Утренние лучи, упав с прозрачного небосклона, медленно заливали золотом покосившиеся хибары Мокрого города, осторожно обнимая особо угрюмые строеньица, погружённые в зловонные ямы песчаных провалов. Здания угрюмо косились на жизнерадостное светило крохотными оконцами, наглухо закрытыми дощатыми щитами. Было видно, что яркому свету здесь вовсе не рады.

Оборванные прохожие, с опухшими одутловатыми лицами спешили по узеньким проходам, перепрыгивая через отвратительные кучи разлагающихся рыбьих внутренностей и глухо переругивались между собой. Приходилось поторапливаться, чтобы заполучить хоть какую-нибудь работу в гавани.

Хорошо тем, то имеет какую-никакую посудину! Тот может ловить рыбу, перевозить небольшие грузы, избегая надзора таможни, либо наоборот — помогать властям, выслеживая своего же брата — контрабандиста. Все работы опасны, некоторые — смертельно опасны, но это — работа, а следовательно — возможность прокормить семью. Куда хуже часами бесполезно торчать на пирсе, ожидая не смилостивится ли кто-то из судовладельцев.

Парень, кутающийся в плащ из тяжёлого шёлка, разительно отличался от всех остальных прохожих. Подобная одежда была определённо не по карману кому-либо из спешащих оборванцев, злобно косившихся на хлыща, невесть каким ветром занесённого в их трущобы. Сапоги тонко выделанной кожи осторожно ступали между зловонных луж и отбросов, а предмет, выпирающий из-под ткани плаща не мог быть ничем иным, кроме шпаги. В общем, менее подходящего для Мокрого города персонажа, ещё стоило поискать.

Всё это время внимательные серые глаза пристально следили за каждым шагом незнакомца. Рот, пересечённый парой давно заживших шрамов, выдохнул:

Стоило капитану подняться на борт, как неизвестно откуда, словно чёртик из коробки, выскочил вахтенный матрос. На заспанной физиономии физиономии белыми конфетти блестели рыбьи чешуйки и это придавало молодому моряку весьма комичный вид. Покосившись на незнакомца, вахтенный начал доклад об отсутствии каких-либо происшествий, но Джонрако лишь взмахнул своей лапищей отослав прочь. Матрос исчез из виду ещё быстрее, чем появился.

Капитан покосился на спутника, пытаясь оценить впечатление от явления этого шута горохового. Однако парень казался поглощённым изучением оснастки и Собболи облегчённо вздохнул, поклявшись всеми морскими чертями, что нерадивый засранец грядущий рейс проведёт вычищая палубу до зеркального блеска. Поскольку капитан никогда не бросал слов на ветер (даже если они не были произнесены) несчастного ожидало весьма нерадостное будущее.

— А почему та девушка сказала, что лишь Морской Чёрт готов немедленно отправиться в плаванье? — поинтересовался парень, окончив свою инспекцию и поворачиваясь к мореходу, — на мой, неискушённый взгляд, состояние вашего судна ничем не отличается от других, мимо которых мы шли сюда.

— Проклятые болтливые дети шлюх! — капитан был готов продолжать, но вспомнил, что он не один и осёкся, — здесь ни черта невозможно скрыть от посторонних глаз и ушей. Начни трахать шлюху — советами замучают! Дело в моём последнем фрахте, будь он трижды неладен! Мы готовились выйти в море не меньше чем на пять месяцев — загрузили запасы пищи и пресной воды. — чтобы можно было не задерживаться в дороге: наниматель требовал срочной доставки. Новый такелаж стоил уйму денег! Оставалось загрузить товар.

— И что?

— Не соглашусь? — Джонрако недоверчиво уставился на собеседника, — После того, как ты показал…Кстати, самое время проверить, настоящие ли они. А ну ка, приятель, достань свою шкатулочку ещё раз. Думаю, теперь нам нечего опасаться глаз какого-нибудь любопытствующего засранца.

Рука Хастола нырнула за отворот плаща и осторожно поставила на стол давешнюю коробочку. Однако капитан не торопился изучать содержимое. Вместо этого, он повернулся к стене и нажав незаметную планку, открыл потайное отделение. Заслонив его широкой спиной, Джонрако принялся рыться в нише, неразборчиво бормоча себе под нос. Однако, пел ли он одну из бесконечных моряцких песен или обсуждал скрытые предметы, никто сказать бы не мог, уж больно тихим оказалось это бормотание.

Наконец мореход повернулся, сжимая в огромной пятерне весьма хрупкий, на вид, инструмент, состоящий из множества линз разного размера, вправленных в хитрую конструкцию, напоминающую тройную спираль. Опиралось приспособление на маленький столик, снабжённый зажимами, похожими на лапки паука.

Продолжая бормотание, капитан поставил приспособление на стол и открыл шкатулку. Некоторое время Собболи, прикрыв глаза, рассматривал сияющее содержимое, а затем в его толстых пальцах появился крошечный пинцет, которым он осторожно вытащил из потёртой коробочки нечто плоское, напоминающее сверкающее крыло бабочки. Это нечто, отзывалось на каждое движение воздуха тонким гулом, извиваясь точно пойманная ящерица. Пытаясь избежать этого, мореход совершенно затаил дыхание и лишь после уложил нервную пластинку на подставку устройства, прижав паучьими лапками фиксатора.

