668). Автор «Слова о полку Игореве» (до 1205 г.) прекрасно осведомлен, что Ярослав Галицкий (1152–1187) посылал своих воинов в крестоносное ополчение.

Настоящий удар по романтическому отношению к отвоеванию Святой земли нанес IV крестовый поход, закончившийся захватом Контантинополя. Свидетелями этого были русские купцы и паломники, первые известия об этом событии пришли на Русь еще в конце 1204 г., а вскоре появляется подробное описание взятия города. Характерно, что обе эти записи относятся к Новгороду (Новгородская летопись старшего и младшего извода), теснее всего связанному с Западом, в частности, с Германией. Захват произошел вопреки воле папы Иннокентия III. Рядовые люди могли этого не знать, но князья должны были вскоре получить исчерпывающую информацию, и это не могло не повредить престижу Святого престола.

И это было еще не все. В 1199 г. тем же Иннокентием III был образован Тевтонский орден, а в 1202 г. возник орден Меченосцев. И тот и другой ставили своей целью защиту католических Германии и Польши от славянских и прибалтийских язычников. Но очень скоро польские князья, собственно и пригласившие Тевтонский орден, столкнулись с его крайней агрессивностью. Распространение христианства отошло на второй план, а во главу угла стал захват территорий. На страницах книги Мадоля читатель найдет волнующие описания аналогичных событий в Окситании. Все же южане были ближе северянам-французам, чем славяне-поляки немцам; стоит ли удивляться тому, что цели ордена» так скоро были забыты на Балтийском побережье. Результат не замедлил явиться: в 1236 г. соединенные силы литовских язычников и русских христиан наголову разбили меченосцев под Шяуляем. В следующем году орден был слит с Тевтонским.

В 1241 г. орден попытался захватить Псков под набившим оскомину предлогом защиты прав законного князя Владимира; чем кончалась подобная защита, можно было легко представить — в 1204 г. крестоносцы тоже поначалу защищали права законного императора из дома Комнинов.

ВВЕДЕНИЕ

Об альбигойском крестовом походе и катаризме написано много; об инквизиции, победившей катаров, также. Сколько-нибудь значительная библиография по одному из этих трех вопросов заняла бы бессчетное количество страниц. Однако, если основные факты достаточно хорошо известны, то многие детали пока покрыты мраком, который все еще не рассеялся, а к исследованиям примешиваются страсти. В качестве доказательства приведу лишь работу Пьера Бельперрона 1942 г. «Крестовый поход против альбигойцев и присоединение Лангедока к Франции (1209–1249)»

[1]

Прежде всего нужно воздать должное объему и достоверности информации. Бельперрон был не только издателем, он был историком, который умел работать. Он с полным основанием полагал, что надо наконец отреагировать на романтический рассказ Наполеона Пейра

[2]

, доставлявший наслаждение нашим дедам. Протестантский пастор, ученик Мгапле

[3]

, тот взял многое от пламенной натуры своего учителя. Он страдал с гонимыми катарами, как если бы они были его отцами по вере. Он видел в римской церкви Зверя Апокалипсиса, бесстыдно восседающего на водах и попирающего правосудие и истину. Он давал аргументы антиклерикалам Юга, полагавшим, что они должны отомстить церкви за давнее оскорбление. Жорес и Комб

[4]

, лангедокцы, тоже были знакомы с книгой Наполеона Пейра.

Однако когда слишком страстно борются за правду, случается, что ее искажают. Пейра наивно верил во все, что включил в свой труд, и с тем же простодушием отбрасывал остальное. Он стоял у истоков долгой традиции, вскормившей много душ, но большей частью постным мясом. Беллетрист вроде Мориса Магра

[5]

волен принимать всерьез легенду об Эсклармонде де Фуа; но серьезный историк обязан вернуть этой личности ее истинное значение. На самом деле мы немного знаем об этой знаменитой женщине. Возможно, легенда о ней содержит некоторые достоверные факты, но никаких доказательств этого нет. Мы должны смириться с тем, что плохо представляем себе человеческий облик глав катарского движения. В большой степени в этом вина инквизиторов, которые мало интересовались человеческой сущностью своих жертв, иначе у них не хватило бы духу послать их на костер. Но это и благородная вина самих катаров, не придававших никакого значения своей смертной оболочке.

Можно было бы заполнить эти белые пятна при помощи воображения, но тогда незачем писать исторические труды. Историю после Наполеона Пейра следовало переписать, что и сделал Пьер Бельперрон. Но если историк не должен быть легковерным, то он все же должен испытывать хоть немного сочувствия к тем, о ком он рассказывает, иначе он рискует совсем их не понять, у Бельперрона же не было ни малейшей симпатии ни к катарам, ни к южанам, о несчастьях которых он повествует. Он писал в то время, когда Франция была растоптана нацистами, а правительство Виши

Столь пристрастная история требовала ответа. Его взяла на себя Зоя Ольденбург. В 1959 г. в «Костре Монсегюра»

Годом позднее в Барселоне на каталонском языке появилась еще одна серьезная книга, и можно только пожелать, чтобы ее перевели на наш язык: Жорди Вентура «Педро Католик и Симон де Монфор»