Стоило ему сделать это, как линзы прибора пришли в движение и начали перемещаться по спиралям, выстраиваясь в одну линию, причём самая большая опустилась к сияющей плоскости, а в самую малую, капитан посмотрел, продолжая сдерживать дыхание. После этого, некоторое время, ничего не происходило: Джонрако внимательно рассматривал странную штуковину, чьё сияние несколько поблёкло, а парень, отвернувшись, изучал одну из карт на стене.

Высокие фигуры, блистающие длинными кольчугами и глухими шлемами, молча разошлись в стороны и вскинули руки в латных рукавицах, отдавая честь долговязому человеку, с головы до ног, обряженному во всё чёрное. Но невзирая на свободный покрой тёмного плаща, трепещущего под порывами ветра, особенно яростного на вершине башни, было ясно, что рослый человек определённо не страдает от избытка веса. Скорее на ум приходили определения: худощавый и тощий.

Ветер тщился сорвать глубокий капюшон, низко надвинутый на лицо путника, которому гвардейцы уважительно уступали дорогу, но кусок ткани упорно сопротивлялся попыткам ураганных потоков и продолжал скрывать черты лица незнакомца. Точно так же пряталось и остальное тело, словно по спиральной лестнице поднялся не живой человек, а некий тёмный дух, принявший его обличье. Даже бесстрашные гвардейцы ощущали нечто эдакое и отдав честь, жались к стенам, пытаясь оказаться подальше от сумрачной фигуры. Однако пришелец словно и не замечал поведения солдат, продолжая преодолевать сопротивление урагана и двигаясь в сторону тёмного проёма в стене Башни.

Этот вход не охранялся. Не было нужды. Если бы некий, излишне ретивый страж, осмелился ступить на площадку, украшенную золотистой плиткой, со стилизованным изображением глаза в центре каждой, то тут же осознал бы, какую непоправимую ошибку совершает. Если бы успел.

По обе стороны распахнутого зева входа возвышались изваяния странного существа, при одном взгляде на которое мороз драл по коже. Не было понятно, что именно вызывало отрицательные эмоции: то ли гротескные очертания расплывающейся фигуры с многочисленными щупальцами, то ли угрюмый, почти живой, взгляд жутких глаз, но никто, из немногочисленных посетителей, не пытался задержать свой взгляд на странных скульптурах.

Однако, неизвестный, кем бы он ни был, напротив, задержался и приласкал каждую тварь, проведя по гребню рукой, затянутой в чёрную перчатку. В самом жесте присутствовала некая странность, словно любящий отец касался любимого чада. Уделив внимание обеим изваяниям, тёмная фигура нырнула в чёрную бездну входа, исчезнув в непроглядной тьме.

— Послушай-ка, Далин, — Джонрако повернулся к своему помощнику, — Неужто ты действительно решил, будто я намерен весь этот распроклятый вечер таскаться с тобой по трактирам, извлекая нас свет божий всех этих жалких пьяниц, которых я почему-то называю командой? Ты глубоко заблуждаешься, приятель! Так вот, заруби на своём уродливом носу: завтра мы выходим в море и обеспечить присутствие на «Чёрте» команды — твоя непосредственная обязанность. Если лоханка выйдет в море недоукомплектованной, выполнять обязанности недостающих говнюков будешь лично ты.

— Да но, — проворчал рослый мужчина с огромным животом, куда падала окладистая борода, концы которой были заплетены в косички, — Я же не смогу самостоятельно дотащить некоторых ублюдков, нализавшихся до полной неподвижности! Взять хотя бы Партариса — это парень на голову выше меня и…

— Отвали от меня! — рявкнул Джонрако, — Акула тебе в промежность, засранец! Мало тебе того, как ты достаёшь меня в плавании, так и на суше от тебя покоя нет. Подбери себе авральную команду, из тех, кто ещё способен держаться на ногах и действуй, — капитан собрался с силами и рявкнул во весь голос, — А теперь — отвали от меня! Я намерен выпить перед выходом и если ты управишься до полуночи, приходи — я сам налью тебе пару стаканов Зацкого Грифоньего.

Громкие вопли капитана не привлекли постороннего внимания, что было понятно: они оба находились около трактира «Пьяный юнга», славящегося приличной кухней, крепкими напитками и шумной компанией. Вот и сейчас из-за двери, над которой висело изображение привалившегося к мачте мальчугана с бокалом пива в руке, доносились обрывки песен, популярных среди моряков, прерываемые взрывами хохота и звоном сталкивающихся бокалов.

Трактир располагался в той части Мокрого города, которая вплотную примыкала к порту, поэтому среди посетителей «Юнги» напрочь отсутствовали посторонние. Обычные горожане и бандиты предпочитали другие заведения, а сюда заходили лишь моряки да те сухопутные крысы, которые питались от моря. Изредка заглядывали жулики, пытавшиеся обобрать пьяных мореходов, но их частенько находили в соседних переулках с перерезанной глоткой.